Воспоминания (перевод на русский)

С большим волнением и благоговейным трепетом пытаюсь я воскресить на этих страницах память о моем городе, коего больше нет, лишь немногие из еврейских его жителей спаслись во время и после Катастрофы. Я родился в этом городке, прожил в нем все мои годы, прошло 50 лет с тех пор, как я покинул Шабо и поднялся в Эрец Исраэль, но и сейчас обвожу я мысленным взором ту маленькую еврейскую общину Шабо, с ее братствами и людьми, освещенными драгоценным сиянием, и из бездны забвения вознесу я их, дабы увековечить их память. Потому что вместе с ними я проделал долгий путь, вместе мы создавали наш образ жизни и наш народный быт, мы лелеяли Сион, такой далекий и близкий, мы испытывали общий гнев, мы воспитывали себя и детей на наследии наших предков и любви к Израилю. Теперь на склоне лет я питаю душевную потребность увековечить память о членах еврейской общины в Шабо и источник, к коему припадали и погибшие наши братья, и выжившие.

Город, его вид и жители

Шабо достаточно известен, но сомневаюсь, чтобы кто-то пытался исследовать историю города и всего, что с ним происходило. Есть основания полагать, ведь Шабо был основан около 200 лет назад. Местность была незаселенная. Пейзаж был дикий, кругом пустыня. Первые шаги для того, чтобы вдохнуть жизнь в эту пустошь принадлежали российскому царскому правительству, оно пригласило немцев для поселения, раздало им наделы и обеспечило значительными льготами для освоения этого отсталого региона. Именно поэтому их было так много среди общего числа жителей. В определенные периоды численность их достигала примерно 750 000 человек.

В Шабо было три области*

Северный район, в сторону близлежащего города Аккерман, назывался Колония. В нем проживали в основном французские, германские, швейцарские переселенцы, возможно, других национальностей. Среди них были зажиточные люди, имеющие состояния. Большинство из них были трудолюбивыми и прилежными работниками. С годами жители этого района учреждали крупные земледельческие хозяйства, винодельни, роскошные дома, просторные дворы, коровники, конюшни и т. д. Хозяева колоний нанимали русских крестьян для работы на фермах за достаточно скудную плату, хотя обычный их рабочий день начинался с рассветом и заканчивался с заходом солнца.

Район Колония был очень ухоженным и радовал глаз: красивые дома с красными черепичными крышами были окружены садами, что придавало им приятный вид, улицы были просторными, по обочинам дорог высились различные деревья и издалека открывался впечатляющий вид на виноградники и поля. Помню, в детстве я всегда мечтал, что на Земле Израиля мы будем строить свои колонии по образцу и подобию этой колонии. Жители этого района считали себя "привилегированными" и следили за тем, чтобы к ним не заходили, так называемые, неполноценные национальности..., особенно, чтобы, не дай бог, туда не попадали евреи. Невзирая на это, многие наши еврейские братья проникали туда в летний сезон. Поскольку климат там был приятен и полезен для здоровья, Колония стала для евреев местом летнего отдыха и восстановления сил. В преддверии лета эти привилегированные жители Колонии сдавали комнаты в своих квартирах евреям, а также снабжали их свежими молочными продуктами и столовым виноградом лучших сортов, коих было там в изобилии. Цена была не каждому по карману, но добрая репутация и здоровый климат делали свое дело: многие жаждали отдохнуть там и щедро за это платили.

В отличие от великолепной Колонии жители южного региона, обращенного к Черному морю, были бедны, а хозяйства их были малыми и отсталыми. Большинство из них были крестьянами-украинцами, кое-где встречались и еврейские семьи. Вся местность была, как говорили у нас, «скудная», дома-убогие и низкие, глинобитные, с соломенными крышами. Хозяйства были слишком мелкими, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Посему тамошние обитатели нуждались в сезонных работах и любом другом заработке, лишь бы обеспечить себя самым насущным. Бездна пролегала между двумя этими районами.

Между северным и южным районами тянулся третий район, его называли «Пасадо-Шабо», в котором жили украинцы, немцы и наши еврейские братья, каждый в своей среде... В этом районе также были сосредоточены властные и другие государственные учреждения, большой рынок, ремесленные мастерские, магазины, скотобойни и так далее.

Вдоль всех трех районов, с восточной стороны, на 10 километров протекали воды Лимана (приток Днестра), впадая в Черное море. Вода Лимана была спокойной, тихой и прозрачной, источающей вокруг себя приятный и ясный свет.

