Неисповедимы пути Господни

1. ВСТУПЛЕНИЕ

И. Губерман в «Пожилых записках» пишет, что люди садятся писать воспоминания, когда жизнь уподобляется решету, в которое льют воду. Сначала вода течет из него бурным потоком, а потом в решете остаются капельки. Когда еще остаются эти капельки, наступает пора писать мемуары.

Я с этим вполне согласна. Уже долгое время, когда ложилась спать, мои мысли невольно стали возвращаться в далекое детство. Зрительная память воспроизводит отчетливо эти картины. Но странно, что моя зрительная память распространялась и на то, что я не могла видеть. Это касалось детства моей мамы. Она раскрывалась перед глазами, как восстает картинка в детской книжке. Эта картина возникала очень часто.

Я отношусь к поколению советского народа, которое считали самым читаемым в мире. С детских лет я полюбила книгу, и эту любовь я пронесла через всю свою жизнь. И сейчас, когда мне уже перевалило за 85, я так же, а может быть, еще больше люблю книгу, интересуюсь всем, что происходит в мире. Ненавижу равнодушие, сама же воспринимаю все очень эмоционально.

Все, что я делаю сейчас, доставляет мне огромное удовольствие. Всегда хочется другим это передать.

Поэтому в моих записках будет не только рассказ о моей семье, а будут размышления о былом так, как я воспринимала эти события, когда они происходили и как воспринимаю их сейчас.

Я не претендую на литературные изыски, пишу, как думается.

Хочу еще отметить, что у меня всегда вызывало недоумение, до чего причудлива наша память. Иногда что-то очень важное, близкое исчезает начисто, не складывается даже какая-нибудь зрительная картина произошедшего события, а мелочи, не имеющие никакого значения, остаются.

Что я имею в виду? Когда я думаю, например, о своих бабушке, дедушке, раннем детстве своей мамы, то перед моим мысленным взором возникает одна и та же картина. Но ведь этого я не могла видеть, но вижу. Я ее не придумала, не знаю, как она возникла. Попробую описать.

Там, где они жили, перед моим мысленным взором появляется одна и та же картина: в одной стороне жил дедушка со своей семьей, а рядом - почему-то братья моего отца и папина сестра Мирьям со своей семьей. И никакая логика не может сдвинуть эту картину с места. Когда я еще не была в Израиле, мне даже во сне представлялась одна и та же картина – холмистое большое местечко. И никакие доводы, что Израиль - современное государство не помогали стереть этой картины.

Вместе со мной в семье воспитывался мой брат Давид, который был старше меня всего на три года. Следовательно, об этом я должна была хорошо помнить, а я ничего не помню, как будто бы он и не существовал вообще. Помню хорошо, что в детстве мы любили играть в темном коридоре, который от входа вел в наш двор. Мы бросали мяч, и гулко раздавался звук, затем мяч подскакивал, и мы его ловили. И вот это гулкое звучание до сих пор звучит у меня в ушах. Я знаю, что в нашем дворе не было детей нашего возраста. Мы бегали через дорогу, где жили наши ровесники и дружили с ними. Но никакая картина не складывается о том, что я должна была играть со своим братом. Я не помню абсолютно ни того, где он учился, когда мы жили в Ташкенте, ни потом на Украине. Единственное знаю, что он учился игре на скрипке, и то по фотографии.

Я точно знаю, что мы играли тогда вдвоем, потому что мама наша была очень недовольна , что мы бегали через дорогу играть с детьми нашего возраста. Дело усугублялось тем, что при входе в тот двор текла большая вода (басу - узбекский). Чтобы попасть к нашим друзьям, нужно было пройти через утлый мостик. Будучи взрослой, я много путешествовала по СССР. Там в горах Кавказа я видела такие воды, которые бурлили и пенились. Но в отличие от нашего мостика там были перила вдоль потока.

2. ИСТОКИ

Моих родителей объединяли глубокие корни с одной и другой стороны, связанные с небольшим городом Тульчин, Винницкой области. Большая часть города был «их» Тульчин, а другая часть была как бы в тумане. В «их» Тульчине население было еврейское, в их памяти почти не существовала та «другая» часть города. Они слышали, что в той другой части Тульчина находился когда-то военный полк с Суворовым, что там был большой зал, пол которого был выложен серебряными монетами. Даже после войны, когда мы приехали с мамой в Тульчин, еще встречалось много неевреев, которые отлично знали разговорный идиш.

Мамины родители не успели насладиться своей любовью. Ее отец умер от туберкулёза, когда ему было 20 лет. Молодая вдова с маленькой дочерью, т.е. с Рахилью, моей мамой, стали жить в семье дедушки и бабушки большой семьей. С ними жила еще старшая дочь Элка. И снова не могу не удивляться причудам памяти. Никого из близких маме людей не помню по имени – только знаю, что ее тетю звали Элка.

Дедушка был довольно состоятельным, и вся семья жила в достатке. Через несколько лет мать Рахили вышла вторично замуж. Жених был не местный. Он был вдовец, у него были дети от первой жены. Вскоре он увез свою молодую жену к себе на родину, в Бессарабию в город Бендеры, где у него, как говорили, был «большой» магазин в центре города. Моя мама временно осталась жить у бабушки. Она мотивировала это категорически: обживется молодая жена в новой семье и тогда малышку повезут туда. Но этого не случилось. Когда бы бабушка ни привозила свою внучку, чтобы оставить ее, девочка рыдала, не отходила от бабушки ни на шаг, держась за ее подол. И каждый раз приходилось откладывать то, что планировалось, до следующего раза. Но чем больше проходило времени, тем меньше было шансов оставить мою маму в этой новой семье.

Я не знаю, почему в дальнейшем девочкой в новой семье ее мамы мало интересовались. Может быть, были какие-то причины. Можно ставить себе разные вопросы, но ответа на них точных нет. Вероятнее всего, «с глаз долой, из сердца вон», как гласит поговорка.

Почему я затронула этот вопрос? Дело в том, что девочка росла, семья деда обеднела в связи с революцией, гражданской войной, бесконечными налетами банд, которые грабили и убивали - а оттуда ни звука. Может быть, и в Бессарабии творилось то же, что и в Тульчине. Ведь Бессарабия входила в состав Российской империи. Это предположение самое вероятное, потому что уже в 1919 году новая семья моей мамы решила эмигрировать в Палестину, спасаясь от всех погромов и бед, а бабушка так и не отдала девочку, т.к. ребёнок плакал, рыдал, и даже во сне держался за бабушкину ночную рубашку.

В связи с ухудшением благосостояния семьи деда мою маму решили отдать на обучение к портнихе, чтобы дать ей в будущем возможность зарабатывать себе на хлеб самостоятельно. Тогда мудрый Шолом Алейхем прекрасно описывал этот вид обучения. Итак, маленькая девочка должна была варить, справляться с огромными «баняками» на печи, но, не доставая до печки, она подставляла себе под ноги невысокий стульчик. Кроме того, в ее обязанности входило и стирать, и убирать, и нянчить маленького ребенка хозяйки, а если иногда оставалось свободное время, то хозяйка «учила» ее шитью. Это были такие работы: раскроенный мелом материал нужно было обметать или что-то в этом роде. К швейной машине ее никогда «учительница» не подпускала. Так что научиться шитью было невозможно. Мама, судя по ее рассказам, была очень живой и активной девочкой. Перед революцией она бегала вместе с другими детьми во время демонстраций и кричала: «Долой Миколку» и живо интересовалась всем, что происходило вокруг.

Папа мой рос в традиционной еврейской семье. Его отец был в синагоге «а габэ ин шил» (администратор в синагоге на идиш). Папа был младший в большой многодетной семье. Помню фотографию, на которой мой отец – маленький мальчик лежит на переднем плане, а за ним - остальная семья. Старшие дети в семье - уже взрослые и имеют свои семьи.

Когда отец родился, ему дали имя Сендер в честь Александра Македонского. Имя великого полководца стало очень популярным в еврейской среде после того, когда в далекой древности он захватил Землю Израиля. Он не был похож на других завоевателей, он не стал грабить и убивать, как другие, а наоборот, освободил евреев от налогов в субботний год, не вошел в Храм, не осквернил его, не вошел в Святая Святых, как это сделал много лет спустя римский полководец Помпей. Главный коэн Храма (первосвященник) с целой свитой вышли в белых одеяниях с ключом от Иерусалима, желая предотвратить его разрушение. Но как гласит легенда, Александр в видениях видел нечто подобное, предвещавшее ему великое будущее, поэтому он сошел с коня и милостиво обошелся с теми, кто встретил его. Легенда это или действительность, но факт остается фактом, что в течение его правления огромной империей Александр Македонский благосклонно относился к евреям.

В быту моего отца звали просто Саня (на идиш Сендер). И я при рождении получила отчество Саневна. Только много лет спустя, уже во Львове, когда я получала новый паспорт, очередная паспортистка возмутилась и, ссылаясь на книгу имен, прочла мне, что Саня – это сокращение от Александр. Мне выдали новый паспорт уже с новым отчеством, а отцу еще раньше сменили имя Саня на Александр.

Мой папа – мизынек (младшенький) помогал старшим братьям. Они занимались торговлей, он же подносил, складывал и т.п.

Папа и мама встретились в очень раннем возрасте и влюбились, но долго не могли пожениться, так как по еврейской традиции он не мог жениться, поскольку его старшая сестра Мирьям не была замужем. Запрещалось младшему брату жениться, пока не выйдет замуж его старшая сестра. Это произошло только в 1923 году. И в том же году мои родители соединились браком. А в . у Мирьям родилась дочь Бася, и в этом же году родился мой старший брат Давид.

Отец во время Гражданской войны был на стороне красных. Однажды в битве с белогвардейцами был ранен в ногу, ранение было тяжелым. Так как белые хозяйничали в городе после этого боя, ему пришлось прятаться на чердаке. Получить какую- либо медицинскую помощь было невозможно, и рана загноилась. Была угроза гангрены. Когда пришла Красная армия, то спасти положение было почти невозможно. Все же гангрены удалось избежать, а дальше все шло самотеком. Нога постепенно зажила, но след остался на всю жизнь. Он прихрамывал на эту ногу, но постороннему казалось, что у него такая походка.

Мой старший брат написал длинный рассказ об участии нашего отца в Гражданской войне и об этом ранении. Мама мне часто об этом рассказывала. Но это повествование не сохранилось, как и многое другое. Когда окончилась Гражданская война, папа продолжал быть на побегушках у своих старших братьев. У них не было никаких магазинов. Свой нехитрый товар они возили по селам на ярмарки, и такой «подавало», как мой отец, им очень был нужен. Да и чем могли заниматься его братья и мой отец? У них уже тогда были семьи. Нужно было кормить каждому из них жену и детей.

Но вечного ничего не бывает. Наступили перемены. Что случилось со старшими братьями, не знаю, но с моим папой случилось нечто ужасное. Его с семьей выслали из Тульчина, страна освобождалась от нежелательных элементов. Это был . Припомнили его отца, служителя культа, и братьев. Место назначения ссылки был город Ташкент. Мотивировка - непролетарский элемент, а значит, неблагонадежный. Таких людей называли тогда лишенцами, т.е. они были лишены права голосовать на выборах и жить среди настоящих пролетариев. Тогда и много времени спустя бытовало выражение: «Кто не с нами, тот против нас». А раз так, то место ему подальше, не здесь. Таково веление партии (тогда слово «партия» всегда писалось с большой буквы) и правительства - выслать под надзор НКВД. Поэтому мои первые сознательные воспоминания связаны с городом Ташкентом. Я долго считала Ташкент своей родиной, ибо другой родины не знала. Время и ситуация в стране изменились, и никто не вспомнил борца за революцию, который сражался в рядах Красной армии и был ранен и остался инвалидом на всю жизнь. Впрочем, это касалось не только моего отца. Такова история всех революций. Пришли к власти другие люди, и папа с семьей был выслан.

3. ТАШКЕНТ

Приехав в Ташкент, отец решил во чтобы то ни стало стать пролетарием. Он поступил на работу простым рабочим.

Это было большое событие в нашей семье. Я даже запомнила, что швейная фабрика, на которую был принят мой отец, называлась именем революционера Фомина. Природный ум, наблюдательность и смекалка помогли ему стать в скором времени механиком швейных машин. И не было на фабрике дня, чтобы швейные машины не выходили из строя, а так же не было случая, чтобы мой папа не смог справиться с поломкой, хотя неисправности были разного характера. Нужно добавить, что фабрика была очень большая. Папа стал очень высоко востребованным работником.

А мама должна была справляться со всеми трудностями нашего быта. Чтобы принести питьевую воду для приготовления пищи, нужно было идти очень далеко (примерно расстояние в 3-4 остановки трамвая во Львове). Для этого нужно было нести два ведра с коромыслом и не по асфальту или мощеной улице. Дорога выглядела так: когда кончалась наша ул. Чемпионов, начиналась улица, которая была вырублена посредине холма из глины. Тротуарами служили дорожки справа и слева на том, что осталось от холма. Там протоптали люди дорожки. Когда было сыро, было очень скользко и опасно ходить, можно было упасть на дорогу, которая была намного ниже этих дорожек.

В центре старого города на Урде была всего одна колонка, и всегда там стояла большая очередь. Водой из арыка пользовались для всяких других нужд. Обед варили на керосинке или примусе. Керосин был тогда страшным дефицитом.

Хотя была такая поговорка, что «Ташкент город хлебный», но это было не совсем так. Все было только в Торгсине, где продавали все в обмен на золото, а не за советские рубли. Так как были трудности с питанием, мама купила козу, которую мы назвали Маня. Потом она родила еще козочку Катю. У них под подбородками были потешные висюльки похожие на продолговатые серёжки, и я любила их нежно теребить. Вообще мы обожали этих коз и игрались с ними. Ведь кроме мяча у нас не было никаких игрушек.

В большом нашем дворе узбеки не жили, да и вообще вдоль всей улицы Чемпионов. Эта улица по сравнению с другими глухими переулками старого города была другая, более современная. Наши окна уже выходили на улицу. Дорога была сравнительно ровная, но тротуаров совсем не было. И погрязнуть в глине там было невозможно. Исходя из сказанного я, будучи взрослой, пришла к выводу, что улицы и дома построили уже гораздо позже, наверное, ссыльные и на ней же поселились. Здесь ведь не было слышно узбекского слова, а вокруг нашей улицы типичный старый азиатский город, как описывают в литературе.

У нас в доме никогда не говорили ни о чем, что дети могли бы рассказать на улице. Однажды произошел такой случай. Я была страшной непоседой. Свой завтрак, состоящий обычно из куска намазанного сверху хлеба, я схватила и побежала с этим куском к своим друзьям, которые жили на другой стороне улицы. Пробежав быстро по шаткому мостику, стремглав бросилась к ним в дом с этим хлебом. Когда меня увидела их мама, она начала кричать: «Как ты посмела ворваться к нам в дом с хлебом и осквернить его. Разве ты не знаешь, что сейчас Пасха, и все порядочные евреи едят мацу?» Я с громким плачем прибежала домой, а мама выслушала все и только сказала: «Не обижайся на нее, таков обычай есть мацу на Пасху». И ни слова о том, что это все имеет какое-то отношение и к нам. Только через много лет я осознала все, что произошло и, конечно, поняла маму, почему она тогда не хотела обговаривать эту ситуацию. И это притом, что родители мои говорили на идиш, но я даже не понимала, что это значит. Для меня существовали люди, говорящие по-русски, и узбеки.

У мамы уже тогда никого не осталось из близких родственников. Ее тетя Элка эмигрировала в Америку, а у папы оставалась сестра Мирьям с двумя детьми. Мы еще встретились в ., когда вернулись из Ташкента. Однако их ждала злая судьба. Мирьям и старшая дочь Бася умерли от тифа в румынском лагере в Печёре недалеко от Тульчина, а их сын Лазарь, мой ровесник, был в лагере добытчиком. Он часто убегал из лагеря, чтобы заработать у соседних крестьян какую-то пищу, не брезгуя никакой работой. Однажды он вернулся, но, ни матери, ни сестры уже не было в живых. Он сразу же убежал в лес и бродил там несколько дней вне себя от горя. Затем набрел на красноармейцев, они взяли сироту к себе, и он стал сыном полка. Он дошел с ними до Берлина, а после победы приехал в . к своему дяде, моему отцу. Устроился на работу, но были серьёзные проблемы с сердцем. Пришлось сделать операцию в Москве.

Женился через некоторое время, у них родилась дочь. В честь матери Лазаря Мирьям девочку назвали Марина. Вскоре они уехали в США. Некоторое время мы получали письма от Лазаря. Он писал, что Марина очень усердно учится, и успешно преодолела трудности абсорбции. В конце концов, она добилась докторской степени.

Помню хорошо многие впечатления увиденного или услышанного в раннем детстве в Ташкенте. Конечно же, я не могла их анализировать. Я их просто впитывала в себя как губка. Это были, например, рассказы о том, как жили узбеки в далекие от нас времена. Хотя они не жили на нашей улице, но они присутствовали везде и у меня вызывали большой интерес. Рассказывали, что когда-то никогда никто не запирал дверей, т.к. не было воровства. Оно каралось жестоко. Пойманному вору отрубали кисть руки или всю руку. Стали глухо запираться в переулках, когда появились люди пришлые. Самый большой их наплыв был, когда Российская Империя решила завоевать Туркестан, так называлась территория, в которую входили все среднеазиатские республики в советскую эпоху. Самым оскорбительным ругательством, в которую узбеки вкладывали всю свою ненависть к новым порядкам и к пришлым, было: «Ух, самарский жулик!». Конечно, тогда я не понимала всех нюансов. Это я поняла намного позже. Но все равно Узбекистан вызывал у меня все годы большой интерес и большие чувства. От моих туристических поездок в советское время у меня хранятся и тюбетейки, и узбекское платье.