Днестр совсем не походил на Лиман, он казался отдельной рекой со своим цветом, своим ритмом, неизмеримо более сильным, чем у Лимана. Лично мне связь между Днестром и Лиманом казалась такой же, как между Иорданом и нашим Галилейским морем… Берег реки покорял нас своей первозданной красотой и неизбывной мощью, мы проводили там много-много часов, всякий раз заново поражаясь окружающему нас великолепию.

Стоит отметить, что в Лимане водилось множество хорошей рыбы всех видов, которая кормила окрестное население и даже вывозилась, и было ее вдоволь на столах одесситов, а Одесса от Шабо примерно в пятидесяти километрах.

Благодаря свежему и хорошему климату, тихим водам Лимана, просторам полей с виноградниками и богатым их урожаем, множеству разновидностей рыб и дивному виду, Шабо прославился на всю большую Россию. Как будто сама природа указывала это место как лечебное и умиротворяющее. Оттого и называли это место еще и “кур-орт” (место излечения).

Летний сезон там начинался уже весной, сразу после Песаха, и длился он пять-шесть месяцев, до поздней осени, когда собирали последний урожай винограда. Как я уже упоминал, отдыхающие были в массе своей, а возможно, что и полностью, евреи, в основном, из Одессы. Были среди них были богатые и состоятельные, но и простолюдины находили способ «хорошо провести время» в Шабо и понежиться в Колонии. В сезон летнего отдыха сюда приезжали около двух тысяч людей извне. Они находили здесь спасение от гнетущей жары большого города и укрывались в тени окрестных рощ, на свежем и прохладном воздухе.

Многие из приезжающих страдали от всевозможных недугов и болезней и посещали Шабо по совету врачей. Помнится, среди отдыхающих были и прославленные писатели, такие как Бялик, Черниховский, Равницкий, Черновиц (молодой раввин), Прог, Чудновский и др. Помимо экономического благополучия, которое несли с собой гости - отдыхающие, они также привносили нам культурную атмосферу, дарили много впечатлений и приятных воспоминаний.

Еврейская община в Шабо

Когда в Шабо появились первые евреи? - Я не могу ответить на этот вопрос. Очень вероятно, что первые евреи-поселенцы проникли в город в самом начале заселения. Они приезжали со всей Великороссии, Литвы, Польши, Украины, Кавказа и т. д. Следовательно, иммигранты приносили с собой разный образ жизни, поведение, непохожие обычаи, все это установилось у них на Родине. Даже молились они по-разному. Но с годами все это слилось воедино и что-то сложилась нечто общее для всей еврейской общины.

Во времена моей юности в еврейской общине Шабо насчитывалось около шестидесяти семей, лишь немногие из них были богаты, большинство упорно боролись за свое скромное существование. Многие члены еврейской общины занимались торговлей, но были и ремесленники, служащие, возницы, мясники - как всегда было у евреев в городах диаспоры. Следует особо отметить, что и виноделы, коих было немало в Шабо, нанимали евреев на давильнях или для торговли вином.

Как и во всех местечках, и у нас были люди в высшей степени религиозные, соблюдающие все, вплоть до мельчайших деталей, вся жизнь которых велась в соответствии с Торой и традицией, но были также и светские семьи. И образ жизни, и их одежда были несхожи с таковыми у религиозных семей. Стоит отметить, что даже светские жители не отчуждали себя от наследия предков, а оставались неразрывно связаны с еврейской традицией и религией. Можно сказать, что каждый еврейском дом нашего местечка дышал национальным еврейским духом. В канун шабата и праздников еврейская община была вся проникнута духом субботы и праздника. В каждом доме горели субботние свечи и обязательно были накрыты столы с праздничными яствами. Перед шабатами и праздниками простые евреи из народа, занятые обычно повседневной своей работой, превращались в евреев совершенно других - людей шабата и праздников. Так было у нас и во всех местечках Бессарабии и Украины. В сезон летнего отдыха наша синагога была слишком мала, чтобы вместить всех молящихся, и это особенно ощущалось в праздники и Дни Трепета. Для общей молитвы приходилось арендовать залы и просторные помещения в частных домах в различных местах.