Когда мы вернулись из ссылки в 1938г., я танцевала узбекский танец, ходила даже на демонстрации в узбекском костюме, и мама заплетала мне множество косичек. Это было уже в Полтаве. А когда я уже жила во Львове и работала в 21-й школе, то мои ученики танцевали узбекский танец, и родителям удалось купить ткань, похожую на ту, которую носили узбечки.

Остались и не столь радужные воспоминания о том времени. Однажды, мне было тогда 4-5 лет, я вышла со двора и ходила около дома. Ко мне подошла женщина и спросила меня: «Ты живешь в этом доме, - я подтвердила, - а как зовут твою маму?»,- продолжала она. Я ответила. Она очень обрадовалась и сказала, что очень хорошая приятельница моей мамы, и я прониклась к ней большой симпатией и доверием. В то время я носила золотые сережки с самого рождения – это были семейные ценные старинные серьги. Осмотрев их внимательно, женщина озабочено сказала, что вокруг них появились какие-то черви. И она взяла меня за руку и повела куда-то, сказав, что сережки надо почистить. Когда мы отдалились от дома. Она сняла мои серьги и аккуратно завернула их в носовой платок. Затем мы зашли в глухой переулок, по которому потом ходила ежедневно в школу. Женщина исчезла через одну из калиток. Я ждала очень долго, но она не выходила, затем я бежала от одной калитки к другой, но тщетно. Когда я поняла, что означало ее отсутствие, я начала плакать, продолжая стучать в калитки попеременно, которые были в этом глухом месте. Даже прохожих все время не было. Уже под вечер я увидела женщину. Она подошла ко мне. Я узнала ее. Это была хорошо знакомая нашей семьи, и она сказала, что участвует в моих поисках, но я ей возразила, что без сережек домой не вернусь. Женщина взяла меня решительно за руку и потянула домой. Я противилась идти, боялась, что меня накажут, что ушла из дому без разрешения и в результате лишилась сережек. Но дома были так счастливы, что я жива и невредима, что и не думали меня ругать, а наоборот ласкали меня и целовали, и не могли нарадоваться. Ведь предполагали самое худшее.

Я с удовольствием ходила с мамой на Кажгарский рынок. По дороге мама каждый раз приоткрывала мне, что кроется в его недрах. Однажды она указала мне на дом, где жили ее друзья Полонские. В зрительной памяти моей хранится этот дом. Когда я после войны приехала в Киев, то некоторое время прожила у них.

Пару лет тому назад я прочла книгу Дины Рубиной «На солнечной стороне улицы» и пришла в полный восторг. Этой книгой восторгались все, но я особенно. Как из небытия выплывали районы Ташкента перед моим внутренним взором, о которых Дина Рубина вспоминала. Как музыка для меня звучали названия: Кажгарка, Урда, Бешагач, куда я ездила заниматься балетом. Хотя события, которые описывала Д.Рубина, происходили намного позже, но «достопримечательности» остались. Вспомнила и такие названия, которые она не употребляла. Тахтапуль, где до . находились ворота города, Чиландар, Шехантаур. В процессе написания книги Д.Рубина собирала материалы у бывших жителей Ташкента, и я бы тоже с радостью поучаствовала. Помню, что мама на Кажгарском рынке покупала большую бутылку молока, она называлась «штоф». Я очень любила ходить с ней туда. Горы свежих и сушеных фруктов, и овощей, и горы риса. Чего там только не было. Мы возвращались домой, и я была полна впечатлениями.

Теперь о нашем доме, куда мы возвращались. На протяжении всей длины квартиры с внутренней стороны двора была обширная терраса, которую папа закрыл легкой стенкой. Нужно было подняться на пару ступенек и открыть дверь, которая запиралась. Сама терраса была поделена на две неравные части. Большая часть служила и кухней, и столовой. Там же мылись и стирали, а вторая меньшая часть была отгорожена, и там была кладовая. Помню, что там лежали даже части времянки, которую вносили в холодное время года в большую комнату, устанавливали её, смазывая глиной с измельченной соломой (саманом), так делали узбеки. Даже крыши в их домах были из такой смеси, они были плоские и весной там даже расцветали маки и другие цветы. Справа был вход в саму квартиру, которая была расположена вдоль всей террасы. Сначала входили в большую комнату. Там было два окна, выходившие на улицу. Помню, что на одном окне стояла банка со спиртом и пинцет на случай, если заползет скорпион. Укуса его очень боялись, т.к. он смертелен. В банку со спиртом клали скорпиона при помощи пинцета. Это считалось противоядием от укуса. Из большой комнаты была дверь, ведущая в спальню. Она была намного меньше, имела только одно окно, там стояли две никелированные кровати с шариками, которые издавали мелодичный перезвон от малейшего движения. На окне и здесь стояла баночка для скорпионов. Когда я в впоследствии изучала материал о жизни царя Соломона, то на эту тему сделала четыре лекции. Одну из них посвятила «Песне-песней». В ней рассказывается о любви царя к девушке из виноградников. Она погибла от укуса скорпиона. Этот факт, помимо всего прочего, откликнулся в моей душе страхом и боязнью скорпионов в далеком детстве. За стеной нашего дома был огромный фруктовый сад, и росло там много и цветов. Дом в том саду принадлежал врачу окулисту. Мы часто заглядывали туда. С фасада кроме окон у него была еще парадная дверь. Мы с удивлением видели, как оттуда часто выходили люди в темных очках. Тогда только больные, которые страдали разными заболеваниями глаз, носили их.

Мы подрастали, и мама часто повторяла нам, что она в детстве была лишена возможности учиться. А теперь, когда есть такие возможности, нужно учиться и учиться, и мы действительно учились многому.

30 декабря . Родился мой младший брат Фима. Это была большая радость. Мы готовились к его приезду из роддома. До сих пор вся картина подготовки к этому событию у меня перед глазами. Затопили нашу времянку, рядом поставили прямоугольную плетеную корзину и приготовили чистое белье для новорожденного. Когда он родился, мне было уже тогда 6 лет. Папа и мама приехали из роддома, и началась для меня новая жизнь. Нужно было смотреть за ребенком, т.к. мама была занята по дому. Кроме того, она стала шить. Да, теперь она действительно научилась шить. Целыми днями она строчила мужское белье, тогда трикотажа совсем не существовало. Это белье шилось из прочного белого хлопчатобумажного полотна. Окончив определенное количество белья, сдавала его в артель. Это способствовало улучшению нашего материального положения, ведь папина зарплата на швейной фабрике была невелика, а кроме всего ему как поднадзорному нельзя было пятнать свою теперешнюю репутацию пролетария. Для малыша нужно было приобрести какое-то детское питание и сахар. Эти вещи можно было купить только в Торгсине. Чтобы решить эту проблему мама сняла золотые коронки во рту и отнесла их в Торгсин, чтобы купить сахар и питательную смесь для ребенка. Эта смесь называлась фито-мука. Я же зорко следила, как ребенок пьет одно и другое из бутылки с соской. Если оставалось подслащенная водичка или эта смесь, я залпом выпивала содержимое бутылочек. Я много думала об этом потом, чем было вызвано стремление выпить оставшееся содержимое в бутылочках.

Летом в нашем дворике всегда стояла большая посудина с водой и нагревалась на солнце. Помню, отец приходил с работы. Пересекал на самодельном мостике арык, опускал большой арбуз или дыню в холодную проточную воду. Затем он мылся в нагретой на солнце воде тут же в нашем дворике. Мама же подавала обед, приготовленный на примусе, и мы все садились обедать. Все ели обязательно вместе. Думаю, это была не только дань традиции. Ведь примус – это не газовая плита.

Когда мой обожаемый братик подрос немного и научился ходить, то я с ним прогуливалась, или мы с ним игрались с козочками. Обычно я от дома далеко не отходила. Но однажды я решила пойти с ним в новый город. Ему было тогда 3 годика, а мне девять. Идти было далеко, мы долго шли, пока не пришли на главную улицу Карла Маркса. Мы шли по этой улице, я крепко его держала за руку. Вдруг, как вкопанная, я остановилась перед витриной игрушечного магазина. Ведь раньше я никогда не имела ни куклы, ни каких либо других игрушек кроме мяча. Я решила войти в магазин, все еще крепко держа малыша за руку. Там я увлеклась, разглядывая разные игрушки, и не заметила, что уже не держала ребенка за руку и что вообще его не видно. В магазине было полно народу, с трудом протискивалась в этой толпе. Десяток раз я таким образом «прочесала» весь этаж, громко плача. Обнаружив, что его нигде нет, забилась в угол и продолжала плакать. И я решила, что если не найду малыша, то не вернусь домой. Так я сидела и плакала, скорчившись, не знаю, долго это длилось или нет. Но вдруг раздался голос репродуктора: «Потерялся мальчик 3-4лет. Родителей просим подняться на второй этаж и обратиться к дежурному администратору, чтобы забрать ребенка». Это было до того неожиданно, что сначала не совсем сообразила, что это касается лично меня. Но потом бросилась на второй этаж и увидела своего братишку. Он плакал горько, глаза у него были красные, размазанные слезы оставили грязные подтеки на лице. Мы крепко обнялись, все его тело дрожало, немного успокоившись, поблагодарила администратора, и мы отправились домой. Ребенок был так напуган тем, что произошло, что не сказал маме ничего, а я и подавно молчала. Но больше я далеко с ним никогда не уходила.

Чаще всего мы игрались в нашем дворике. Единственной игрушкой был у нас мяч. Я сочиняла моему братику сказки о наших козах, а когда играли в мяч, считали очки. Я, конечно, игралась с ним всегда так, чтобы он выигрывал. Потом, когда мы уже жили в Полтаве перед войной, был такой случай. Он был большой забияка.

Мы спали с ним в одной кровати «валетом». Проснувшись, он начал бить меня ногами, а я привыкла не драться с ним на равных. Я старалась схватить его за ноги. Но не смогла справиться, и в результате он сломал мой мизинец на правой руке. До сих пор этот палец не сгибается так, как на левой руке.

Время шло и в восемь лет я пошла в начальную школу. Нужно было идти как раз через тот переулок, где произошла история с сережками. Школа находилась в лабиринте узких улочек, где можно было редко встретить прохожего. Нужно было зайти, как было принято в старом городе, в квадратный внутренний дворик. Поднявшись на террасу, входила в наш класс. Училась я хорошо. Все давалось легко и радостно. Когда наступали летние каникулы, то скучала и с нетерпением ждала начала учебного года. Проучилась там три года. Наша учительница, Мария Антоновна, была не только хорошей учительницей, но и очень доброй, справедливой и отзывчивой.

Со мной в классе учился мальчик, помню, что его фамилия была Клименко. Я тогда очень картавила, потом это постепенно прошло без всякого логопеда. Думаю, что тогда таких врачей и в помине не было в Ташкенте. И этот мальчик повадился дразнить меня, имитируя мою картавость. Это доводило меня до слез. Мария Антоновна, узнав об этом, наказала его строго и вызвала маму в школу. Я часто думала уже потом, почему он дразнил меня столь настойчиво. Не двигало ли им чувство антисемитизма. Мария Антоновна, вероятно, расценила это таким же образом. Она поговорила с мамой и дразнилка прекратилась.

Закончив первый класс, со мной произошел еще один случай, который обидел меня тогда очень. И я до сих пор испытываю неприятные чувства, когда вспоминаю об этом. У меня в этом классе была подружка. В конце учебного года у нее был день рождения, и она пригласила меня на это торжество. Мама меня приодела, как могла. На празднике меня поражало всё: и наряды детей, и еда. Я прежде никогда даже не подозревала, что бывают такие яства. Я никогда не знала, что существует шоколад, ведь у нас дома сахар считался уже большим лакомством. Перед концом этого праздника всем приглашенным детям подарили по очень красивой большой кукле. Помню, что она открывала и закрывала глаза. Я была счастлива. И вдруг кто-то из взрослых громко сказал: «Эта девочка не из нашего ведомства». И куклу у меня забрали. Это было для меня такое потрясение, что я долго не могла успокоиться. И даже сейчас, вспоминая об этом, мне хочется плакать от обиды и огорчения. Ведь я даже не представляла, что бывают такие куклы. Но раздумывая об этом эпизоде, подумала, что любой ребенок был бы огорчен, даже имея дома куклы. Ведь все любят подарки, в том числе и взрослые.

Когда мама услышала, что случилось, она сказала, что когда вернемся на Украину, мы купим тебе еще лучшую куклу, а ты пока начни шить ей новую одежду. И действительно вручную я начала шить одежды для будущей куклы. Сначала мы с мамой пошили для этого тряпочную куклу, и я так пристрастилась, что шила еще очень долго. Маме говорили тогда, что ваша дочь уже большая, почему она играется с куклами. А я и не игралась, я просто шила. Потом уже на швейной машине, и в результате научилась шить. Особенно была «спецом» по перелицовке. Даже однажды, воспользовавшись отсутствием мамы в городе, перелицевала мамино модное коверкотовое пальто и щеголяла в нем, будучи уже студенткой львовского университета. Мама очень сердилась, когда приехала.

Расскажу еще об одном событии, которое произошло в начале . во дворце пионеров. Я там занималась в балетной студии. Балетная студия находилась во дворце, где раньше была резиденция русского губернатора края. Занятия были очень серьезные. Мы занимались в большом зале, где раньше устраивались балы. Там стояли настоящие балетные станки вдоль стен. Учительницу нашу звали Зоя Михайловна, и мы ее очень любили. Она ставила нам даже танцы из разных балетов, мы танцевали и на пуантах.

Однажды мы все собрались, а Зои Михайловны не было, мы сидели и ждали. Затем явился кто-то из администрации и сообщил, что ее муж оказался врагом народа, поэтому его жена не может у нас больше преподавать. Мы были все страшно взволнованы. Нам всем велели собраться на следующий день. К нам пришла сама Тамара Ханум. В то время ее знала вся страна. Она пела и танцевала узбекские танцы, ее часто видели в кино, она пела и по радио. Она нам сказала, что группа наша расформировывается, и отобрала несколько девочек в балетный интернат, в том числе и меня. В интернате готовили будущих балерин для участия в театрах Узбекистана. Ученики этого интерната были собраны со всего Узбекистана. Я же там была приходящей, т.к. мама не хотела, чтобы я жила вне дома. Там все было поставлено очень серьезно. Тамара Ханум была патронессой этого интерната. Кроме балета ученики изучали предметы, развивающие чувства ритма и слух. Поэтому нужно было учиться играть на фортепиано, но инструмента у нас дома не было. Но я не унывала. Я склеила несколько больших листов белой бумаги и нарисовала на ней всю клавиатуру. Раскладывала эту бумагу на столе, ставила ноты перед листом и готовилась к уроку. Только в конце учебного года, когда мама пришла в интернат узнать, как прошел учебный год, моя учительница узнала, как я готовилась к урокам. Она была очень растрогана. Ведь ни разу ничего не заподозрила. Интернат находился очень далеко, нужно было пешком добраться до Урды, а там трамваем до Бешагача. В конце учебного года мне подарили два платья за хорошую учебу: одно шелковое, а второе зимнее фланелевое. Одновременно продолжала посещать драмкружок во дворце пионеров. Перед самым уже отъездом из Ташкента в начале лета . участвовала в очень большой инсценировке, поэтому очень не хотелось уезжать, и очень долго сожалела, что не поучаствовала в этом празднике, где у меня была одна из главных ролей.

Однако мои родители делали всё возможное, чтобы уехать. Прошло уже десять лет ссылки. Помогло то, что мама очень болела тропической малярией. Пики этой болезни проходили не регулярно, температура поднималась выше сорока, трясло, хинин не помогал. Единственный способ избавиться от этой ужасной малярии – поменять климат. Это очень помогло получить разрешение на выезд. Причем папа получил прекрасную характеристику на работе. За все годы пребывания в Ташкенте он ни разу не был замечен органами в чем-то неблаговидном.

Давно наш старый Ташкент не существует. Но он живет в моей памяти до мельчайших подробностей. А мои мысли о нем, особенно по ночам, когда не спится, уносят меня туда в далекое мое детство, и это приносит мне большую радость, хотя не все было так радужно. Эти мысли не подчиняются никакой хронологии.

Вдруг вспомнился эпизод, который, вероятно, один из самых первых в моей уже сознательной жизни. Мои родители были тогда очень молоды, и их тяжелую непростую жизнь иногда скрашивали посещения «сада культуры и отдыха» в новом городе. Там можно было послушать духовой оркестр, который всегда собирал большую публику, были там и карусели, и даже танцевальная площадка, и многое другое. Так что публика могла развлекаться каждый на свой вкус. Но моим родителям нравилось слушать духовой оркестр, но больше всего они любили смотреть кинофильмы. В саду был летний кинотеатр, где сеанс начинался с наступлением темноты. Мне тогда было не больше трех лет. Папа всегда нес меня на руках, когда мы шли в «сад». И весь фильм я сидела попеременно, то у мамы, то у отца на руках. Конечно, содержания фильмов до меня не доходило, мне было скучно, хотелось спать. Я хныкала и стонала: «Скоро конец будет?» Вот этот момент мне и запомнился.

Часто приходят мысли об Урде – центральной части старого города. Там текла вода «басу» - самый большой поток в городе. Он тек, бурлил и пенился, а еще выше слева от потока был выход из парка, где находился дворец пионеров. Как из небытия всплывает такой эпизод: я выхожу через этот выход (так было ближе идти домой) и вынимаю из сетки глубокие калоши, которые мама одевала, когда несла два ведра питьевой воды из Урды. И я иду в них по непролазной грязи. Вроде бы мелкий эпизод и можно было бы не включать в мои записки, но для меня этот эпизод имел тогда большое значение. Я стеснялась одевать сразу же их при выходе после занятий. Интуитивно я чувствовала стыд. Я чувствовала, что тут при детях и учительнице нашей любимой нельзя их одевать и показать, что я беднее других или не должного уровня воспитания, а дети будут смеяться надо мной или презирать, а этого я не могла допустить. А намного ниже по моему пути был центр самой Урды. Там всегда было очень людно, шумно, звенели проходящие трамваи. Только здесь на весь старый и новый город шли трамваи, на которых я ездила на занятия балетом на Бешагач. Урда часто появлялась во сне, а в бессонницу я вспоминала и другое – большие очереди у газетных киосков, когда происходили громкие процессы, на которых судили предателей родины, состоящих на службе разных иностранных разведок, вредителей, которых нужно было выкорчевывать со всей строгостью советского закона. Первые такие очереди я видела еще раньше, но еще не понимала. Это было, наверное, за пару лет до . Вероятно, это было связано с ленинградским процессом после убийства Кирова. Меня родители часто посылали в очередь за газетой. А дома я тоже читала купленную газету. Помню даже, что там всегда публиковались речи Вышинского. Помню, что весь народ в очереди стоял молча. Эти очереди были совсем не похожи на очереди перед колонкой. Что думали люди, стоящие в очереди за газетами, не могу сказать. Наверное, большинство верило, так как эти процессы объясняли трудности, которые испытывал советский народ. И этим был выгоден партии и правительству, и потому так всеобъемлюще распространяли известия об этих процессах. Эти мысли мне уже приходят сейчас в момент, когда вспоминаю. А молчали в большинстве в очереди, я думаю, потому, что, как всем известно, «когда рубят лес, то щепки летят». А если и раздавались голоса, то они выражали негодование против этих предателей, которые мешают советскому народу строить светлое будущее. Что думали об этом мои родители, не знаю, ибо никогда не спрашивала. Многие упускают возможность спросить у родителей что-либо, а спохватываются, когда их больше нет. И сожалеют, что не спросили.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ (1938 г.)

4. ТУЛЬЧИН

Летом . мы уже были на Украине в городе Тульчине, где родились мои родители и я. Прощание с Ташкентом означало для моих родителей вернуться на столь любимую родину, о которой они думали и мечтали все годы ссылки. Оттуда были корни папиного сочного идиша, который я чуть ли не с рождения начала понимать. До сих пор помню многие еврейские пословицы и поговорки, которые произносил мой отец.

Нужно было начинать обустраиваться как-то, но жить негде было. Отец мой решил, чтобы мы пока поселились в деревне недалеко от города. И нашел такое место. Мы там поселились временно и называли наше новое жилище дачей. И действительно хата стояла в огромном саду, в конце которого была речушка, правда, в ней мы никогда не купались, хотя лето было жаркое. В саду росли фруктовые деревья. Особенно запомнились деревья с крупной, сочной, черной черешней. В палисаднике у дома росли разные цветы. Дорога, проходившая у дома, была обыкновенной проселочной дорогой. К ней я испытывала особый интерес, т.к. на другой стороне были невысокие глиняные холмики, где порхали разноцветные бабочки. Я пристрастилась к ловле их и собирала коллекцию. Папа сделал мне самодельный сачок, и целыми днями я бегала и ловила бабочек. В основном меня привлекали разноцветные бабочки, которые мы называли «корольки» потому, что они были очень красивы. Недавно проходя мимо большой клумбы, которую наша соседка развела у своего окна, вдруг я остановилась, как будто током ударило – увидела бабочки моего детства.

К осени мы перебрались на окраину Тульчина. Улица называлась на идише Ричке гос (Речная улица). И действительно, улица вела к речке.

На другой стороне возвышалась небольшая горка, на которой размещался дом Пестеля, известного декабриста. В его доме находилось «Южное общество декабристов». В настоящее время там находится музей. Я уже тогда знала о декабристах кое-что и с интересом поглядывала на этот дом, но никогда туда не поднималась. Помню, что часто сидела в садике, где отец снял нам квартиру, и поднимала глаза вверх, и рисовала себе в воображении, что там наверху происходит. Ведь с раннего детства я полюбила чтение, и кое-что знала о событиях, происходивших в эпоху декабристов. Часто рядом со мной сидел мой младший братишка Фимочка, ему тогда было четыре года. Я читала ему сказки, часто сочиняла их сама. И в этих сказках фигурировали и декабристы. Прочесть книгу, а главное достать ее было очень трудно и тогда, и в дальнейшем времени. Часто книгу давали на одну ночь или шел обмен, и сроки всегда были кратчайшие.

К началу учебного года я пошла в школу в четвертый класс. В моем воображении школа была очень большая по сравнению с теми, которые я видела до сих пор, имею в виду свою начальную школу в Ташкенте. По сравнению с той начальной школой в Ташкенте эта была просто небоскреб. Училась хорошо с большой охотой. Учила много стихов, которые даже не входили в школьную программу. Мои любимые поэты были Агния Барто, Самуил Маршак, обожала Корнея Чуковского, особенного его «Доктор Айболит». Недавно узнала, что существовал прототип доктора Айболита. В своих воспоминаниях К. Чуковский написал много похвальных слов о нем, например: «…был это самый добрый человек, которого я знал в жизни. Придет, бывало к нему больной, а он говорит, - «Ты хочешь, чтобы я выписал тебе рецепт, нет, тебе поможет молоко. Приходи ко мне каждое утро и получишь молоко. И по утрам я замечал, что выстраивалась к нему целая очередь. Дети часто приходили к нему. Однажды пришли к нему трое плачущих детей. Они принесли с собой кошку, у которой язык был проткнут рыболовным крючком, и беспрерывно лилась кровь. И наш доктор, вооружившись щипцами, вставил кошке в рот какую-то распорку и очень ловким движением прекратил кровотечение, а у меня тогда написалось «Приходи к нему лечиться и корова, и волчица».

Сам этот замечательный доктор был родом из Вильнюса, он был не просто доктор, он был доктор медицинских наук. Общественный деятель, публицист, редактор. Учился в Венском, Гейдельбергском и Берлинском университетах. Активно участвовал в революции. Умер от заражения крови. Имя его было Цемах Шабад. Впоследствии еврейское имя его стало звучать Тимофей Осипович». Это все я узнала из воспоминаний К. Чуковского. Фигура доктора Айболита и маленькой девочки с котенком в руках установлена на родной улице доктора Шабада. Скульптор этого памятника Ремас Квинтас, как-то заметил, что имя Айболита сегодня в Литве известно больше, чем имя самого Цемаха Шабада – прототипа памятника.

Обожала также детские стихи Сергея Михалкова, отца двух знаменитых сыновей Никиты Михалкова и его старшего брата Кончаловского, который, чтобы не путали его с братом, взял фамилию своей матери.

Кроме того, используя свой ташкентский опыт, подготовила в школе уже к октябрьским праздникам два танца с детьми нашего четвёртого класса. Мой отец старался приспособиться к новой жизни. Но оказалось, что в таком маленьком городке делать нечего. Работы никакой не было. Нужно было думать о детях, кормить их, приодеть. Ведь шла зима, а у них не было ни одежды теплой, ни соответствующей обуви. Ведь в Ташкенте всего этого не нужно было. Я помню, что однажды на новый год ходила там во фланелевом платье. Были, конечно, зимы холодней, но не настолько холодные, чтобы нужна была особо теплая одежда.

Сестра его Мирьям с детьми, которые жили тогда еще в Тульчине, была настолько бедна, что не могла ничем помочь. Он решил поехать в Киев. Там жил племянник Федя, кадровый военный, сын его старшей сестры. Но устроиться в Киеве было невозможно. Затем он едет в Полтаву, где жила еще одна его племянница Фаня, дочь той же его сестры Элки. Фаня оказалась больная и находилась в больнице. Ее муж, помню, его фамилия была Авцон, разрешил нам переехать и пожить у него, пока папа сможет решить вопрос о квартире и работе.

5. ПОЛТАВА (1938—1941гг)

Таким образом, мы очутились в этом городе. Приезд наш оказался траурным. Как раз в день нашего приезда умерла папина сестра Элка, приехавшая навестить свою больную дочь в Полтаве. Собрались в этот день к похоронам все ее сыновья: Федя, Миша, служивший тогда во флоте, и Семен. День этот оказался очень тяжелым. И кто-то высказался, что это не к добру. И так оно произошло, через три года началась война. Что случилось с Фаней и ее мужем не знаю, вероятней всего, они не смогли эвакуироваться и погибли в гетто.

Папа снял квартиру в маленьком старом домике деревенского типа, который очень усел в одну сторону, на окраине города. Была в этом домике еще крытая веранда. Стал вопрос, что сестре нужно поставить памятник. Так как это было очень трудно осуществить, поэтому отец купил его заранее, ибо подвернулся случай. И этот черный гранит стоял у нас около окна почти год. Ведь памятник нельзя ставить раньше года, пока земля хорошо не осядет. Как взгляну, бывало, сразу омрачалось настроение, напоминавшее о том, что случилось в день нашего приезда.

Хозяин домика был добродушный старик, помню, его фамилия была Грунис. Он остался на старости один, был очень беден. В этих местах никто никогда не снимал квартиру. Для него это было просто чудо. Грунис был безмерно рад, что кто-то поселился у него. Ведь ему платили за съем квартиры и тем немного пополняли его бюджет. Правда плата за проживание была мизерная, но он был доволен. Кроме того, наше пребывание там скрашивало его одиночество.

Я начала ходить в школу, но было несколько далековато, т.к. школа находилась в центре города. По дороге зимой я не пропускала ни одной ледяной дорожки, чтобы не прокатиться по ней. Помню, что очень часто я не просто шла, а танцевала по дороге, вспоминая балетные па.

В школе все шло хорошо. Папа, в конце концов, устроился в исправительной трудовой колонии. Там все заключенные работали в швейном цеху. И тут ему пригодилась специальность, приобретенная в Ташкенте. Он и в Полтаве стал механиком швейных машин и работал там вольнонаемным. Он познакомился и сблизился с одним человеком. Он ему и рассказал, что у него есть хороший приятель, военный в довольно высоком чине. В данное время он направляется на Дальний Восток, где происходили события у реки Хал-Хин Гол. Квартиру он хотел сдать на время своего отъезда нелегально за деньги. Папа с ним познакомился, и вскоре это дело было официально улажено.

Уехал, но вернуться уже не смог. Япония уже была втянута в фашистскую ось. Назревали грозные события. Он же официально заявил в Полтаву, что не вернется, и это было за 3 месяца до начала войны.

В результате нам выдали ордер на эту квартиру. Никто не предполагал, что проживем в ней так мало времени. Все мы были счастливы, квартира была очень хорошая. Она находилась в центре города. Рядом буквально в ста шагах был дворец пионеров. Еще чуть дальше находился так называемый Корпусный сад. Школа стала теперь очень близкой, так что все устраивалось наилучшим образом. В школу эту я ходила до самой войны и окончила шестой класс.

Я очень хотела продолжать свои занятия музыкой и балетом. В Полтаве был дом культуры, где я и стала заниматься. Родители, помня мой ташкентский опыт с листом бумаги вместо клавиатуры, купили по случаю дешево старинное немецкое пианино. Я могла уже готовиться к урокам музыки и действительно развивать свой слух. Кроме выполнения домашних заданий, я очень любила подбирать. Особенно мне запомнились мои пробы в этом плане. Подбирала разные советские песни тех времен, но больше всего я любила играть «Сказки венского леса» Й. Штрауса. Играла с упоением. Родители тоже были довольны моим усердием.

Участвовала еще и в драматическом кружке в доме культуры. Что же касается балета, то это было совсем не то, что в Ташкенте. Это был просто танцевальный кружок, где разучивали всякие танцы, которые мы готовили к праздникам.

Хотя о том, что в Ташкенте занятия в балете так серьезно были поставлены даже во дворце пионеров, а потом в интернате, долго не могла забыть и горько об этом сожалела. Но я очень любила танцевать. И танцевала с большим удовольствием и довольно успешно, учитывая мой прежний опыт. Я даже попросила учительницу поставить пару танцев из классического балета, и она согласилась. Помню, мы танцевали тогда танец маленьких лебедей из балета «Лебединое Озеро» и танец паяцев, где требовались даже акробатические способности. Нужно было делать «колесо» вокруг всей сцены, поэтому выбрали детей, которые могли это сделать. Хоть и впервые, но я справилась с этим. Нужно признаться, что вначале я очень боялась сделать «колесо».

Кроме того, я с удовольствием танцевала сольный номер в память о моем любимом Ташкенте. Это был узбекский танец, я умела крутить головой из стороны в сторону при неподвижных плечах, как это делают узбечки в танце. Было у меня и шелковое узбекское платье, и тюбетейка, и волосы моя мама заплетала мне мелкими косичками. Я очень часто его исполняла. Ведь в стране советов дружба народов – это был один из главных лозунгов советской пропаганды. В этом наряде даже шла на первомайские демонстрации. Снимок из газеты долго хранился у нас.

Когда мы жили в Полтаве, Фимочка начал проявлять интерес к маркам. Он начал коллекционировать их и одновременно стремился узнать географию, историю стран марок, которые он приобретал. Когда он сидел со мной у коптилки, то он очень многому научился. Но т.к. он не мог пойти в школу сначала по возрасту, а когда мы уже жили в самом Самарканде, то были очень большие эпидемии, и мама боялась, что в школе он может заразиться. Наши занятия в Самарканде привели к тому, что когда после войны родители с ним вернулись в Харьков, он сразу же смог поступить в третий класс. Приехав во Львов, учился всегда с большой охотой.

Ташкент был в моей памяти не только по поводу моих сожалений о балете. Там я долго вообще не знала, что родилась на Украине в небольшом городе Тульчине.

Скучала и сожалела о теплом Ташкентском климате. В память о своей любви к Ташкенту в ., когда я начала работать во Львове в 21 школе, мне дали классное руководство в 10 классе. Дети мои участвовали очень активно во всех конкурсах и во всех праздниках. Уже на очередном празднике, посвященному первому маю, я поставила узбекский танец. Все было по- настоящему. С трудом достали штапельную ткань с точно такой расцветкой, которую носят узбечки. Родители учеников всегда мне помогали, им импонировал мой энтузиазм.

То, что я тосковала по Ташкенту, не означало совсем, что мне не нравилась моя жизнь в Полтаве. Я с каждым днем все больше убеждалась, что живу в красивом культурном городе. И жизнь у меня бьет ключом. В течение трех лет, проведенных в Полтаве, все больше узнавала и начала понимать, что Полтава – это действительно культурный центр. В Полтаве были и кинотеатры, и театр, где я впервые увидела балет «Лебединое озеро». Можно представить, как я была взволнована, ведь балет был моей страстью с самого детства. Были в городе несколько библиотек, куда я часто ходила со своим братишкой. Он тогда увидел впервые сказки народов мира. Это было для него потрясением. Раньше он мог читать только кое-что из моих учебников. Не удивительно поэтому, что, читая эти сказки, он знакомился с бытом и обычаями разных народов. Возможно, что именно тогда и проснулась у него страсть к коллекционированию марок.

Когда уже после войны начала учиться в Харькове в институте иностранных языков, я поехала в Полтаву, которая была разрушена. Помню очень хорошо, что, приблизившись к своему бывшему дому на Кременчугской улице, увидела просто поле, на котором росла картошка. Однако в центре города я с радостью отметила, что уцелел знаменитый первый кинотеатр, построенный еще при царе. Уцелел также Корпусный сад – гордость полтавчан. Сколько воспоминаний о нем. Я каждый день шла в школу мимо него или пересекала его по центру. Знала еще, что с этим садом связаны исторические события. Здесь Петр 1 и его славные командиры разгромили армию шведского короля Карла Х11.

Знала, что за городом есть мемориал в честь этой победы, хотя и не пришлось побывать в нем.

Тогда же, в этом послевоенном посещении Полтавы, я не увидела кинотеатр, где мы с родителями смотрели фильмы «Профессор Мамлок» и «Семья Оппенгейм». В этих фильмах разоблачалась сущность фашизма.

Но как только был заключен пакт Молотова – Риббентропа, эти киноленты были сняты с экрана. Я думала с горечью о том, чем закончилось заигрывание с немцами. Вспоминаю немецкие марки моего Фимочки с изображением Гитлера в разных ситуациях. У него были целые блоки (по 100 штук). И тогда я поняла, что эти марки – следствие того же пресловутого пакта, который позволил таким образом рекламировать Рейх, в то время как у нас был запрет на малейшее плохое слово, сказанное о нацистском режиме.

Вспомнила и о своем младшем брате, который в пятилетнем возрасте приехал в Полтаву. Вспоминала, какой Фима был смышленый и подвижный, хотел все знать. И Полтава ему очень в этом плане помогла. А именно, наши с ним плодотворные походы в библиотеку. Я думаю, что все его интересы тогдашние и привели не только к коллекционированию марок, но и к истории, и географии.

В тот приезд в Полтаву я подошла к Корпусному саду, рядом с которым находилось училище, куда приняли моего несовершеннолетнего старшего брата Давида в первый день начала войны. Было очень грустно стоять около этого училища, откуда он ушел в небытие. Думалось и о том, как моя мама выстаивала там, чуть не попав вместе с нами в какой-то концлагерь.

Вспоминала и клуб культуры, где я с таким удовольствием занималась музыкой и танцами. Жаль мне очень, что за все послевоенные годы не посетила больше Полтавы. Знаю, что в настоящее время Корпусный сад выглядит прекрасно, внутри него памятник славы, официально открытый в . в честь двадцатилетия Полтавской битвы. Он окружен настоящим цветником, а от памятника 6 радиальных алей – и все это утопает в море цветов. А когда я стояла около Корпусного сада после войны, то никаких цветов и в помине не было.

Знала только, что название своё «Корпусный» связано с тем, что до 1917 года в училище находился кадетский корпус.

Знаю, что реставрирован и мемориал в шести километрах от города, который я мечтала посетить еще до войны, но это было далеко от города, а у родителей не было времени меня туда повести. Знаю, что там есть общий мемориал и двадцать восемь памятников героям командирам, которые и одержали победу над шведами, ведомыми Петром 1, и там ему есть тоже очень красивый памятник. Все это помог мне увидеть интернет.