Я очень хорошо помню старую синагогу на главной улице в районе "Фасад". Это был духовный центр, своего рода небольшой храм той маленькой общины. Женская половина (ezrat nashim) отделялась от большей части, предназначенной для мужчин стеной с вытянутым в восточную сторону притвором (polush). В восточной части синагоги был встроенный в стену Арон А-Кодеш со сложенными на хранение книгами Торы и религиозными принадлежностями. Как и в других синагогах, над Арон А-Кодеш реяли херувимы, расправив крылья. Арон А-Кодеш покрывал парохет (prucha) с вышитыми золотыми буквами. Рядом с ним была кафедра (amud), куда выходил ведущий молитву или кантор. В центре синагоги находился большой квадратный стол, с обеих сторон от него стояли два уважаемых избранных общиной габбая: р. Берл Штейнберг и р. Йоель Меирзон, да будет благословенна его память. Они вызывали прихожан подняться к Торе, кто-то был восходил как шмоне (мафтир или шлиши), кто-то на обычное восхождение. У того стола стоял также читающий Тору р. Биньямин Каминкер, да будет благословенна его память, который был еще и резником Шабо.

Помимо молитвы, синагога использовалась также как место для совершения обрядов хупы и кидушин, для празднования бар-мицвы, для поминальных дней (яр-цайтен), которые евреи Шабо проводили всегда должным образом. Синагога была местом, объединяющим еврейскую общественность в Шабо, в ней велись собрания, читались разные лекции и проводились общие встречи. Синагога была нужна всему еврейскому населению тех мест. До сих пор я чувствую особую близость к нашей синагоге. Я думаю, что выходцы из Шабо вспоминают духовный центр нашего местечка с теплотой и любовью. Долгие годы общественные деятели в Шабо планировали построить большую и великолепную синагогу и даже собирали для этой цели пожертвования, но ничего не получилось и желаемое не было реализовано.

Отголоски бед и погромов

Если я описывал выше тихие воды реки Лиман, да не заключит читатель сих строк, что и жизнь наша протекала спокойно. Верно как раз обратное. Меня с детства сопровождают воспоминания о гонениях, погромах и всякого рода потрясения, выпавшие на долю жителей Шабо. Чаша сия не миновала их, как не миновала она другие еврейские общины, больше и древнее нашей. Я почти не помню дней мира и спокойствия, но храню в памяти дни ужаса и страха. Во мне звучит эхо кишиневского погрома, хотя я был ребенком, когда этот страшный погром случился недалеко от моего Шабо. О этом погроме, вошедшем в трагическую историю еврейского народа, Х.Н. Бялик, наш национальный поэт, написал свое бессмертное произведение “Сказание о погроме”.

Смена власти, режима всегда отражались на жизни нашей маленькой еврейской общины. Каждое изменение прежде всего пугало евреев, потому что они не знали, что им уготовано и к каким лишениям это приведет. Особенно явственно вспоминаются мне постоянное напряжение и страх в дни погрома 1905 года. И сейчас вижу я перед собой чердак, где мы нашли тогда укрытие: мой отец да будет благословенна его память, мой брат Моше, я и один еврей беженец, спасшийся от погрома, который гои устроили евреям городка Овидиополь под Одессой. Там в один из черных дней убили 38 евреев, и тот беженец, который выжил и присоединился к нашей семье, развернул перед нами ужасающую летопись буйства. Все эти годы его рассказ жив в памяти моей, как будто стряслось все недавно, я слышу его и теперь, когда я пишу эти строки.

Я помню, как осенней ночью мы с семьей спасались от кровожадных русских убийц и сердца наши трепетали от ужаса. Посреди ночи мы прибыли на берег Лимана и чудом спаслись от верной смерти. Ненависть к евреям никогда не прекращалась, иногда она выражалась крайне резко, а иногда была как бы скрыта от глаз, но существовала всегда. Каждое политическое событие, происходившее за пределами страны, усиливало и углубляло антисемитизм явный и скрытый, это проявлялось в крупных городах, но и в самых маленьких городках и деревнях, и в Шабо тоже. Эхо поражения России в войне с Японией до сих пор звучит в ушах. Многие пытались обвинить в этом евреев… Естественно, что кто-то заплатил за это погромом. В 1909 году (так в тексте), когда еврейский студент убил Столыпина, это всколыхнуло всю страну, хуже всего было евреям, которые были уверены, что их сделают виноватыми и предъявят счет. Так и произошло.

Дело Бейлиса, возбужденное известным кровавым наветом в 1911 году, вновь зажгло этот огонь. Как осиновый листок затрепетали евреи Шабо вместе с евреями всей России. Никто не знал, что принесет день. Новости об этом суде можно было узнавать по лицу каждого еврея в то время. Воистину «обуял их великий трепет», как сказано в одном из стихов, и все ожидали очередной волны жестоких погромов.