Вспоминала в тот послевоенный приезд в Полтаву, что еще до войны знала, что этот город не только славился разными культурными учрежденьями, но и тем, что там жил и творил Владимир Короленко, замечательный писатель. Его два произведения я прочла еще тогда до войны. Это были «Дети подземелья» и «Слепой музыкант». Я волнуюсь и восхищаюсь, когда вспоминаю свое впечатление об этих прочитанных книгах.

Хотя он родился в Житомире, но большую часть своей жизни он прожил в Полтаве, и нет на Украине такой улицы, библиотеки, чтобы не носило его имени. Я лично в то далекое время видела домик, в котором он жил. Владимиром Короленко восторгаются не только за его произведения, а еще за гуманизм, который проявляется во всех его произведениях.

Кроме того, он был журналистом, публицистом, правозащитником, его называли «совестью России». Как правозащитник он обрушился с гневом на власти, которые обвиняли Бейлиса в . в ритуальном убийстве. Короленко разоблачал все черносотенные силы, которые инициировали этот процесс. А еще немного позднее в . не дал своим авторитетом черносотенцам пройти в город и тем предотвратил погром. Он смело стал перед взмыленными лошадьми, на которых сидели свирепые погромщики. Но они не посмели проскакать в город.

В том году начался страшный погром в Киеве, свидетелем которого был Илья Эренбург. Он уехал тогда в Крым к Волошину, где нашел у него приют. Тогда погромы охватили всю Украину, неся всюду смерть. И только В. Короленко удалось не пустить и остановить своим авторитетом погромщиков войти в Полтаву. Еще знала, что в этом городе жил еще другой известный украинский писатель И. Котляревский. Здесь он написал свою знаменитую книгу «Энеиду», которая известна не только на Украине, но и далеко за ее пределами. Но мало кто знает, что И. Котляревский, был не только замечательным поэтом, но и офицером. В . под влиянием патриотического порыва воевал против Наполеона.

Хочу рассказать еще об одном эпизоде, который был связан с моей довоенной жизнью в Полтаве. В школе у меня была очень хорошая подружка Нина Сырых. Мы любили с ней гулять. Иногда заходили очень далеко. И вот однажды мы дошли до места, где находилась железная дорога. Остановились возле будки стрелочника, но не ушли сразу, т.к. вдали показался состав. Он быстро приближался, и пар паровоза обволакивал его как облако. Стрелочник поднял флажок, а мы стояли и смотрели. Состав был очень длинный. Мы начали считать вагоны, но сбились со счета. А вагоны все шли и шли. Когда состав стал удаляться, стрелочник, свернул флажок, выругался нецензурно и произнес, сплюнув: «Видали? Немчуре везут, а самим жрать нечего». А еще в этом составе плыли открытые вагоны с пушками и еще каким-то вооружением. «А зачем везли пушки, чтобы пополнить оружейный запас немцев?» - так я думала, когда уже началась война.

Еще не было официально объявлено о войне, хотя сверху уже были информированы об этом, и уже бомбили города, ведь пели: «22 июня ровно в четыре часа, Киев бомбили…» А эшелоны в Германию все еще шли и шли, такие я слышала слухи. А в послевоенное время об этом уже говорили открыто.

6. ВОЙНА (1941—1945 гг.)

Несмотря на то, что война обрушилась на советский народ внезапно, ее можно было предвидеть по всем геополитическим событиям, начиная с . в Германии, когда А. Гитлер к власти пришел законным путем.

Что же касается моего старшего брата Давида, то он хотел стать кадровым военным и поступить в училище, которое находилось около Корпусного сада. Родители были против военной карьеры, но он настаивал и сдал свои документы. Вскоре ему сообщили, чтобы он пришел забрать их, мотивируя тем, что ему еще нет 18 лет. Он должен был явиться в училище 22 июня в 10 часов утра.

22 июня утром, мой старший брат отправился в училище забрать документы, но долго не возвращался. Родители забеспокоились. В 12 часов дня В. Молотов официально объявил о начале войны. Мама тотчас же бросилась к училищу. Нельзя передать словами, что она пережила, увидев своего родного сына в солдатской гимнастерке и подстриженного наголо. Мама поняла, что опоздала и начала плакать. Давид старался ее успокоить. Затем он рассказал, что когда он пришел в училище, уже ничего не говорили о его возрасте и сказали, что берут его в училище, т.к. началась война. Узнав о начале войны, он рвался на фронт, воевать сейчас же и бить ненавистного врага. На что начальник училища заметил: «Пока поучишься у нас, а когда исполнится тебе 18, то сможешь бить, врага более квалифицировано», - сказал он строго. Помолчал, а потом добродушно добавил, что он еще навоюется за свою жизнь.

Этот порыв идти на фронт не был бравадой. Это был глубокий патриотизм, который овладел всем обществом. На это работала все предвоенные годы пропаганда под умелым руководством т. Сталина, «кормчего, учителя, сокола и вождя всех народов», населяющих СССР.

Ведь не зря лучшие композиторы и поэты создавали такие песни, как: «Броня крепка и танки наши быстры», «Все выше, и выше, и выше, стремим мы полет наших птиц». Поэтому, помню, что в начале войны были разного рода рассуждения, пытаясь объяснить происходящее отступление наших войск. Полтавчане с первых дней войны испытали бомбежки. Я лично видела самолеты немецкие, которые кружили над городом, вероятно, разведчики и говорили между собой, я это слышала неоднократно: «Смотрите на эти Мессершмидты – это последняя модель самолетов», а далее добавляли, что Гитлер уже исчерпал свой запас вооружения и пользуется уже самыми последними видами вооружения». Этим и объясняли свое недоумение по поводу отступления наших войск. Каждый день мы слушали сводки с фронта. Все считали, что скоро у них все это закончится, и мы сможем нанести ненавистному Гитлеру сокрушительный удар. Народ верил, что иначе быть не может, ибо «наша никем непобедимая» Красная армия, ведомая Верховным Главнокомандующим товарищем Сталиным, быстро разгромит фашистскую нечисть. Как же было не верить т. Сталину, если пели о нём бесчисленное количество песен:

Удивительно ли, что когда началась война, всех охватил один порыв – тотчас стать на защиту любимой родины. И верили, что война будет краткой, и победа будет за нами.

Тем более, что ведет нас наш мудрый учитель и брат, и наша родная партия. И даже я и моя неизменная подружка Нина Сырых побежали в военкомат, где толпился народ, жаждущий тотчас идти сражаться с подлым врагом, который посмел нарушить «спокойствие наших границ».

И как было не откликнуться! Ведь отовсюду плакаты призывали нас: «Родина мать зовёт», «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой», «Вперед, на разгром фашистских захватчиков». На этом плакате Сталин стоял с протянутой рукой.

Но мама тогда рассуждала иначе – ее сын в опасности. В такие минуты она не могла думать адекватно, и каждый день стояла у ворот училища, надеясь на чудо. Она даже не думала о том, что из-за ее упрямства стоять тут, если Додик оставался в Полтаве, она подвергала нас опасности остаться у немцев с вытекающими последствиями. Мы знали тогда точно, что это значит. Я лично видела, как вдоль ул. Кременчугской, где мы жили, шли толпы беженцев, их было очень много. Они говорили, что убежали из родных мест, потому что фашисты убивают евреев…

Мы с мамой и соседи выносили беженцам кое-что поесть и напиться. Была страшная жара. Фашисты стремительно продвигались вперед и времени, оказалось, было совсем мало. 18 сентября официально сообщили по радио, что наши войска оставили Полтаву.

Накануне мама стояла около училища и увидела много машин, подъехавших к училищу. Из них вышло много офицеров высокого чина, судя по шпалам и звездочкам. Узнала она только маршала Тимошенко. В результате рано утром на следующий день училище начало эвакуироваться. Это было утром, а в этот же день ближе к вечеру немцы прорвались к Полтаве.

В это же утро пришел срочный приказ эвакуировать всех заключенных вместе с оборудованием швейной фабрики, которой предназначалась новая роль – бесперебойно шить разное обмундирование для фронта. И на моего отца возложили обязанность это осуществить, т.е. организовать и начать как можно быстрее работу на новом месте, и он был забронирован. Теперь, когда мой брат Давид был эвакуирован вместе с училищем, мама успокоилось. В большой спешке, схватив, что было под рукой, и мы почти бегом, бросились эшелону, который уже находился на вокзале.

Нас поместили в вагон вместе с политзаключенными. Это было не плохо, т.к. они были спокойные, большинство из них вообще сидели в тюрьме случайно – как говорится в поговорке – «Лес рубят, щепки летят». Мама вспомнила, что в дороге ей придется ехать долго, а без корыта ехать нельзя, т.к. отсутствие элементарной гигиены может привести к болезням и даже к эпидемиям. Папа был вынужден отправиться за нашим старым деревянным корытом. Когда он пришёл домой через какие-то полтора два часа, нашел квартиру уже пустой. На полу валялось всякое тряпье и наше корыто. Никто на него не позарился. Взяв корыто, быстро пошел к вокзалу. Но за время его отсутствия наш эшелон оттянули на запасной путь, ведь наш состав не был стратегическим объектом. Мы страшно волновались, что отец нас не найдет. К тому же вокзал страшно бомбили, стреляли из пушек, т.к. нацисты были уже рядом. Все заволакивало дымом. Наши вагоны так тряслись, что я боялась, что они соскочат с рельсов. Мы были уверены, что в этом хаосе отец нас не найдет, но папа все же нашел нас во время. Всё, что шло на фронт остановилось, а нашему эшелону с запасного пути удалось проскочить в обратном направлении. Судя по сводкам советского информационного бюро (это был единственный источник, передававший сводки с фронта в СССР.) Полтаву сдали 18 сентября. Наши же вагоны были отправлены уже, когда начало темнеть. В то время фашисты уже взяли Полтаву. Вероятно, наш эшелон был последним, которому удалось проскочить.

Началась война с хаотического отступления наших войск. Оказалось, что наша армия не способна воевать ни на чужой, ни на своей территории. В большинстве отступали не воинскими подразделениями, а небольшими группами или даже отдельные воины брели по 2-3, а иногда и в одиночку, не зная направления, куда им идти. Первый бой приняли пограничники. Но фашисты двигались неудержимо вперед. Серьезное сопротивление оказала Брестская крепость, руководимая бесстрашным командиром Ефимом Фоминым. Расстреляв Фомина других бойцов, немцы продолжили свой стремительный «Drang nach Osten». Красная Армия отступала. Командарма Павлова расстреляли по приказу главнокомандующего за то, что он не смог сдержать отступления вверенных ему войск.

Несмотря на всё, что творилось, к концу года удалось отстоять Москву. Фашисты рвались к столице нашей родины. Гитлер уже готовился к торжественному параду в Москве. Москвичи боролись отчаянно. Дети заменяли взрослых у станков, они сидели на крышах и сбрасывали бомбы, отчаянно бились и наши воины - вопреки всему боролись за столицу нашей Родины. И враг не смог взять столицу. Несмотря на это в эти дни начались опять репрессии. Верховный реввоенсовет вынес решение о казни Я. Смушкевича и Г. Штерна – Героев СССР в боях у реки Халхин-Гол, а Я. Смушкевич получил вторую Золотую медаль Героя СССР, который в Испании успешно командовал авиацией и был награжден еще орденом Ленина. Вместе с ними были казнены еще ряд военных высокого ранга.

События под Москвой вдохновили весь советский народ. Усиленно начали работать эвакуированные заводы, перестраиваясь на военный лад. Научные кадры изобретали более совершенные танки, самолеты и др. виды вооружения. Воины совершали невиданные доселе подвиги. Появились такие герои, как Матросов, заслонивший своим телом амбразуру ДЗОТа. Этот подвиг повторили еще многие другие. Появился такой герой, как летчик Гастелло, Мересьев, о котором после войны Борис Полевой написал книгу, «Повесть о настоящем человеке» и др.

Но решающий удар немцы получили в . под Сталинградом, где нацисты были разгромлены, а Паулюс был взят в плен. В нацистской Германии был объявлен траур. Победа под Сталинградом советских войск оказалась предвестником поражения Германии в войне. И так оно и случилось. Еще продолжались тяжелые бои, и до победы было еще очень далеко, но враг уже проиграл войну и постепенно катился до границ своего государства, а там и до Берлина, где маршал Жуков смог полностью проявить свой полководческий дар. Берлин был взят.

7.ЭВАКУАЦИЯ - САМАРКАНД

С началом войны нашей семье предстояла долгая дорога. Мы ехали в Самарканд, а наш родной брат эвакуировался с училищем в Краснодарский край. Мама его видела в последний день, когда приехал маршал Тимошенко, а мы рано утром 22 июня, когда он пошел забирать документы из училища. Письма стали приходить в Самарканд от Давида только через года полтора, так как мы жили в таких местах, где не было у нас всё время домашнего адреса.

А мы в эти первые страшные дни войны ехали все дальше и дальше к далекому от нас Самарканду. Прошло всего три года со времени возвращения на Украину из ссылки, а теперь мы опять едем в Среднюю Азию, из которой с таким трудом и светлыми надеждами вырвались.

Ехали мы долго. Во время остановок нас часто перебрасывали на запасные пути, а расписания не существовало на протяжении всего нашего движения на юг. Все же мы ждали с нетерпением остановок, т.к. необходимо было что-то купить и набрать кипятку. И всегда была опасность отстать от поезда, когда бежали за кипятком. Многие семьи так потеряли друг друга. Здесь во Львове у меня есть знакомый, который навсегда потерял свою маму в такой же ситуации, а он тогда был малюсеньким ребенком. Он был сдан в милицию, затем в дом ребенка и в детдом.

В конце августа мы приехали, наконец, в Самарканд. Колонию разместили на главном тракте, чтобы быть ближе к железной дороге. Это было удобно для быстрой погрузки продукции швейной фабрики колонии в поезда, идущие на фронт. Тогда вся страна руководствовалась лозунгом «Все для фронта, все для победы». Семьи же вольнонаемных, главы семей которых работали в колонии и приехали вместе с заключенными, отвезли за город, где находился кирпичный завод в мирное время. Здесь вокруг были невысокие глиняные холмы, так что сырье для кирпичей было тут же. В военное время завод не работал. Нас разместили в бывшем общежитии для рабочих завода. Тогда эти холмы были совершенно голые, покрытые высохшими травами от жары после короткого цветения. Хорошо запомнились эти холмы, покрытые маками и другими полевыми цветами в начале весны.

Нужно было подумать о школе. Приехало тогда много эвакуированных детей, и ввели третью смену в школах. Я поступила в маленькую старую школу, которая находилась в старом городе. Возвращаться с третьей смены приходилось поздно вечером. Дорога, по которой я шла домой, называлась черной, может быть, потому, что не было ни одного фонаря. А ночи на юге очень черные. Для меня трудности тогда заключались не в том, что было далеко ходить, а в том, что я весь этот учебный год была покрыта страшными фурункулами. Было страшно больно, они нарывали, но особенно болели нарывы подмышками. Помню, что всегда сидела на уроках, не опуская рук, и это было невыносимо, но я терпела. Маме сказали, что это было связано с недостаточным питанием. А откуда было взяться этому питанию, если мы с Фимочкой с большим нетерпением ждали, когда мама разожжет старый самовар, брошенный еще рабочими завода. Из сухих трав, которые мы с братиком по утрам собирали, мама растапливала самовар и давала к чаю кусок макухи (отжимка из хлопка при изготовлении растительного масла). В настоящее время мало кто знает, что такое макуха, только старые жители деревень помнят, что это такое. Не мешает иметь в виду, что макуха украинская из подсолнухов и других семян, совсем не то, что из хлопковых семян. Вечером, несмотря на боли, я садилась за выполнение письменных заданий. Устных уроков я никогда не делала, т.к. запоминала их во время объяснений учителей.

Домашние задания нельзя было откладывать, т.к. по утрам нужно было собирать сухие травы для чая.

Когда я приходила из школы, мой братишка повадился садиться рядом. Мы вместе сидели при свете коптилки. Я писала, делала упражнения, а он внимательно смотрел и время от времени задавал вопросы. Они не отвлекали меня от выполнения домашних заданий. Помню, что однажды он заметил, что я переписываю из книги, а буквы разные в книге и в тетради. Я ему кратко ответила, что я пишу письменными буквами, а в книге они печатаются. Итак, у нас началось. Он с нетерпением ожидал моего возвращения. Прошло время, и он уже многое узнал. Со счетом тоже было легко, я ему говорила какую-то считалку, и он постепенно выучил цифры до десяти. Потом рассмотрел внимательно, как пишутся эти цифры. С моей помощью он сделал даже из бумаги домино, и это очень помогло усвоить цифры. Эта игра доставляла мне огромное удовольствие.

Так мой братишка многому научился во время приготовления моих уроков вплоть до 1945г. Тогда эти занятия прекратились, т.к. я уехала из Самарканда. В связи с тем, что в колонии, где папа мой обедал, тоже не хватало продуктов, поэтому было решено заиметь участок земли, обрабатывать его и улучшить положение в столовой колонии.

Помню такой случай, нужно было ехать на прополку овощей в поле, которое колония получила от совхоза. И меня послали от нашей семьи. Это был не единичный случай, когда я ехала в поле работать. Но однажды мы пришли на поле и начали полоть. По неопытности я разделась до пояса и начала полоть. Через очень короткое время я почувствовала, что спина у меня сильно жжет. Женщины, осмотрев мою спину, велели мне быстро одеть платье. Вся спина покрылась волдырями, а к вечеру уже была один сплошной волдырь. Малейшее движение вызывало острейшую боль. Утром женщины решили не брать меня в поле с условием, что я приготовлю обед к их возвращению. Но я и с этим заданием не могла справиться, так как боль была невыносимая при малейшем движении. Я не смогла растопить эту большую печь. Вернувшись, женщины были очень не довольны мною, и сочувствия не проявили. Через пару дней приехала телега из совхоза с хлебом, и увезли меня домой лечить ожог третьей степени.