После этого в 1914 году разразилась кровопролитная Первая мировая война, принесшая разрушения и посеявшая смерть во всей Европе, и евреи снова стали первой жертвой, потому что они больше всех народов пострадали от руки долгой и страшной войны. Я как будто опять слышу отрывки бесед и споров, которые велись в каждом еврейском доме в то время. Похоже, что именно тогда в каждом еврее нашей общины стала вызревать неосознаваемая пока сионистская мысль. Люди начинали понимать, что убежища в диаспоре нет и осуждены мы на погибель и истребление до единого. На самом деле, лишь немногие пришли к неизбежному в такой трагической ситуации выводу, другие же предпочитали обманываться и полагаться на лже-мессий, верили различным иллюзиям, которые быстро растворялись.

Одной из них была революция Керенского в феврале 1917 года. Кратковременный период его правления (с февраля по октябрь 1917 г.) был воспринят многими в то время как добрый знак, признак грядущих перемен. Новые ветры задули в еврейской общинах, многие вздохнули с облегчением и поверили, что вот оно, наступает время тишины и покоя… Пока не разразилась новая (октябрьская) революция и не принесла с собой хаос, анархию, крах всех основ бытия, массовые убийства и т. д. И снова еврей был был козлом отпущения, и снова новый строй, якобы основанный на равенстве и справедливости, видел в нем врага номер один, с которым нужно бороться до самого конца.

Когда в феврале 1917 года (так в тексте) была опубликована Декларация Бальфура с известием о создании национального очага для евреев, люди вновь стали надеяться и верить в лучшую долю. Гистадрут Ционит, деятельность которого была полностью парализована во время мировой войны, обрел новую жизнь. Волна сионистского пробуждения прошла по еврейской диаспоре. Эта волна прошла также по еврейству Румынии и Сербии: региональные конференции большие и малые, а за ними острые споры о целях сионизма, началось брожение в городах еврейской диаспоры. Были заново открыты региональные отделения, созданы учреждения и сионистские организации, наконец открылись новые горизонты - началась геула.

Но нельзя не отметить, что в это самое время проснулась и противоположная сторона. Те, кто верил в мировую революцию, которая принесет спасение Израилю без всякой нужды в еврейском национальном доме, - тоже усилили свою активность и пропаганду на бурной и оживленной еврейской улице. Нам, еврейской молодежи тогда приходилось испытать глубокий конфликт и вести серьезные споры с теми извратитель, кто в любой сионистской деятельности видели контрреволюцию и обвиняли нас в том, что мы отвлекаем еврейскую общественность от главного - великой революции...

Вспоминая сейчас эти споры, которые мы так часто вели в нашем городке, я улыбаюсь про себя: сколько в них было невинности?! А сколько энтузиазма?! Сколько иллюзий?! Силы духа? Разочарований?! Да, были дни…

Гистадрут в Шабо

Как уже говорилось, бурные ветры не обошли стороной наш маленький городок. У нас победили сионисты. Национальные идеи очень повлияли и на нас, молодых, и на более взрослое поколение. Наши сердца были открыты для сионистских речей, которые ложились на благодатную почву, мы вовлекались в сионистскую деятельность и увлекали за собой все больше людей. Особенно мне запомнилось, как мы распространяли акции Еврейского Колониального банка. Мы относились к ним с благоговейным трепетом, видели в них настоящее воплощение сионизма, знак отличия, получаемый каждым приобретателем.

Председателем отделения Гистадрут Ционит в Шабе мы выбрали р. Йоэля Меирзона, он уже тогда имел сионистское прошлое, к нему наша общественность относилась с уважением и признательностью. Следующим после него на этом посту был Кишиневский. Долгое время занимал эту высокую должность Исаак Каминкер

Вспоминая те дни, я понимаю, как много сделали сионистские активисты в те времена для повышения национального сознания и распространения сионизма среди евреев Шабо. Они работали не покладая рук не за награду, они свято верили собственным словам и идеям. Сионистская деятельность не была для них лишь орудием, они загорались и заражали ею других. Для разъяснения положения евреев в диаспоре после мировой войны были прочитаны многие лекции, в доказательство правильности сионистского решения еврейского вопроса и иллюзорности других, мнимых решений левого движения, леваков и всех тех, кто ратовал за великую октябрьскую революцию. К нам приезжали лекторы и агитаторы из близлежащих городов, в основном из Аккермана, но и мы сами, жители Шабо, не отставали. Мы спорили, убеждали, объясняли - себе и ближнему - и все с горячностью, в великом воодушевлении. Общественное участие во всех собраниях было очень широким и деятельным. Это был “золотой век” сионизма в нашем маленьком Шабо.

Филиал Гистадрут Ционит в Шабо выдержал все испытания. Он укрепил связи с сионистскими организациями близлежащего города Аккермана и скоординировал свои действия с центральными отделениями в Одессе. Оттуда нам часто присылали лекторов по актуальным в те времена вопросам, а также сионистскую литературу, какая тогда была. Комитет, в сотрудничестве с молодежным движением, следующим поколением, инициировал и организовывал вечерние уроки иврита, театральный кружок, открыли детский сад, об этом я подробней расскажу в следующих главах. Все это вдохнуло в город свежий воздух и обогатило местный сионистский фонд.

Отдельного упоминания заслуживает акция по сбору средств для различных сионистских фондов, в которой особенно отличились представители молодого поколения, которые ходили по домам и не довольствовались просто пожертвованием, а еще и разъясняли повестку дня в сионистском движении. Так углублялось семя сионизма и так оно стало приносить первые плоды.

Молодое поколение

Пока революционные течения проповедовали полное исправление мира и поднимали революционные лозунги, захватывающие молодежь и тянувшие под знамя революции массы молодых евреев, молодежь Шабо выдержала все, устояла в этом мощном потоке, не предала национальные ценности и сионистское сознание в обмен на чечевичную похлебку великой революции. До сих пор не знаю, откуда у нас хватило сил противостоять общему течению, царящему в молодежных кругах. Правда в том, что большинство молодежи города умело отделять зерна от плевел и присоединилось к молодому сионистскому национальное движению. Можно сказать, что лишь немногие соблазнились коммунистическими лозунгами и пленились ими. Мы и не искали, пустых революционных разговоров, брошюр, доступных молодежи в больших городах, у нас не водилось. Было у нас чутье, какое-то подсознательное чувство, которое вело нас на правильный путь. Отчаяние галута, обман иллюзий и несионистских решений делали свое дело и национальное самосознание в наших рядах росло.

Жизнедеятельность молодого поколения была наполнена интересом и содержанием. У нас осталось множество ярких впечатлений от тех дней. Уже тогда мы требовали от наших друзей действия, а не бормотания ничего не значащих фраз. Уже тогда мы требовали большего от самих себя, чем от ближнего. В том была наша сила. В городе знали, что мы готовы действовать и жертвовать в случае необходимости. Этим можно объяснить и факт, что уже в 1920 году, с началом третьей алии, было сформировано первое ядро, проложившее себе путь в Израиль. На протяжение многих лет у них находились последователи. Многие выходцы из Шабо, живущие с нами сейчас в Израиле, являются ярким доказательством качества нашей деятельности и праведности нашего пути.

Молодое поколение было заметно во всей сионистской и общественной деятельности в городке. Оно всегда было в авангарде. Я помню, с какой самоотдачей и энтузиазмом мы занимались основанием библиотеки и читальни. Нашей целью было прививать культурные ценности и открыть такое место для молодежи и для Гистадрута в целом. Мы стучались в каждую дверь, обходили дом за домом в нашем городке, просили книг и пожертвований для библиотеки. В этом мы видели свое национальное призвание, и следует отметить, что у евреев Шабо мы находили отклик, кто-то помогал больше, кто-то меньше.

Я тепло вспоминаю Иехиэля Штейнберга, сына р. Берла Штейнберга, который подарил учрежденной нами библиотеке все свои книги на русском языке, этим он поднял наш боевой дух и послужил хорошим примером для других. На собранные деньги мы купили много книг на иврите, идише и русском, в основном, мы старались достать книги, помогающие выковать сионистское самосознание и укрепить национальный дух молодежи. Позаботились мы и о читальне, принесли туда газеты на трех языках, которые были у нас в ходу. Я помню, как «Бет Акед Сфарим» (как мы ее называли) была торжественно открыта, еще я помню чувство удовлетворения от воплощения нашего замысла. Мы поделили между собой все должности, установили время для обмена книгами и дежурства в читальне и в библиотеке. Дежурный должен был следить за чистотой, зажигать лампы (фонари - на нашем языке в то время) и оставаться на месте все время, пока библиотека и читальня открыты для публики. Мне помнится, что мы были немного разочарованы, увидев, что посетителей у нас совсем немного и почувствовали упадок духа. Но, несмотря ни на что, количество нуждающихся в библиотеке увеличивалось все больше и больше. Было приятно видеть людей, стоящих в очереди за книгами. Мы чувствовали, что сим принесли знания и образование в наш маленький городок, и это было приятное и ободряющее чувство.

Здесь следует отметить, что с немалыми трудностями мы получили читальный зал и библиотечное помещение, которые были переданы нам р. Бенджамином Каминкером, а затем они были переведены в Бейт-Парана.