Мы перебрались на следующий учебный год в старый город. Мы поселились в доме на узбекском кладбище. Я часто видела похороны. Усопшего хоронили без гроба, в могилу клали сидя и ставили ему чайник, пиалу, лепешки. Для того, чтобы подняться к квартире, которую мы сняли, необходимо было подняться на небольшую горку и сразу же открывался вид на кладбище. По узкой тропинке сбоку кладбища можно было пройти к единственному двору, где жили узбеки- муж и жена. У них был симпатичный маленький дворик, в конце которого находился хаус, так назывался небольшой квадратный бассейн с проточной водой. Я интересовалась, откуда берется свежая и прозрачная вода в нем. Хозяин объяснил мне, что сначала копают глубокое квадратное или продолговатое место для бассейна. Затем в противоположных концах бурят две скважины, пока не появится вода. Таким образом, вода в них прибывает и уходит все время, и она всегда свежая, чистая и прохладная. Чтобы вода была чистая, этот бассейн цементируют, кроме двух скважин. Хозяин объяснил мне, что такие бассейны придумали еще в далекой древности. Он был грамотный, работал в военкомате. Жена же его говорила только по-узбекски, просила все время купить кровать, надоело ей спать на полу, хотя он был застелен коврами. Так как мужа в основном не было дома, то я общалась больше с его женой, и начала получать практические знания по узбекскому языку. Вскоре понимала хозяйку уже хорошо. Однажды услышала разговор мужа и жены. В ответ на приставания жены о кровати он ответил, что когда Гитлер «килэде» (на узбекском - придет) будет тебе кровать. Меня как будто громом ударило это «килэде». Оказывается, они ждали Гитлера! Это действительно был гром средь ясного дня, и потому врезался в память этот факт и это слово навсегда.

Когда входили в калитку, был виден весь двор. Слева под навесом была кухня – открытое довольно просторное помещение, в углу которой находился большой котел, замазанный вокруг глиной с саманом, а под ним разжигали огонь, когда варили. Следовательно, котел никогда не мыли. Варили хозяева обычно плов. Пили только зеленый чай и по несколько раз в день.

Мама же, пользовались небольшой печуркой, которая стояла в нашей комнате. Металлическая её часть был чугунный котел, срезанный сверху. Комната наша была не большая, и было очень тесно.

Из барака, где мы жили раньше, папа перенес «мебель», разобрав на отдельные доски, затем он их сколотил опять.

Стол стоял впритык к печке. Я сидела за столом, а на печке закипал чайник. Сделав неосторожные движения ногой, чайник с кипятком опрокинулся мне на ноги. Ожог был очень серьезный. От колена и дальше вниз до пяток. Рана была огромная и начала гноиться, а лекарств не было. Вероятно, я бы осталась вообще без ноги. В конце концов, благодаря ходатайству начальства колонии, выдали из госпиталя пакетик марганцовки. С этой ногой возилась очень долго. Когда рана зажила, я не могла долгое время ходить без палки. Нога пухла, ходить было очень трудно. Рубец внизу остался на всю жизнь.

Мы переехали на другую квартиру. Преимущество нашего нового жилья было в том, что оно было близко от колонии и от центра старого города. Там уже была «тарелка» (радио точка). Теперь по несколько раз в день мы слушали, что происходит на фронтах Великой Отечественной войны. Кроме того у нас уже был постоянный адрес, т.к. мы перебрались на главную магистраль старого города, на улицу Пенджикентскую. Не было у нас домашнего адреса ни в бараке, ни на узбекском кладбище. А писать на адрес колонии запрещалось - военная тайна. Кроме того, мне не так трудно было ходить по ровной улице с больной ногой.

Мы написали в училище, но ответа не получили. После многочисленных писем в разные инстанции узнали, что всем военным училищам по приказу главнокомандующего был сокращен срок обучения до полугода. После наших дальнейших многочисленных писем был сообщен адрес полевой почты Давида. Через некоторое время мы успели получить всего пару «треугольников». Давид писал эзоповским языком. Но мы всё понимали. Сопоставляли то, что он писал, со сводками совинформбюро. Например, он написал, что «служит» в моторизированной разведке. А мы поняли, что мой дорогой брат на фронте, что на мотоциклах он и другие бойцы освобождают поле от мин для того, чтобы за ними могла пройти пехота.

Последнее письмо пришло от него от 1 августа . В этот день ему исполнилось 18 лет, и он просил поздравить его с совершеннолетием. Мы сопоставили с сообщением по радиоточке и таким образом узнали, что немцы в это время наступают на Кавказ. А их воинская часть двигалась к Керченскому проливу, потому что в письме было сказано, что «впереди море, а за спиной немцы». Больше писем не было. Мы писали во все инстанции, в разные полевые почты, в управления и т.п. Но ответ был одинаковый: «Выбыл из нашей части. Место нахождения не известно». А иногда вдруг: «Выбыл из нашей части в такую-то часть». Писали в ту часть и так далее. Такие же письма мы писали очень-очень долго, когда мы уже жили во Львове.

Из мемориальной литературы мы знали очень хорошо, что там творилось тогда. Мой младший брат Фима очень серьезно относился к нашим поискам, можно сказать, что он был главным в них. Мама все время не могла поверить в гибель Давида. Был даже случай, что сын ее приятельницы вернулся через десять или более лет из ссылки. Вернувшись из плена, он был осужден, а после тюрьмы был сослан в Сибирь. Такова была судьба большинства военнопленных. Товарищ Сталин считал, что настоящие воины в плен не сдаются, а те, что были в плену – изменники родины. Поэтому мама считала, что раз мы не получили извещения, значит он жив, но не может сообщить нам об этом по каким-то причинам. В наших поисках послевоенных я стала писать письма во все инстанции, а мой брат отслеживал появление мемуарной литературы, в которой описывались события в Керченском проливе. Таким образом, к тому времени я и мой младший брат были отлично информированы, о том, что там происходило. Маме мы ничего не говорили, чтобы не травмировать её. Когда праздновали двадцатилетие победы над фашисткой Германией, писатель А. Смирнов выступал по радио и телевидению и вещал, что никто не забыт. Я лично написала письмо Смирнову, но ответа не последовало. Но письма мы всё писали еще очень и очень долго в разные учреждения, в том числе в архив советской армии, где хранились все известные им данные о погибших на войне. Прошло много времени, и в ответ на наши письма, мама получила повестку явиться в военкомат. Вместе с ней пошел и мой брат. Это было приблизительно в 1964-65 гг. Когда они пришли в военкомат, то раскрыли толстую книгу, где удостоверялось, что было получено извещение о гибели Давида. Под этим сообщением стояла подпись моего отца. Папа же мой умер в 1962 году и унес эту тайну в могилу. Мама и брат были в шоке. Хорошо, что с мамой был Фима, а то бы это закончилось еще одной трагедией, ведь у нее было очень слабое сердце. После этого она долго болела. Когда я вспоминаю о том, что случилось тогда в военкомате, то вновь ощущаю ужас.

Особенно травмировал наши души факт, что папа скрыл от нас. Может показаться, что папа перед смертью был в таком состоянии, что не мог уже ничего сказать. Но факты говорят о другом. Перед болезнью он уже не работал в швейной мастерской, но случилось так, что перед тем, как он заболел, трое знакомых обратились к нему починить их швейные машины. Они уже знали хорошо отца моего т.к. чинили у него свои машины, когда он еще работал в мастерской. В связи с тем, что папа заболел, они не успели расплатиться. За день до смерти папа сказал маме, что эти люди должны ему деньги за ремонт. Узнав о папиной смерти, эти люди сами пришли и расплатились с мамой. Он был в полном сознании до последнего мига. Почему же он не сказал нам о гибели Давида?

Возможно, папа надеялся, что мы никогда не узнаем об этом. Но этого мы уже никогда не узнаем, что и как он думал. Отец скончался 28 марта 1962 года, не дожив даже до своего шестидесятилетия.

Жили мы в эвакуации очень скудно. Получали одну буханку хлеба на всю семью. Папа получал , а мы - по . Но, какой это был хлеб! Черный, мокрый и тяжёлый. 200 грамм – это был совсем маленький кусочек, в котором были в основном отруби. Физически я не развивалась, почти до 20 лет у меня не было менструации. Я не обращала внимания, но маму это тревожило. Перед моим отъездом в . на Украину, мама повела меня к врачу. Сделали анализ крови. Оказалось что у меня очень низкий гемоглобин – тогда это называлось малокровием.

Теперь я училась в большой двухэтажной школе, в центре старого города. В этой школе учились все эвакуированные дети, и учителя были тоже эвакуированные, причем одни женщины. Мы начали учить узбекский язык. Моя учительница математики Лариса Моисеевна была нашим классным руководителем. Она считала, что в будущем я стану известным математиком. Ее младшая родная сестра преподавала у нас физику. Меня всегда удивляло, почему у двух родных сестер разные отчества – Моисеевна и Матвеевна. Физику я не любила и не понимала, ведь все объяснялось при помощи пальцев. Много лет спустя, когда начала работать в 21 школе во Львове, я увидела настоящий физический кабинет. Это был огромный класс, а в нем были самые различные приборы. Когда объяснялся урок учащимся, все демонстрировалось при помощи приборов, а затем ученики выполняли самостоятельно задания и могли лично убедиться в правильности объясненного учителем материала. Нужно еще упомянуть, что, занимаясь в школе, нас часто посылали на помощь колхозникам. Там мы выполняли разные работы. Причем туда нас провожали торжественно на грузовиках с духовым оркестром, а домой возвращались пешком. Хотя расстояния были очень большие. Случались со мной и неприятности.

Однажды нас послали работать на рисовые поля. Известно, что рис растет на воде. На небольшом островке суши мы расположились на земле спать. Нужно ли говорить, что там было комариное царство. На рассвете проснулась и не могла открыть глаза – все лицо распухло. А другой случай такой: нас послали рвать табак. Ведь тогда солдаты крутили самокрутки, для которых им нужен был табак. Прошло несколько дней сбора табака и руки у меня опухли, превратившись в красные подушечки, которые жгли и чесались. Когда сообщили это родителям, т.к. собирать табак я уже не могла, моя дорогая мамочка не раздумывая ни минуты, отправилась в совхоз пешком.

Я прекрасно помню, что от Самарканда до этого совхоза было . Возвращались мы домой тоже пешком, т. к. никакого транспорта просто не существовало. По дороге часто встречались узбеки на ишаках. Объясняться на узбекском языке мама чуть- чуть могла и просила, чтобы хозяин ишака посадил меня к себе. Так было несколько раз. Подвезет немного хозяин, подгоняя ишака палочкой, приговаривая: «Хэк,хэк,хэк», затем ему нужно было свернуть в другую сторону, и мы опять шли пешком. Какой только подвиг не совершала моя мама ради своих детей.

Один раз пришла разнарядка в школу из военкомата выделить из класса сознательных комсомольцев с хорошим почерком. Мы сидели в военкомате и опрашивали фронтовиков, а на основании их документов выписывали им ордена и медали, которые указывались в инструкциях. Они рядом лежали у нас на столе.

Ещё хочу рассказать об одном событии в моей самаркандской жизни, которое оказало большое влияние на мое самосознание. Около нашей школы находился, эвакуированный из Харькова еврейский театр. Некоторые наши ученики повадились туда ходить. Пускали нас бесплатно, и ходили мы на спектакли в театр очень часто и могли смотреть одну и ту же пьесу по несколько раз. Я получала особое удовольствие, так как понимала хорошо идиш. В этом театре играла замечательная актриса Ревекка Руфина. А как она играла колдунью!

Спектакли с ее участием были самые мои любимые, особенно «Колдунья» Гольдфадена. До сих пор помню куплеты из нее: «Кум, кум, кум цу мир, вэт ир зайн гуд ба мир» (приди, приди, приди ко мне, будет тебе хорошо у меня), или песня такая: «Оцмах из а блиндер. Ви зайнэн майне киндер?» (Оцмах слепой. Он спрашивает: «Где мои дети?»). Только много лет спустя мне было приятно узнать, что Руфина очень популярная актриса, и является лучшей звездой на небосклоне еврейских театров.

В 10-м классе было учеников около сорока. На большой перемене мы получали буханку хлеба. Мы все решили, что будем продавать эту буханку на рынке, а деньги сберегать на выпускной вечер. В то время базары были переполнены горами риса, фруктов и овощами, но хлеб ценился неизмеримо дороже. Лепешка стоила 100 рублей, а буханка хлеба еще дороже. Продавать ее поручили самому сильному и высокому мальчику в классе.

Нужно сказать, что у нас был еще очень важный тогда предмет – военное дело. Мы много маршировали на площади Регистан. Наши шаги очень четко и гулко звучали на древней площади, окруженной не менее древними памятниками, которые были сооружёны великолепными зодчими в прошлом. Кроме того, были созданы специальные учреждения, где мы изучали азбуку Морзе и многое другое. Ведь предполагалось, что все мы пойдем на фронт после окончания школы. Но, к счастью, война в . как раз окончилась. Выпускной вечер получился отличный, все были торжественно настроены и счастливы. Удалось на сбереженные деньги сделать приличный стол. Каким- то образом мальчикам удалось сделать и освещение. Ведь в школе не было электричества, т.к. занимались в ней только днем. Наш класс был очень дружным. Нас объединяло многое: и занятия, и в военное время трудности быта, и совместные поездки в колхозы. Мы часто выступали в госпитале, и нужно было готовить каждый раз новую программу. Кроме того почти у всех отцы были на фронте, о которых не было никаких вестей. Мы запросто ходили друг к другу. Например, все знали, что у Виктора Борисовского отец пропал без вести. С ним мы вместе исполняли чечетку в госпитале. Он очень хорошо танцевал, и иногда мы ходили на танцплощадку. После войны мы все переписывались и ехали в гости по мере возможностей.

Из книги «Зеленая Брама» Евгения Долматовского, который сам воевал рядом под Уманью, мы узнали с удивлением о судьбе комиссара Семена Борисовского, отца Виктора. Хотя сами они одесситы, но как семья военнослужащего часто меняли свое место жительства. С 1939 года семья жила в Бродах на Львовщине вблизи от государственной границы. Отец моего приятеля Виктора был комиссаром полка 140-й стрелковой дивизии. В конце . семья получила уведомление о том, что он пропал без вести. До конца войны и многие годы после ее завершения семье не удалось ничего узнать о судьбе полкового комиссара Борисовского. Из исторических трудов стало известно, что 140-я дивизия стойко сдерживала натиск гитлеровцев в ходе приграничного сражения. Считали, что в процессе боев эта дивизия была уничтожена и исчезла из сводок. Можно себе представить, как мы были взволнованы, когда прочли о судьбе отца Виктора. Но 140-я дивизия не погибла, просто в тот трагический день 7 июля штаб дивизии лишился связи с частями. Она отсутствовала в сводках, но наступала. После того, когда командир ее был тяжело ранен, командование дивизией, оставшейся без штаба, взял на себя комиссар Семен Борисовский. Ему пришлось руководить исчезающими полками в Зеленой Браме. Он геройски погиб в бою около села Погребище. Я написала Виктору в Одессу, что у нас есть сведения об его отце. Он сразу же приехал к нам. Через 43 года сын полкового комиссара узнал о судьбе своего отца. Тогда его семья прекратила бесплодные поиски «пропавшего без вести» Семена Борисовского. 9мая 1984 года ветераны 140-й стрелковой дивизии собрались в Зеленой Браме, чтобы почтить память, погибших боевых товарищей. На эту встречу был приглашен и Виктор. Он присутствовал на торжествах по случаю открытия памятника на братской могиле, на которой золотом высечено имя его отца. С большим волнением рассказывал нам Виктор, что происходило на этой встрече. Он был очень рад, что хранят память о героях Зеленой Брамы. Местные жители в доме культуры с. Погребище Кировоградской области организовали народный музей, где собраны бесценные документы о боях летом 1941 года. Сопротивление в Зеленой Браме под руководством С. Борисовского тем более значительно, что оно задержало там немцев на целый месяц. Тем самым дало возможность эвакуировать многие промышленные предприятия Днепропетровска, Днепродзержинска, Киева и Харькова, которые потом успешно работали в тылу для фронта. Кроме того смогла эвакуироваться и часть населения.

Мой муж решил об этом поразительном факте написать статью, которая была опубликована во львовской газете «Слава Родины» 21 декабря 1984 года.

Война закончилась. Всем рисовалось радужное будущее. И как было не радоваться! Когда кругом из репродукторов неслись радостные победные марши. Вся страна ликовала. Единственное воспоминание, которое легло, как камень на сердце, был день, когда Левитан своим неподражаемым голосом торжественно объявил, что война победоносно закончилась. В этот миг мама подняла такой плач, который скорее был похож на вой раненного зверя. В этот миг в ней что-то оборвалось. А мы, услыхав эти рыдания, убежали все из дома.

У нас был очень хороший сплоченный класс. Учились мы все хорошо. Достаточно сказать, что после окончания экзаменов шесть человек были представлены к награждению золотой медалью, которую тогда только ввели.

Документы будущих медалистов послали в Ташкент на утверждение. Ответа пока не было. Мой папа поехал в Ташкент в министерство просвещения, т.к. я должна была уезжать, чтобы вовремя приехать к началу учебного года на Украину. Тогда было очень трудно попасть на поезд. Было настоящее вавилонское столпотворение. Все рвались домой.

В министерстве, рассмотрев все письменные работы будущих медалистов, решили присудить медаль только мне. Это папа узнал, когда пришел в Министерство. Но, ни аттестата, ни медали тогда еще не было. И ему выдали временное удостоверение, заверенное по всем правилам Министерством Узбекистана.