Это было, конечно, лишь одно из наших многочисленных мероприятий и начинаний. Сейчас сложно вспомнить все, что мы делали тогда, но одно достойно упоминания — великий дух добровольчества царил тогда в наших рядах, добрый и здоровый.

Любители сцены - драматический кружок

Среди различных культурных достопримечательностей особо следует отметить многолетнюю деятельность драматического кружка в Шабо. Этот кружок вдохнул в город новый живой дух, местные еврейские жители гордились им и хвастались. Вокруг этого кружка было много работы, репетиции кружка, частые сборы, подготовка сцены и декораций, подбор людей - все это делалось «с размахом» и большим чувством. Это было делом молодых, но взрослые жители воспринимали его благосклонно и проявляли большой интерес к деятельности кружка.

Кружок как магнит, притягивал к себе людей, со временем к нему приходили все больше и больше молодых. Евреи всех возрастов стекались на каждый спектакль, проходивший в зале Шломо Меирзона, а после спектакля много обсуждали критиковали: кто справился со своей ролью, а кто нет, кто проявил большой талант, а кто станет «звездой» на художественном небосклоне… В их глазах можно было увидеть свет, озарявший все. Дело наших рук приносило радость всем.

В городе большом, полном средств и возможностей, драматический кружок, функционирующий долгие годы не был бы большим новшеством, но не будем забывать о размерах нашего городка, о маленьком еврейском населении, живущем там и о наших очень ограниченных возможностях. В условиях тех дней существование такого круга было серьезным вызовом - и мы с честью его выдержали. Да, "звезды" еврейской сцены из него не вышли, и даже те, кто отлично играл, кому пророчили великую карьеру, - не оправдали всех тех надежд, которые мы на них возлагали в свое время, но я сомневаюсь, чтобы в каком-либо городке с населением в несколько сотен человек (речь идет о еврейское поселение, конечно) удалось бы долгие годы сохранять такой кружок.

Магия еврейской песни

Рассказывая о романтике тех дней, ностальгируя, погружаясь в воспоминания о том, что нас влекло, - не могу специально не отметить сионистские песни, которые мы все знали и запевали при всяком удобном случае в будни и праздники. В этих песнях выражались наша национальная сущность и наши чувства. Мы изливали душу в песнях о Сионе, они уносили нас в иные миры, чудные и ускользающие. И за закрытыми дверями тихонько украдкой, и на вечерах, разных посиделках и собраниях, и гуляя, везде, где ни довелось собраться нам молодым - мы затягивали песню. Песня объединяла и поддерживала, слегка облегчая нам жизнь. Мы знали много песен (Фруг, Бялик и другие), но важны были не только слова и мотив, но выраженная в них надежда. Особенно мы ценили песни о любви к Сиону, в которых воплощались и наши чаяния. Среди нас были прекрасные певцы, они солировали, но и те, кто не был одарен певческими талантами, умели излить то, что было на сердце и лететь на крыльях песни в высоты и дали...

Детский сад в нашем городе Картинка выше говорит сама за себя. Сфотографировано всего 9 детей, на первый взгляд, что в том такого? Но в жизни Шабо детский сад был интересен и нужен всем. Открытие детского сада было тогда заметным событием, а Гистадруту добавил важности и ценности.

Детский сад был открыт в Бейт Шломо Меирзона и первой воспитательницей детского сада стала Рут Каминкер. Чье сердце не трепетало от песен Сиона в исполнении этих малышей? Чье сердце не переполнялось радостию при виде танцев маленьких детей, которые уже с третьего или четвертого года воспитывались в любви к Сиону, к ивриту и Родине? Мы возлагали на это место много надежд. Весь еврейский Шабо гордился ими, ибо это воспитание в еврейском национальном духе - и основа, и драгоценность для молодого поколения в маленьком городке. Этим малышам на фотографии уже 60 лет и больше - те, кто жив сейчас, никогда не забудут их детский сад.

Аарон Ситнер, да будет память его благословенна

Многие из участников тех событий заслуживают особых слов признательности в этой брошюре, но она не вместит всех, посему мне придется отметить лишь нескольких друзей, оставивших яркий след в нашей жизни. Аарон Ситнер, да будет память о нем благословенна, (брат Дэвида и Пнины Ситнер (Баркияху), да дарует ей Г-дь долгие годы, без сомнения, один из них. Давид и Пнина также были частью команды преданных активистов молодой смены, они также участвовали во всех постановках драматического кружка, о котором мы писали выше. (Давид был бессменным суфлером во всех спектаклях), а Аарон, да будет благословенна память его, был душой этого кружка. Это было делом всей его жизни, он вкладывал туда много сил и служил ему верой и правдой. Мне кажется, что его ни разу не избрали главой нашего кружка и никто не учил его быть постановщиком, (режиссер, как мы тогда говорили), его талант и способности, глубокие знания и сила его личности - именно они - придали ему особое положение и непререкаемые авторитет. Он распределял роли в каждой пьесе, и принимали его решение. Был благословлен чувством юмора, развлекал друзей своей смешными речами. Его улыбка и веселость передавали его настрой окружающим, все его любили. Мне думается, занятия в кружке и общественную деятельность он предпочитал личным делам и частным интересам, большую часть своего времени посвящая работе в кружке и другим общественным должностям. Он завоевал доверие всех своих друзей, которые дорожили им и ласково называли его Ахарэле. Все его друзья вспоминают его с уважением и восхищением.

Шломо, да будет память о нем благословенна, с женой Цилей, да продлит Г-дь ее дни, приехали в Шабо с его родителями в начале первой войны, они были беженцами. Он быстро влился в наши молодежные круги и стал активным участником всей нашей деятельности в то время и приобрел много друзей. Шломо имел широкое образование и был погружен в ивритскую и русскую культуру. В юности он много читал и занимался преподаванием иврита и русского языка. С юности он проявил себя как активист, включенный в общественную деятельность, неустанно боровшийся за национальное возрождение и сионистскую идею. Он имел тонкую и нежную душу. Аристократичный и одновременно скромный, преуменьшающий свои умения несмотря на все их богатство. Особенно ценили мы его искренность и честность. Многие стремились быть с ним, слушать его речи и наслаждаться его словами и поступками. Мы все гордились им, потому что он был символом чистоты сердца и души.

Шломо, да будет память о нем благословенна, репатриировался в Эрец Исраэль в 1922 году в сопровождении жены Цилы и сестры Пнины. Он всегда мечтал об Эрец Исраэль и грезил ею. Пусть наша память о нем будет благословенна.

Ицхак (Ицикель) Воллер, да будет благословенна его память

Он также является одним из особенных героев, достойных почитания. Когда появился кружок энтузиастов сцены, к нему присоединился и Ицикель, хотя он был старше остальных. Небольшого роста, широкоплечий, крепкого телосложения, он был единственным пролетарием в нашей группе. Сапожник сын сапожника р. Мордехая, которого все любили. Его семья приехала в Шабо из Литвы, чтобы найти здесь минимальные средства к существованию. Многие часы бывал Ицикель прикован к своему ремеслу, его рабочий день часто длился до 12 часов. Но это не мешало ему выполнять все свои роли и обязанности в драматическом кружке. Он постоянно участвовал во всех спектаклях за все годы существования клуба, и все знали, что роль, доверенная Ицикелю, будет сыграна успешно.

Он приходил на кружок как на священнодействие. Снимал сапожный фартук, как бы входил во вторую свою жизнь, праздничную, и во всем был вместе со своими младшими друзьями в драматическом кружке.

Несмотря на необходимость заботиться о заработке и пропитании он всегда был доволен своею участью. О таких, как он, писал Бялик: “Да будет удал ваш безмолвный моим вожделенным уделом”. Он был человеком из народа, одаренным прекрасными душевными качествами, полный жизнелюбия. Когда Ицикель смеялся, его веселый смех наполнял всю комнату, где мы собирались, и мы смеялись вместе с ним. Его преданности делу нашего кружка была примером для всех нас. Он не пропустил ни одной репетиции. Все уважали его и любили быть в его компании. Когда я его вспоминаю, его особенный смех, своего рода его визитной карточка, эхом отдается в моих ушах.

Ицикелем мы называли его только Ицикелем, в самом этом имени отражались наша любовь и признательность к нашему пролетарию.

Мой отец и учитель р. Биньямин (бен Зеев) Каминкер

В 1897 году мои родители переселились с Украины в Бессарабию и поселились в Шабо. После иммиграции шойхета Шабо в США отец купил у него "хазаку" для убоя за 500 рублей, как было принято в еврейских городках.

Сорок три года отец служил на своем посту верой и правдой еврейской общине Шабы во всех вопросах религии, был своего рода духовно-религиозным авторитетом в городе. Шойхетом и моэлем, "Бааль Коре" и “Бааль Тфила”. Он имел звание раввина и мог выносить предписания “шейлот вэтшувот” по вопросам Галахи. Было у моего отца, да будет память его благословенна, право от властей совершать обряды хупы и кидушин.