Через несколько лет мы хлопотали о выдаче аттестата и медали. Аттестат прибыл, а медаль нет. Не знаю, куда она пропала, или застряла в каком – то кармане, но это неважно. Главное – это аттестат. С двух сторон был написан текст на русском и узбекском языках со всеми оценками. А в начале аттестата, написанного на узбекском языке, заглавие было написано золотыми буквами. Этот аттестат у меня хранится и сейчас.

8. ВЫЕЗД ИЗ ЭВАКУАЦИИ

А) Киев

Отгремели фанфары победы. Остался позади наш чудесный выпускной вечер, и я уезжала в Киев поступать в медицинский институт. Кроме небольшого чемоданчика, которым мама снабдила меня в дорогу, была еще большая перина с подушкой, которые, к счастью, были отправлены малой скоростью. Всё же багаж прибыл в Киев раньше меня.

Нужно отметить, что в то время вообще не было нормального пассажирского движения. На вокзалах творилось нечто невообразимое. После войны все стремились скорей попасть домой. Все проходящие поезда на запад брались буквально штурмом. Иногда я вынуждена была сидеть на вокзалах подолгу, пропуская проходящие поезда, т.к. не могла протиснуться вовнутрь. Кроме того, нужно было делать бесконечные пересадки, и на каждой пересадке все повторялось сначала. Всякий прибывающий поезд подвергался настоящему штурму. Поэтому прибыла в Киев позже, чем мой багаж. Добравшись до Киева, сдала свою перину в камеру хранения и отправилась искать приятелей моих родителей, которые согласились приютить меня, пока я устроюсь.

С легкой поклажей пошла к ним. Киев весь лежал в руинах, но ул. Владимирская в верхней ее части, где они жили, уцелела. Прожила у Полонских менее месяца. Запомнилось, что я обедала вместе с ними. Но ела обед из одной тарелки с их старшей дочерью. Это было ужасно, я всегда стеснялась, поэтому оставалась голодной. Утром и вечером не ела у них. Говорила, что сыта. Утром уходила бродить по городу. На каждом углу стояли женщины и продавали булочки, пончики, пирожки. Покупала булочку или пирожок и съедала один утром, а второй – вечером, до прихода к Полонским. Родительские деньги не позволяли на большее.

С поступлением в мединститут не было никаких проблем, золотая медаль тогда давала право поступать без экзаменов. Однажды я сидела на ступеньках в здании мединститута вместе с другими студентами, шел оживленный разговор. Один из них как бывалый студент начал рассказывать с большими подробностями о своей работе с трупами. Меня стошнило – еле добежала до туалета.

В это время к моим хозяевам приехала из Харькова жена их старшего сына. Ее назначили директором института иностранных языков в Харькове, это решило, можно сказать, выбор моей будущей профессии. Я тотчас же рассказала ей всё, что случилось со мной на ступеньках мединститута, и она согласилась взять меня к себе на английское отделение в Харьков. Из впечатлений о Киеве того времени запомнился физкультурный парад на Крещатике. Милиция окружала все выходы и входы, а я без всяких трудностей пробралась туда через разрушенные дворы.

Б) Харьков

После разговора с невесткой Полонских, побежала в институт забрать свои документы, вызвав большое недоумение и пробы меня отговорить. Попрощавшись с хозяевами, я отправилась на вокзал. Нужно было еще забрать из камеры хранения мою постель. Носильщик занес мою поклажу на третью полку, а я по-пластунски протиснулась наверх. Так я провела ночь, стиснутая с двух сторон. Харьков того времени тоже лежал в руинах. Помню, когда ходила на занятия, то по другую сторону улицы видела немецких военнопленных, разбирающих завалы. В Харькове начала учить английский с нуля, т.к. в Самарканде учила немецкий, ведь нас готовили участвовать в войне.

Мама моей одноклассницы помогла мне снять квартиру, которую стоит описать. Я жила в комнате, спала на железной кровати около совершенно мокрой стены. Комнатка была крохотной. Почти рядом находилась маленькая печка, которая мало чем отличалась от среднеазиатских времянок, кроме того её никогда не топили зимой. Помню, что в то время в Харькове еще не работала пекарня, поэтому по карточкам выдавали муку. Из этой муки пекла себе «эрзац» хлеб: замешивала немного муки на воде и делала тонкую лепешку. На сковородке она пеклась с двух сторон. Но так как она внутри не пропекалась, то я эту лепешку осторожно разрезала и пекла уже эти две внутренние стороны. Причем количество этой муки я брала очень мало из расчета, чтобы хватило мне на месяц.

На первом курсе я познакомилась и подружилась с девушкой по имени Туня. Я прониклась к ней большой симпатией. Мы вместе готовились к занятиям, она мне часто рассказывала о своем прошлом, из которого я узнала, что она и ее брат и сестры были членами польской компартии, а во время войны она со своей старшей сестрой ездили в медицинском поезде, где оказывали помощь раненным бойцам вплоть до операций. Думая о ней, я повторяла себе часто, что все хорошо, но ведь она старая, чтобы быть моей подружкой. Ей было тогда 23 года, а мне 18. Всем известно, что возраст это понятие относительное. Как говорится в поговорке: «каждый смотрит со своей колокольни».

К концу учебного года она со своим братом и сестрами решили уехать во Львов. Мы с ней продолжали нашу дружбу уже в переписке, и она очень настаивала, чтобы мы переехали во Львов т.к. в Харькове не было возможности найти квартиру, ибо город весь лежал в руинах. В 1946г родители с братом приехали в Харьков и смогли поселиться только за городом в подвале. Виделись мы очень редко.

Мой младший братишка так и не пошел в самаркандскую школу потому, что сначала мы жили в бараке на кирпичном заводе, и до школы было очень далеко, а затем, когда мы переехали в центр, свирепствовали страшные эпидемии. Благодаря тому, что мама была очень чистоплотной, никто из нас не заболел ни брюшным, ни сыпным тифом. Вши распространяли сыпняк, а наша хозяйка сидела рядом и искала вши у своих детей, у соседей, или они у неё. Причиной же брюшного тифа – не свежая или грязная пища. Но наша дорогая мамочка справилась превосходно, благодаря своей невероятной чистоплотности.

В результате моих «студий» с братишкой при свете коптилки в эвакуации, он многому научился. Приехав в Харьков, он смог поступить уже не в первый, а в третий класс

9.ЛЬВОВ (с 1946 года).

Прежде чем рассказывать о Львове, хочу сделать короткое замечание. Во Львове я живу уже с . Многие из людей, о которых я вспоминаю, еще живут. Поэтому я редко буду называть имена тех людей, с которыми встречалась на своём жизненном пути. Буду описывать только события, которые повлияли на мое мировоззрение и которые объективно касались и других людей, которые жили в это время во Львове. Ведь моя жизнь типична для человека, который жил при советской власти, а теперь и в постсоветское время.

Туня с братом и сестрами переехали во Львов, и она настойчиво стала звать нас тоже приехать сюда.

Мой папа сразу же откликнулся на призыв Туни и уехал во Львов. В это время много квартир во Львове освобождались, т.к. поляки уезжали в Польшу, а в обмен украинцы должны были вернуться на Украину. Папа за бесценок купил квартиру. Она состояла из трех огромных комнат, а кухня имела около 30-ти метров, даже ванная имела 17 метров. Наша семья хорошо устроилась в большой новой квартире. Папа пошел работать в мастерскую, где чинили швейные машины.

Нужно отметить, что послевоенный приезд во Львов открыл мне совершено новый мир: прекрасные библиотеки, театры, кинотеатры, картинные галереи, чего я даже во сне не могла представить в моей прежней жизни. Когда впервые посетила оперный театр в 1946г., я была потрясена красотой его интерьера, но не менее и балетом, и операми. Узнав, что в театре есть балетная студия, решила посещать её после занятий в университете. Но мне было тогда уже 19 лет и меня не приняли по возрасту. Примерно в это же время, посещая картинную галерею, среди прекрасных картин увидела «Юдифь с головой Олоферна». Эта надпись под картиной мне ничего не объяснила. Узнала, что это библейский сюжет на много лет позже, и с тех пор мой интерес к Библии не иссякает. А мое первое посещение галереи пробудило во мне интерес к живописи и другим видам искусства на всю жизнь.

Мой же любимый братик поступил во Львове в мужскую школу №14. Она находилась недалеко от нашего дома. Проучился он в этой школе до окончания десятого класса. Тогда это была мужская школа. Мальчишки шалили, и эти шалости очень часто граничили с хулиганством.

Однажды учителю забили гвозди в стул, а были случаи и похуже.

В настоящее время это здание переоборудовано, и там сейчас находится Католический университет, который толерантно относится ко всем национальным меньшинствам, представляя им безвозмездно помещение для организации разных мероприятий. Однажды туда приехал знаменитый израильский поэт Велвл Чернин, пишущий на идиш. Он переводит также писателей и поэтов, пишущих на идиш, на русский язык (он родом из СССР). Чернин читал лекцию в этом университете. Я захотела пойти на его лекцию, главным образом потому, что там учился мой брат, и, конечно, было интересно послушать лекцию. Когда Чернин, окончил лекцию, слушатели задавали ему разные вопросы.

В самом конце я встала и сказала, что в католицизме произошли крупные изменения. И вспомнила те времена, когда католики, вдохновившись призывами Папы Римского, пошли освобождать Иерусалим от мусульман. А по дороге вырезали и разграбили поголовно все еврейские общины, особенно во Франции и Германии. Обвиняли евреев и в распространении чумы, в отравлении колодцев, но главная цель всегда была грабеж и нажива. А что делала инквизиция в Испании, убивая и сжигая на кострах евреев? А сейчас я сижу и слушаю стихи на идише, и не хватает слов, чтобы выразить, какой прогресс преодолела католическая церковь. Когда даже не в столь отдаленные времена, во время Второй мировой войны, с согласия Ватикана совершались преступления против евреев. А хоть и перестроенное здание, где учился мой брат, увидела.

10.УНИВЕРСИТЕТСКИЕ ГОДЫ.

Приехав во Львов, нужно было подумать о продолжении учебы. Мы с папой вдвоем отправились в университет и обратились к декану факультета. Увидев мой аттестат об окончании школы с отличием и зачетку за первый курс с одними пятерками, он похвалил меня и сказал, что будет рад принять такую студентку. Декан попросил прийти на следующий день заполнить анкеты. Просмотрев анкеты, он вышел на некоторое время. Вернувшись, сообщил, что, сожалению, обе группы переполнены, поэтому принять меня учиться не могут. Вся наша семья была в отчаянии. Сколько папа ни прилагал усилий, обращаясь за помощью к разным лицам, ничего не помогало. С очень большим опозданием к началу учебного года меня все же приняли, благодаря вмешательству влиятельного лица.

Тогда в университете были две английские группы: в одной учились « восточники», а в другой – местные. Т. к. последняя была очень малочисленная, я была зачислена в неё. Тогда мы поняли, вернее убедились, что зловещие щупальцы антисемитизма коснулись лично меня.

Вскоре я подружилась со всеми сокурсниками, но особенно выделила Лилю Смыкалову. Тогда я не предполагала, что наша дружба продлится на долгие годы, до настоящего времени.

К учебе я относилась серьезно и занималась много и с большой охотой. Много читала литературу, которая не входила в программу. Часто посещала университетский читальный зал, где просиживала неисчислимое количество часов.

Также постоянно ходила в библиотеку иностранной литературы и брала художественную литературу на английском языке. В читальном зале там читала разные английские журналы. В результате дела с учебой были отличные.

В конце учебного года я должна была сдать еще четыре предмета, т.к. университетская программа отличалась от программы Харьковского института. Три предмета сдала на «отлично» и как-то не запомнились подробности. Запомнилась во всех подробностях сдача латыни. Преподаватель перед экзаменом проинструктировал, что будет спрашивать: чтение и перевод текста, массу латинских пословиц, поговорок и цитат великих римлян и.т.п. Вооружившись необходимым материалом, я заперлась в комнате на четыре дня и начала усиленно готовиться к экзамену. Нужно, конечно, отметить, что я не начала готовиться с нуля. С трудностями относительно латыни я столкнулась с первых дней занятий в университете. И я прилагала максимальные усилия, чтобы освоить этот предмет. А в этой группе все студенты изучали латынь еще в гимназии, и трудности были большие. Отвечала на экзамене бойко и ответила на все вопросы преподавателя, но он поставил мне «четыре», будучи в плену предубеждений, что я не могу равняться со студентами, которые учили латынь еще в гимназии. Возможно, я преувеличиваю, но когда я поспрашивала сокурсников, то оказалось, что большинство из них имели по латыни «тройки». Тем не менее, они пользовались у него большим авторитетом.

Помню, как на больших переменах мы выбегали в парк напротив университета, резвились, дурачились, фотографировались, желая компенсировать длительное сидение на лекциях.

После летних экзаменов мы обычно отправлялись пешком в Брюховичи, купались в озере и были безмерно счастливы. Но не обошлось и без курьёза – я и еще одна студентка начали тонуть, ведь озеро было глубоким. Это заметил Тони, один из трех наших ребят, и бросился нас спасать. Но мы так в него вцепились, что он вместе с нами чуть не утонул. Когда он сумел освободиться из наших тисков и принести нас на берег, то мы обе были уже без сознания. Общими усилиями нас стали спасать – кто, что знал нужно делать в таких случаях. Для меня это не осталось без последствий. Хотя потом научилась плавать, плавала только в мелководье. Если я опускала ногу и не чувствовала дна, то от ужаса терялась до того, что действительно начинала тонуть. В зимние каникулы я отправлялась в Москву или в Ленинград, чтобы походить по музеям, картинным галереям и театрам.

Когда мы закончили четвертый курс, Мы с Лилей Смыкаловой приобрели туристические путевки и во время летних каникул поехали в Крым. Это было незабываемое путешествие. Ходили во многие пешие походы, поднимались на Ай – Петри и встречали там восход солнца и беспрестанно фотографировали. Последние дни мы провели на море. И я, и Лиля увидели море впервые, и нашим восторгам не было конца.

Когда мы учились на пятом курсе, в университет приехали из Ленинграда два молодых ученых. Их послали для укрепления научными кадрами наш университет после окончания аспирантуры и успешной защиты кандидатских диссертаций. Это были филолог и историк. Работу А. Лозинского оценили не только наши специалисты, но и историки из-за рубежа. Темой его диссертационной работы были Средние века во Франции. Он часто приходил к нам на кафедру английской филологии, где работал кандидат наук Вилюман, тоже приехавший после успешной защиты кандидатской диссертации по английской филологии. Они оба стали дружить с нашей группой. Рассказывали нам много интересных вещей. Т.к. я имела обыкновение часто брать с собой моего брата, то его внимание привлек именно А. Лозинский, который рассказывал о многих интересных загадках истории. А ведь мой братишка с раннего детства интересовался историей, когда мы жили еще в Полтаве, и он начал собирать марки. Благодаря моему брату Анатолий вскоре появился в нашем доме и очень влиял на моего брата. Не было предела его любознательности. Как-то Анатолий спросил меня, какой второй язык я изучаю в университете. Нужно сказать, что преподаватель французского языка был совершенно не требовательным, и на его занятиях никто ничего не делал, и стоял всегда невероятный шум. Мне было трудно признаться, что я плохо тогда знала французский язык. Это был стимул, чтобы серьезно заняться французским языком. Я достала вузовские учебники и тщательно проштудировала грамматику и синтаксис, проделав массу упражнений.

Затем я пошла в библиотеку иностранных языков на ул. Мулярской и попросила что- то почитать в оригинале, написанное несложным языком. Тогда эта библиотека имела очень большое количество иностранной литературы, которая сохранилась со времен, когда Львов еще был польским городом.

Мне посоветовали прочесть «Тартарен из Тараскона» Альфонса Доде. Постепенно стала частым гостем библиотеки и читального зала на долгие годы. Стала читать французскую литературу запоем. Прочла, например, всю серию – «Ругон Макаров» Золя и составила даже их генеалогическое дерево. Читала и много других замечательных авторов в оригинале.

Через некоторое время А.Лозинский защитил и докторскую диссертацию, став доктором исторических наук. Тема его диссертации была опять Средние века Франции, конечно еще более углубленное исследование истории Франции этого периода. Он переписывался со многими учеными, живущих у нас и за рубежом, которые с ним консультировались по разным вопросам, связанных с историей Франции Средних веков. Ведь он сделал много открытий в истории средневековой Франции, закрыв в ней многие белые пятна. В ., в разгар борьбы с «космополитами» был уволен из университета под абсурдным предлогом как непригодного к преподавательской деятельности.

Мой брат решил поступить в университет на исторический факультет. Тогда это была элитная профессия. Достаточно вспомнить, что в университете во время вступительных экзаменов стоял столик торгового института. Кто проваливался на экзаменах при поступлении на истфак, ему предлагали поступить в торговый институт. Кто тогда мог представить, что эта профессия станет для моего брата трагедией на долгие годы. В начале пятидесятых годов Фима поступил в университет на истфак. Его бывшая сокурсница рассказывала мне, что он был самым блестящим эрудитом на историческом факультете.

Тем временем близился конец моих занятий в университете. Перед окончанием выбрали семь студентов, которые останутся работать в университете. Я в это число не попала, хотя я одна получила диплом с отличием на весь наш поток. Узнав об этом, испытывала чувства обиды и горечи, из-за царившей несправедливости. Наш любимый заведующий кафедрой профессор Рудницкий, выпускник Сорбонны, увидел, что я лью тихо слезы и поинтересовался, в чем дело. Он все понял и сумел добиться, чтобы меня оставили на кафедре, но как? Это я узнала через два года работы на английской кафедре.

Это был ., в разгар кампании борьбы с космополитами, я была отчислена из университета, как и многие другие даже остепененные преподаватели. Мне стало ясно, как мой профессор добился оставить меня работать в университете. Оказалось, что эти два года я работала не в штате, а почасово. Начала работать 1 сентября ., а приказ о моем зачислении был только в ноябре. Когда закончился первый год моей работы, я ушла в отпуск. Второй год я начала работать с 1 сентября, а приказ был опять в конце года. Я ничего не знала об этих манипуляциях. В результате у меня пропало полтора года стажа. Когда передо мной открылась вся эта картина, я была в шоке. Я была не опытна и даже не знала о таких юридических тонкостях, а именно, что была принята на временную работу,

В конце второго учебного года лаборантка кафедры, видя, что никого нет, подозвала меня и показала мою характеристику. Характеристика была хорошая, а в конце была приписка: «проявів єврейського буржуазного націоналізму немає». Помню, что когда я прочла эту фразу, то возмущению и негодованию моему не было предела. Как это так, что в характеристике пишут того, чего нет. Ведь можно исписать горы бумаги, чтобы написать о том, чего нет. Но главное, с чем я не могла никак примириться, почему вообще появилась такая фраза, если у меня такого и в мыслях не было. Впоследствии я поняла, что, таким образом, возможно, профессор хотел оградить меня от увольнения, когда избавлялись от евреев. Михаил Иванович, конечно, нас всех любил, и я не помню ни одного обращения ко мне, кроме «дитинка» (по - украински). Но с другой стороны не мог он не понимать, что происходит. Ведь и его часто обвиняли во всяких « - измах». В конце второго учебного года была отчислена из университета с формулировкой «отсутствие часов в следующем учебном году».

Устроиться на работу я не могла. Куда ни обращалась – всюду был отказ. Иногда лукаво спрашивали, почему я ушла из университета. Два раза заменяла учительниц, ушедших в декрет в 27-ой и 13 –ой школах.

11. ЗАМУЖЕСТВО

В . я вышла замуж за Бориса Менделевича Дорфмана. Хочу рассказать, какой это был чуткий человек. Когда мы с ним только познакомились, мы шли по улице и дул сильный холодный ветер. И Борис просто стал передо мной, чтобы загородить меня от ветра, тогда меня это очень тронуло. Далее были встречи, которые постепенно переросли в глубокое взаимное чувство. Мы подали документы в ЗАГС, решили сыграть свадьбу в день рождения моего отца, которому исполнялось тогда 50 лет, и отмечали эту дату 11 апреля на протяжении девяти лет совместно.

Перед десятилетием торжественной двойной даты мы начали собирать продукты, чтобы достойно встретить её. Помню, в Прибалтике покупали разные консервы и другие дефицитные продукты. Покупали и в других местах - вообще, где придется. Ведь в стране, как у Райкина в юмореске, «царил дифсит», т.е. дефицит. Но праздника уже не получилось. Мой отец оставил свою работу механика и начал работать на более высоко оплаченной работе, чтобы иметь большую пенсию. Но она была связана с переносом тяжестей. Обернулось это страшной трагедией. Умер папа, не дождавшись пенсии. Очевидно, эта непосильная работа и спровоцировала тяжелой формы инфаркт, который привел отца к летальному исходу. Он скончался 28 марта 1962 года. Помню, какие усилия мы прилагали, чтобы это не случилось. Каждый день приходил опытный кардиолог и следил за состоянием отца. Днем и ночью дежурили около него. Но ничего не помогло. Нужно ли говорить, какой это был удар для всей нашей семьи. Мама осталась в этой большой квартире вместе с моим младшим братом Ефимом. Он не женился долгое время, т.к. не позволял себе этого, будучи безработным. Женился он только перед отъездом в Израиль.

О моем муже и его корнях я узнавала постепенно, не сразу.

Он оказался интересным человеком со сложной биографией. Когда советские войска вошли в Молдавию, то все евреи, в том числе и мой будущий муж, встречали их на ура. Но реальность оказалась не столь радостной. Его родители были арестованы за сионистскую деятельность, хотя они занимались ею до прихода советской власти в 1940 году в Молдавии. Какие тюрьмы проходил его отец он точно не знал. Но его мать Молка Ароновна семь лет сидела в тюрьме. Сидела – это не то слово – она по этапу переходила из одной тюрьмы в другую целых семь лет. Сидела даже в «знаменитой» Владимирской тюрьме. Через 7 лет она вернулась в Кишинев, но, пробыв там очень короткое время, была вновь арестована и сослана в Сибирь, в Красноярский край, где находится полюс холода. Когда она была арестована вторично, её сыну по секрету посоветовали, что и его ждет такая судьба. В это время он занимал очень высокую должность по строительству. Вероятность этого предупреждения ещё усугублялась тем, что он начал восстанавливать одну из синагог в Кишиневе. В результате он быстро собрался и уехал во Львов. Во Львове у него жил двоюродный брат Ефим Зингер, у которого он поселился временно. Борис начал работать в разных местах, пока не устроился в аптечное управление на должность начальника отдела капитального строительства аптек по всей львовской области. И проработал там все годы, пока ему не исполнилось 62 года. Хотя он был еще полон энергии, но не захотел больше работать и вышел на пенсию, ибо решил заняться другими делами.

Чтобы рассказать о нем, нужно знать, откуда его корни, и в какой он среде воспитывался. В патриархальной семье его дедушки по материнской линии было много детей и внуков. Когда собирались все родные, было шумно и весело. В семье соблюдались все еврейские традиции. Поэтому не удивительно, что дочь его деда Молка Ароновна, её муж Мендель Дорфман и сын стали сионистами и возглавляли сионистское движение в Кагуле, где они жили. Молка Ароновна часто инициировала благотворительные базары, на которых продавали изделия, которые делали женщины, и на эти деньги арендовали участки земли у помещиков и там обучали молодежь земледелию. Эта молодежь, научившись работать на земле, отправлялась в Эрец Исраэль, чтобы там ее возрождать. Боря был членом молодежной сионистской организации «Гордония» по имени А. Гордона, который в преклонном возрасте уехал в страну Израиля и там занялся тяжелым физическим трудом в сельском хозяйстве. Гордон был идеологом труда на земле Израиля. Надо учесть, что земля эта была сухая, растрескавшаяся пустыня и возрождать ее практически было почти невозможно, но он справлялся с этой работой, а за ним пошли многие. Но Борис тогда не успел уехать в Палестину, т.к. в Молдову пришла советская власть. Мне он рассказывал, что они встречали советские войска с большой радостью, потому что знали, что в Советском Союзе все нации равны, а в Молдавии уже назревали другие времена, фашизм поднимал голову. Но вскоре иллюзии рассеялись. Молка Ароновна и ее муж были арестованы как сионисты. И каждый попал в разное место. Муж ее, пройдя тюрьмы, в конце концов, попал в Казахстан в Карагандалаг, где и погиб. А мать Бориса, вернулась к нам. Если считать 7 лет тюрьмы и 7 лет ссылки, то 14 лет она провела в неволе. Мой же будущий муж, оставшись без родителей, начал учиться в Кишиневском строительном техникуме, а затем - заочно в Московском институте стройматериалов. Когда началась война в 1941г. много евреев бежало в Советский Союз, а по пятам за ними немцы. Вместе с Красной Армией немного отстреливались, а отступали тоже вместе с Красной Армией, выполняя в промежутках строительные работы. Так они прошли путь от Кишинева через Тирасполь, Одессу, Ростов, Краснодарский край, Саратов до Сталинграда. В каждом из этих мест они строили, пока не приближались немцы. Из Сталинграда он был сослан в Сибирь. ( Разобрались, наконец, что родители его враги народа!) В Магнитогорске он работал под надзором НКВД в шахтах. Когда мы уже жили во Львове много лет спустя, он хотел получить удостоверение из НКВД, что он там работал с 1942-1945 годы, но долго ничего не получал. В конце концов, пришла эта бумага, что он там работал, и ему было разрешено вернуться в Кишинев.

12.РАБОТА В ВЕЧЕРНЕЙ ШКОЛЕ

В конце концов, благодаря знакомству, я поступила работать в вечернюю школу рабочей молодежи. Я считала, что это временная работа. Но она продлилась очень на долгое время. Вскоре появились дети: сын в 1954г., а дочь- 1956г. Мой муж был занят на работе. Помню, что я стояла у окна с двумя детьми и смотрела пристально на улицу, ожидая, когда мой муж появится с работы. Тотчас же он принимал у меня смену, и я бежала на работу. Если появлялось немного свободного времени, я читала, учила немецкий и французский и даже преподавала эти языки в школе.

Работая в вечерней школе, я могла все свое свободное время уделять своим маленьким детям, и была очень довольна, что работа в вечерней школе дает мне такую возможность.

Когда дети подросли, они стали ходить в детский сад. У меня появилось больше свободного времени. Я много читала, стала посещать библиотеку иностранных языков. Могла даже ради того, чтобы прочесть книгу, научиться читать на незнакомом языке. Например, увидела книгу «Я Клавдий» об истории древнего Рима на польском языке. Захотелось очень прочесть. Приобрела учебник, ознакомилась с произношением и грамматикой, начала читать вслух. Так как польский имеет много общих корней с украинским языком, я все понимала. Даже запомнила страницу 171, на которой я вдруг обнаружила, что не читаю больше вслух. И так научилась читать на польском языке. Все же работу в вечерней школе я считала временной. Однажды я встретила знакомого остепененного преподавателя из университета с немецкой кафедры. Мы с ним разговорились, и он предложил мне написать диссертацию на тему, которой еще никто не занимался. Я, конечно же, согласилась. Мы с ним пошли в библиотеку иностранных языков, и я получила такое количество книг, что еле унесла домой. Я открывала эти старинные фолианты, написанные готическим шрифтом, и вообще немецкий и французский языки я, конечно, изучала, т.к. преподавала их в школе, но это был не тот уровень, который требовался сейчас от меня. Но я согласилась и начала работать. Тема будущей диссертации была связана с движением «Бури и Натиска», которое длилось с 1767 – 1785 гг. Это движение было связано с идеей отказа от культа разума и происходит от названия одноименной драмы Максимилиана фон Клингера «Буря и натиск». Это движение включало молодых литераторов разного толка и философов. Они выступали против рационалистических постулатов классицизма. Но моя будущая диссертация должна была ограничиться только творчеством Шиллера, который принадлежал к этому течению. Я мучилась и читала всех немецких философов, идеологов этого движения почти год. Время от времени я встречалась с этим преподавателем, который взялся курировать мою работу. Он часто хвалил меня за усердие и прогресс в работе. Но однажды на такой встрече он мне сказал, что моя диссертация никогда не пройдет, придерутся к любому предлогу вплоть до того, что я не закончила немецкую филологию или придумают что-то другое. Так закончилась моя эпопея, связанная с попыткой вырваться из тенет вечерней школы. В этот период я много читала на английском языке, а позже уже и на французском, и немецком.

Также я занялась переводами, которые брала в бюро переводов, продолжая работать в вечерней школе. Переводы эти были разные и по теме, и по языку. Например, сегодня я должна была переводить что-то по лазерной физике - с французского. Следующая работа была по сельскому хозяйству с немецкого, а затем - перевод какого-то сложного технического текста с английского. Поэтому детский сад был для меня спасением. С дочкой Ритой в детском саду были проблемы. Долгое время после еды у нее были сильные рвоты. Персонал садика был очень недоволен, и дети дразнили ее. Но из детского сада, я её не забрала.

Эти переводы помогали мне знакомиться немного с технической, медицинской и другой научной лексикой. Некоторые переводы были очень сложными. Однажды мне попалась диссертация по высшей математике Гарвардского университета. Трудность заключалась даже не в незнании лексики, а в непонимании, о чем идет речь. Ведь я не специалист по высшей математике.

Я сказала, что не сдам эту работу, пока не познакомлюсь с заказчиком, т.к. переводчики не знали обычно ничего о клиентах. Мне разрешили и дали телефон. Он пришел ко мне. Мы подробно обсудили то, что я перевела, и все было в порядке. Это был неимоверный труд,

Оплата была мизерная и ни в коей мере не соответствовала затраченному труду. Здесь дело было не в деньгах, я гордилась тем, что смогла преодолеть такие трудности. Ведь это было, конечно, небольшим пополнением нашего семейного бюджета.

В вечерней школе учились в основном ребята, пришедшие с фронта. До сих пор я держу связь с некоторыми из них. Это были люди очень сознательные. Они прошли через горнило войны и хотели продолжать учиться, чему помешала им война. Я в этой школе преподавала английский и немецкий языки. Нужно сказать, что работа учителя в этой школе была не простой. Учащиеся не имели времени выполнять в основном домашние задания, т.к. все работали. Мы занимались 5 раз в неделю, и для желающих я устраивала дополнительные занятия, чтобы восполнить то, что они не успели сделать в течение недели. Таких учеников было много. Я относилась к своей работе очень серьезно. Мечтой моей было поднять уровень преподавания в вечерних школах. Конечно, очень немногое удалось сделать, когда нашей школе выделили отдельное помещение, которое находилось около Холма Славы.( Сейчас там женский монастырь). До того мы занимались в 35 школе. Сконструировал его наш учитель математики. Ему помогали учащиеся, приносили кое – какие нужные детали. Я включала прибор в электросеть и записывала слово или целую фразу и предлагала пять вариантов ответа. При неправильном ответе зажигалась красная лампочка, при правильном – зеленая. Этот прибор предназначался для запоминания слов. Мы сделали еще несколько приспособлений для активизации внимания учеников.., Я часто выступала на общегородских встречах учителей вечерних школ, в том числе и с этими приборами. Меня избрали председателем этой секции. Одно время я преподавала там и французский язык, а потом появилась учительница французского языка, переселенка из Польши. Когда был издан указ, что имеющие производственный стаж будут пользоваться льготами при поступлении в вузы, наша школа пополнилась учащимися. Это тоже были серьезные люди. Но шло время, и все меньше и меньше было таких учеников, а на смену им пришла современная молодежь, которая не хотела учиться, а стремились только получить аттестат. А прежних учеников становилось все меньше и меньше. В конце концов, вечерние школы были закрыты.

13.МОЙ МЛАДШИЙ БРАТ

А) Львов

К этому времени мой брат окончил университет, и уехал по распределению в деревню преподавать историю в школе. Бытовые условия были очень плохие. Вся деревня вела полуголодный образ жизни. В конце недели, когда он ехал домой, его просили привезти хлеб и булки. Возвращался чрезмерно нагруженный. Мама тоже готовила ему еду. От железнодорожной станции до деревни было около десяти километров. У его квартирной хозяйки было двое маленьких детей, а мой сердобольный братишка не мог не поделиться с тем, что готовила ему мама. Так продолжалось почти полтора года.

Однажды он вернулся домой больной с высокой температурой. После обследований оказалось, что у него развивается туберкулез. Лечение оказалось длительным, и он не смог вернуться в деревню к началу учебного года. В школу прислали нового выпускника. Мой брат оказался безработным. Надеяться на получение работы нельзя было – не партийный, да к тому же еврей. Прошло несколько лет, и вдруг он узнал, что на номерном заводе «Теплоконтроль» нужен инженер-переводчик. Фима узнал, что требуется для конкурса и начал усиленно готовиться. Сидел и готовился и днем, и ночью. Со знаниями английского и французского языков у него не было проблем, но нужно было ознакомиться с инженерной спецификой. А это означало, что в короткий срок он должен был изучить терминологию продукции, которую выпускал завод и вообще разобраться в этой специальности. А ведь известно, что каждая научная отрасль – это язык в языке. Он выиграл конкурс и стал там очень востребованным специалистом. Ему нужно было переводить с русского на английский и французский языки описание каждого прибора, которые посылались в страны третьего мира. И он с этим блестяще справлялся. Мой брат всегда смеялся, что эти низкого качества приборы нужно так засекречивать, а ему иметь специальный допуск. Ведь он бывал в командировках в Москве, где демонстрировались импортные аналоги их приборов, которые были намного лучше. На работе его очень ценили. Ведь не так легко найти такого специалиста. Он очень следил за маминым здоровьем, и если она плохо себя чувствовала, он не выходил на работу. Его начальница привозила ему работу домой, а затем приезжала ее забирать.

Постепенно у него начало созревать намерение уехать в Израиль. Но тут на пути стал его секретный допуск, который закрывал ему эту возможность на долгие годы. Вот тут – уместно вспомнить пословицу: « Смеется тот, кто смеется последним». Даже увольнение ничего не меняло. Время шло, и он начал вести записи о состоянии маминого здоровья. В течение каждого дня он записывал – давление, температуру воздуха, какая погода (пасмурно, солнце, атмосферное давление и др. показатели) и так в течение нескольких лет. В результате пришел к выводу, что жаркая сухая погода – самая лучшая и действует положительно на мамино здоровье. Когда у нас был в гостях знакомый врач и увидел этот толстый том, он начал его читать. Там было все разграфлено по колонкам, и указан каждый показатель. Он сказал, что этот объемистый том - готовый материал для диссертации.

Тогда Фима стал искать выход, как избавиться от пресловутого допуска. Прошло время, и ему помогли его найти. Выход этот был нелегальным. Нашли ему какое – то мелкое предприятие, и начальник согласился его зачислить на работу с условием, что мой брат будет приходить каждый месяц только расписываться в ведомости. Зарплату заберет начальник, а за это он выпишет новую трудовую книжку. Конечно, предварительно мой брат уволился с «Теплоконтроля».

Б) ФИМА В ИЗРАИЛЕ (до 1988г).

Перед отъездом в Израиль мой брат Фима тайком от мамы уехал по следам движения частей, в которых служил Давид. Он объездил Краснодарский край, предварительно изучив хорошо эти пути по письмам, и мемуарной литературе, которая после войны издавалась. Писали ее военачальники, воевавшие на этом участке фронта. Маме сказал, что хочет чуть - чуть отдохнуть перед отъездом. Обошел по этому маршруту все музеи и военкоматы, и ни следа.

Наконец ему сказали, что если воины погибают на территории не занятой немцами, то с погибших снимают специальные медальоны, где имеются данные о погибших воинах. А в данном случае, как писал мой брат: « Впереди море, а за нами немцы». Его части были просто сброшены в море.