У отца, да будет память о нем благословенна, был хороший голос, и всем жителям нашего местечка памятны его красивые нигуны и напевы по праздникам и субботам. Он также очень внимательно следил за правильным произношением слов в молитвах, по всем правилам грамматики. Стоит отметить, что отец был главным зачинщиком всех мероприятий и обрядов, проводимых в Шабо, и праздники, и траурные дни. Наш дом всегда был открыт настежь, и многие отдыхающие, приезжавшие в Шабо, именитые и известные гости, навещали нас и считались папиными приятелями. Некоторых из них я помню особенно хорошо: Р. Прила из Одессы, писателя Х.Н. Бялика, Черновица (молодой раввин) очень красивый, Мясковский, рав Ицхак Меир Гуттер из Варшавы и другие. Мой отец также исполнял повеление «да будут бедняки как домочадцы твои», и многие из простого народа и бедных знали, что в доме р. Биньямина двери всегда открыты. Не будет преувеличением сказать, что любой путник, которому случилось оказаться в Шабо, считал необходимым навестить дом моего отца, потому что знал, что ждет его радушный прием. И само собой разумеется, за нашим столом всегда был гость, потому что отец очень-очень за этим следил.

Мой отец был мудрецом Торы, размышлявшим над ней день и ночь, знатоком Торы и Талмуда, богобоязненным, опасающимся греха и глубоко верующим. Он великолепно знал и легко цитировал почти весь Танах, знал наизусть полные трактаты с комментариями Раши и Тосефтой. Следовательно, он знал наизусть все молитвы и писал собственные сочинения высоким литературным стилем.

Он был на особом счету благодаря доброму нраву и прекрасным человеческим качествам, вся еврейская община городка его уважала. Даже неевреи в Шабо ценили моего отца и называли его “мудрый господин”.

В 1941 году, во время Катастрофы, мой отец был вынужден покинуть Шабо и переехать в Аккерман. Он всегда сидел в «Клойзе», учил и преподавал Тору и Гемару. В один ужасный день нацистский убийца ворвался в «Клойз» и убил всех находившихся там евреев, включая отца, да будет память о нем благословенна, да отомстит В-вышний за его кровь. Так завершилась полная событиями жизнь моего отца, да будет память о нем благословенна.

В месяце Элуль 1920 года я попрощался с родителями, родственниками и друзьями в Шабо, отправляясь в Эрец-Исраэль вместе с Хаврей Ноах. С тех пор прошло целых 50 лет. Я часто спрашиваю себя: что на самом деле так сильно привязывает меня к этому городу, где я провел меньше половины своей жизни на Эрец Исраэль? Ответ, который я даю себе, таков: наверное, это город привил мне те качества и все те ценности, которые сформировали меня и питают до сих пор. Чем больше я удаляюсь от тех дней, тем они кажутся мне прекраснее и полнее, я чувствую душевную потребность рассказать о них, раскрыть переживания и чувства того времени, которые сопровождают меня по сей день.

За пятьдесят лет жизни в Израиле я прошел через многое, но мое расставание с Шабо живово мне по сию пору. В мою последнюю ночь там в моем доме была вечеринка в честь моей алии. Была праздничная и приподнятая атмосфера, и мы всю ночь пели, вспоминали и смеялись. Я был очень взволнован и не сомкнул глаз до тех пор, пока не прибыли две повозки, которые должны были отвезти меня со всеми сопровождающими на ближайшую станцию в Аккерман. Все многочисленные провожающие уселись тесно в те повозки и только отец, да будет память о нем благословенно, отказывался сидеть в одной телеге с женщинами и девушками и предпочел идти и бежать за повозками. Я до сих пор вижу его бекешу, развевающуюся на ветру, его красивую бороду, тронутую сединой, и бледное лицо. Пока он шел за телегой, уста его шептали молитву, тфилат а-дерех, чтобы путь мой был легок и спокоен, и глаза его наполнялись слезами. Я смотрел на отца и видел, как тяжела его тоска. Моя мама, да упокоится она с миром, обвила руками мою шею, обняла и поцеловала меня, заливаясь слезами, не имея сил высказать всю тяжесть, что принес момент расставания.

Тогда и я не смог выразить моим дорогим родителям, друзьям и знакомым и моему городку, где я рос и взрослел, что было у меня на сердце. Быть может, поэтому неспокойна душа моя и теперь, спустя пятьдесят лет, и я перенес на бумагу понемногу все, что хотел выразить и высказать тогда. Шабо, мой родной город, отчий дом, друзья и знакомые давних - до последнего моего вздоха я буду вспоминать вас с теплотой и любовью.