Фима подает документы в ОВИР. И вскоре с женой, падчерицей и мамой они отправились в Израиль. Вскоре вспыхнула война Судного дня в 1972г. в Израиле, и Фима принимал в ней непосредственное участие. Трудно себе представить, как переживала моя мама. Но он вернулся с войны целым и невредимым. Мой брат с раннего детства проявлял большой интерес к знаниям. Первые проявления – любопытство и любознательность он проявил еще маленьким мальчиком, когда мы жили в эвакуации в Самарканде, когда я сидела по вечерам у коптилки и делала домашние задания. Однажды он подсел ко мне и начал меня спрашивать и задавать разные вопросы. Его любознательность проявилась потом и в том, что он много времени уделял изучению истории, географии и французскому языку, который он выучил в совершенстве и очень любил. Когда он начал изучать испанский, будучи уже в Израиле, то он мне писал, что испанский - ужасный язык. Это исковерканный французский язык. Все же он продолжал учить испанский язык, т.к. очень любил Сервантесса, Лопе - де Вега и др. Мой брат считал, что, читая перевод, многое теряешь. Прошло время, и он с радостью мне сообщил, что читает своих любимых испанцев в оригинале. В Израиле он достиг больших успехов и в английском языке. Его круг интересов был необъятен. Еще студентом он приобрел привычку заниматься по вечерам до глубокой ночи и продолжал эту привычку, даже когда был уже очень больным. В Израиле днем он был обременен заботой о семье, любовью к сыну, которому он хотел привить любовь к книге, работой, бесконечными призывами в качестве резервиста, а еще не последнее – заботой о нашей маме, которую он очень любил. Все годы он заботился о ее здоровье, о ее благосостоянии. Здесь он садился заниматься поздно вечером, когда все уже засыпали. Это были самые спокойные и счастливые минуты в жизни. Самым поразительным примером его любви к книге случился на таможне перед его отъездом в Израиль. За годы жизни во Львове он создал небольшую, но очень интересную личную библиотеку. Когда проверяли багаж, то таможенник заинтересовался какой-то книгой и начал ее читать. Когда мой брат увидел, что таможенник очень увлекся чтением, он сделал мне знак, приподняв мне книгу, и незаметно передал ее мне, чтобы я быстро унесла ее домой. Он не взял никакого другого предмета более ценного, чем книга. Он боялся, что ее не пропустят. Это была книга знаменитого французского священника и писателя, которая называлась «История иудейского народа». Нужно сказать, что Э. Ренан на каком - то этапе своей жизни решил написать жизнеописание Иисуса Христа. Но понял, что он не сможет этого сделать без понимания того, какую жизнь провел И. Христос с самого рождения. И тогда он занялся историей еврейского народа, а после этого он смог уже написать и книгу об Иисусе Христе. В своих письмах он часто говорил о книгах. То он говорит, что читает биографию Пастернака, написанную его подругой, то, что он читал французских поэтов в оригинале, то книгу о Виконте де Лиль тоже в оригинале. Постоянно выуживает редкую интересную ему книгу, то вдруг он читает Лукреция Кара с соответствующими комментариями. Его ранние письма из Израиля полны эйфории, свежести восприятия. В письме своем он называет свое состояние «хорошим душевным волнением». И далее: «Я с большим интересом, почти как наркоман, собираю и впитываю в себя всякую историческую, ботаническую и языковую деталь». Когда он посетил Иерусалим впервые, он пишет, что стоял на Масличной горе и смотрел на город глазами Бунина, Твена, Пророков, Тита, Крестоносцев. «У меня сердце так билось, и я жалел, что нет у меня сердечных капель. С масличной горы из автобуса я увидел Иудейские горы. Внизу были видны стены старого города, Львиные ворота, кладбище, на котором есть могилы 700 – 800 - летней давности, видел и ворота, через которые должен войти в город Мессия. Опасаясь лжемессий, эти ворота были замурованы. А рядом со мною стояла рыженькая девчонка гид и тараторила: Гевсиманский сад, в котором бродил учитель справедливости.

В канун Пасхи мы стоим возле окон и смотрим, как люди суетятся перед праздником, ведь к празднику надо очень готовиться. Я предложил пойти в ближайший кибуц без всякого приглашения. Шли мы по темной безлюдной дороге среди лугов, светила полная луна. Проходили мимо холмов, где когда-то бродило племя Звулона. Понятия не имели, как найти здесь кибуц, но шли. Догнала нас машина, и узнав, куда мы хотим попасть, водитель подобрал нас и отвез к ближайшему кибуцу, куда мы хотели попасть. Мы восприняли это просто, как чудо. В столовой кибуца сидело человек 400. Около нас сидел какой-то парень-умница и рассказывал нам о библейских битвах в этих местах. Напротив нас сидел мужчина, наливая нам виноградное вино, рассказывал мне, как три года тому назад он шагал плечом к плечу с гвардейцами краснознаменной кантемировской дивизией во время Великой Отечественной войны». Мой брат потом часто ходил сюда и сам, и с семьей, и подружился с некоторыми членами кибуца. Когда мы приехали в . Фима нас повел в этот кибуц. Я считала, что кибуц это нечто похожее на наш колхоз. И была очень поражена, что в этом сельскохозяйственном поселке живет много интеллигентных людей. Мы видели на полках у них интересные книги не только на иврите, а самый лучший Фимин друг не только имел много интересных книг на полках, на стенах у него висели замечательные полотна художников, а также он включил, чтобы мы послушали, изысканную музыку. Невольно напрашивалось сравнение с тем, как живут наши колхозники. Ходили мы туда несколько раз. Во-первых, мы любовались окружающей нас природой, и всегда нас ждали приятные сюрпризы. Хозяин мне с Борей говорил, что это не только у него в доме есть такое. Именно поэтому мы неоднократно заходили вместе с ним в дома соседей, и везде мы видели и картины, и книги. После всего увиденного мне всегда режет слух, когда говорят, что кибуц - это колхоз. Правда, это можно сказать только в том смысле, что люди, живущие здесь, тоже сеют, жнут, доят коров. Что же касается жителей кибуца, то единственное, что отличает их друг от друга – это вкусы. Жители кибуца рассказывали нам, что они часто имеют возможность уезжать в другие страны, поэтому в каждом доме есть сувениры. В этом же году Фима пишет, что сидел на берегу моря, купался, курил в одиночестве и искал истину у бескрайнего синего моря… «Время от времени я поднимаю книгу и читаю о революционных событиях во Франции, но не могу сосредоточиться на чтении. До того все было прекрасно вокруг, и море, и солнце, и настроение было прекрасное - тихое, спокойное, умиротворенное». В этом же письме он продолжает свои комментарии об этой книге: пока французы делали революцию, они побеждали и превыше всего гордились трудом и видели в этом нравственное оздоровление нации и оздоровление духовных сил. Это прошло, вероятно, в эпоху Наполеона». В этот период он даже собрал группу, в которой преподавал историю Франции с самых древнейших времен. Его слушатели, конечно, не знали французского языка, на котором он это все читал и раздумывал о прочитанном. Я же бесконечно спрашивала в своих письмах к Фиме, как у него с работой. Ведь я знала, что он с дипломом советского историка нигде не работал. Но он как бы отмахивался от моих вопросов и писал, что деньги для него не главное в жизни и добавлял, что много людей ослеплены деньгами и часто в автобусе слышит разговоры только о деньгах: шекель, шекель, шекель. И это его огорчало и раздражало. Он не представлял себе раньше, что о таких вещах можно говорить на Святой Земле. Он таких людей называл плебеями духа и приводил пример из книги И. Эренбурга, в которой он писал о французских снобах нечто подобное. Эренбург писал, что посетив одного француза, увидел на полках интересные книги, которые его очень заинтересовали, но когда он протянул руку, чтобы взять одну из книг и полистать, то оказалось что это коробка конфет. В одном из своих писем мой брат пишет, что старается не тратить время по пустякам. Каждый вечер занимается по установленному плану английским и французским. На иврите читает рассказы о Хелмских мудрецах. И во всех письмах почти он пишет, что видел книги Ремарка, Кронина, Носова и др. Миша (мой сын) сказал ему, что толстую книгу Носова «Приключения Незнайки» он прочел еще в первом классе. Фима писал, что люди, которые жалуются здесь на отсутствие культуры и бедности языка, ничего не могут читать на иврите, а потому богатство этого языка на семи замках для них. «Зашел в магазин и увидел огромные стеллажи книг, просто глаза разбегаются. Сейчас читаю Кафку «Метаморфозы» на французском языке. Был в Тель Авиве и зашел в магазинчик, похожий своими витринами на цветную шкатулку, где выставлены французские книги и словари, энциклопедии и книги по истории и искусству, а в Иерусалиме есть большой книжный магазин, чего там только нет, даже прекрасно изданная «Листуар де костьюм» (История костюма). Видел там много книг на иврите и старинные оксфордские атласы» и добавляет, что такие же книги он видел и в кибуце. Когда мой брат был еще в ульпане, то видел, что у простых людей дети обязательно заняты серьезным делом, а у садовника в Тивоне ребенок рисует и занимается археологией и видел даже, что его старший сын читал «Мысли Паскаля». Когда я перечитываю его письма, то думаю, что в бесконечной сутолоке будней, не было с кем поделиться сокровенным – его огромным интересом к книгам. И он знал, что мне будет очень интересно, потому что тоже люблю книги, и названия книг о многом мне скажут.

Еще во Львове мой брат любил смотреть на небо в ясную погоду. Когда я прочла его описание звездного неба, то вспомнила, что когда он гулял с моей дочерью вечером, то показывал и называл самые яркие звезды и созвездия. Его прогулки всегда были насыщены всякими интересными знаниями. Это мне напомнило, как гувернеры обучали Гаргантюа Пантагрюэля. Это прекрасно описал Рабле в своем одноименном романе. Я тоже старалась делать это со своими детьми, а с учениками - в многочисленных походах и экскурсиях по городу и поездках, которые они совершали со мной.

Часто в письмах мой брат писал очень образно о природе, которую очень любил. По-моему, это была просто стихотворная проза:

«Апрельские ночи с рыжей лохматой луной, а если захотеть, то можно учуять весну и в январе. Надо только чаще поднимать голову к небу и вдыхать глубже – это я чувствовал в Иудейской пустыне чуть выше русла вади Кельт, хотя было трудно следить за малышом, чтобы не провалился. В . на военной машине я тоже пересекал эту пустыню и любовался суровостью этих мест. Был конец апреля, и она забыла начисто все блага, которыми она одаряет землю. И забывает все молитвы, стихи и песни, которыми люди и сама земля благодарит за эти дары. Солнце неземным серо - желтым цветом освещало глыбы и скалы. Мне казалось, что не живут здесь даже змеи. Иногда смотрел с изумлением на зеленые холмы после дождя с островками высоких ромашек, на темно-синие полевые цветы, множество маков, из которых каждый был не похож на другой цветок. Маки стройные – появляется ассоциация, что они красногвардейцы Иудейской пустыни». Со временем письма становятся более пессимистическими, он пишет, что шагает дни и ночи над водой, которая струится под ветром, который иногда снимает пену с недалекого прибоя и увлажняет ею теневые листья тутовых деревьев, а иногда ветер сечет пески ливийской пустыни и приносит с собой хамсины, пожары и дым. Море и пустыня больше, чем наши соседи притязают на эту многострадальную цветную полоску земли. В марте уже бушуют грозовые дожди, и воздух становится прохладным, как глубокая вода северных озер. А потом приходит красный или желтый западный ветер из западной Сахары или из соседней Аравии - суховей. Воздух горит и душа горит, проклиная песчаные халифаты, арафаты и оманаты». Так метафорично мой братишка ощущал свою жизнь на земле, в которой он жил. В конце письма просит прислать ему испанско-русский словарь и англо-русский словарь по электро - вычислительным машинам. В ответ на эту просьбу я послала ему большой и маленький испано-русский словарь и вдобавок грамматику испанского языка и, конечно, нужный ему англо-русский словарь. Нужно сказать, что я все время посылала ему разные книги, которые покупала в магазине «Дружба» на английском, французском и польском языках.

В 1974г. родился у Долли с Фимой сын. Назвали его Давид. Мой брат его очень любил и уделял ему много времени. Когда малыш стал подрастать, то прибавились еще постоянные занятия с мальчиком. Это было вызвано желанием воспитать его хорошо. Почти в каждом письме он подробно описывает, как он с ним читает сначала на русском, а потом на иврите и на английском. Каждый раз он восхищается, когда мальчик прогрессирует.

Кроме того посылала для его сына очень долгое время хорошо иллюстрированные русские сказки. Пока как - то в письме мой сын Миша мне не написал, что мальчику уже 7 лет и давно пора сменить «репертуар» книг, которые я ему посылаю. Фима был не только талантливым в прозе своих писем, но и во многом другом, например, в своих проникающих душу стихах. Он много уделял внимания своему сыну, многие его письма пестрят названиями книг, которые он с ним читал, например, Али Баба на иврите, кроме того он на иврите перечитал с ним книгу следующего содержания: Летал однажды человек на планере, в котором отражались оранжевые пятна и белоголубые облака. На ветру и на высоте планер зловеще качался. Блок, который износился, тревожно качался, а второе крыло было еще в порядке. Трудно было удержать равновесие. В конце концов, старое крыло не выдержало нагрузки, и он рухнул. Пилот трагически закрыл глаза, стараясь бороться с безжалостным небом, которое обманывало его лучами солнца и белоголовыми облаками. Он пытался удержать планер и набрать высоту, но руки у него дрожали. «На этом я окончил свой рассказ, чтобы не испугать мальчика». В другом письме он пишет: « Я занимаюсь с мальчиком почти целый день – пока в основном русским языком. Он уже читает неплохо, сейчас мы читаем с ним рассказ «Чинк» Сэтона Помпсона – этот прекрасный рассказ лучше, чем зловещие сказки Андерсена и братьев Гримм, например, «Красная шапочка». Эти строки показывают, насколько бережно он относился к сыну, боясь травмировать его детскую душу всякими ужасами.

У моего же брата жизнь оказалась не очень счастливой в Израиле. Вначале все было не плохо, несмотря на то, что он оказался без специальности. Сначала он брался за разное, но потом узнал, что репатриантам без специальности предлагаются двухгодичные курсы для работы в социальной сфере. Он туда обратился, прошел собеседование, понравился даже. Он два года учился на этих курсах. В письмах он писал, что ему очень нравятся эти курсы. Кроме того давали еще маленькую стипендию. На второй год, продолжая учиться, можно было уже работать и получать зарплату плюс стипендию. Но когда он начал работать и хорошо ознакомился на практике с этой деятельностью, то случилось следующее: каждый работник должен был обслуживать определенное количество стариков. Но мой брат так увлекся обслуживанием и решением всех жизненных проблем одной пожилой женщины, что, конечно, не выполнил их плана. Когда ему указали на это, он страшно рассердился и сказал, что халтурой он заниматься не будет. Он сказал, что по горло сыт этим еще в СССР. Не желая вступать в дальнейшие дискуссии, он пресек разговор и ушел. После этого опять безработица, потом подучившись на младшего инженера в Беер Шеве, стал работать на химическом аммиачном заводе оператором. Эта работа была сменной. Можно было бы поспать днем, но так получилось, что у него не всегда было время спать днем. Т.к. жена его Долли всегда работала с утра, ему приходилось делать многое. Все хозяйственные дела, как например, купить необходимые продукты, приготовить еду, постоянно следить за маминым состоянием здоровья.

Нельзя забывать, что он постоянно заботился о маме. Он её очень любил. И во Львове, и в Израиле, все восхищались и говорили, что никогда не встречали такого заботливого сына.

Это было для него очень важно. В каждом письме он писал об этом. Очень долгое время я посылала маме лекарства. Она привыкла к этим лекарствам и считала, что они ей помогают лучше, чем израильские. На все эти тревоги накладывалась его служба в резервных войсках, т.к. положение в Израиле всегда напряженное из-за ближневосточного конфликта. Поэтому в резерв призывали его иногда до 2-3 раз в год. Иногда обучение длилось по три недели и больше. Однажды в письме он описал, как они лежали ночью под моросящим дождиком с оружием наперевес, охраняя границу. На химическом заводе его задачей было сидеть в большом зале и контролировать процесс, чтобы не было никакой аварии. Поэтому нужно было быть очень внимательным. Работа была очень напряженная, но самое страшное было то, что он большей частью работал в ночной смене, а днем отсыпался только иногда. Таким образом, был нарушен биологический цикл. Все это вместе взятое привело к тому, что у него начались проблемы со здоровьем. В конце концов, пришлось сделать операцию на сердце. Он мне всегда говорил по телефону, что у него все в порядке. После операции он ездил по установленному графику в Хайфскую больницу «РАМБАМ» обследоваться. Врачи ему сказали, что с сердцем у него все в порядке и единственное, что ему нужно было - принимать - кардио-аспирин. Прошло много лет, и вдруг он почувствовал такое же состояние, которое у него было перед операцией. После обследования ему сообщили, что у него язва желудка. Оказалось, что симптомы одинаковые. Насколько я знаю, он очень быстро избавился от язвы, ибо в Израиле были хорошие соответствующие медикаменты.

. Мой брат очень любил своего сына и продолжал с ним много заниматься. Очень он хотел, чтобы Дуду знал русский язык. Фима всегда проводил политику кнута и пряника в вопросах учебы. Например, он сказал ему однажды, что если он прочтет роман Стивенсона на русском языке, он купит ему автомобиль, когда исполнится ему 18 лет. В вопросе учебы он никогда не шел на компромиссы. Жена его Долли была мягкой по характеру и часто упрекала моего брата, что он давит на мальчика и придирается к нему. Когда Дуду окончил школу, он служил в армии, а затем поехал в Тель Авив продолжать учиться. Учеба в Израиле очень дорогая, кроме того необходимо было снимать квартиру, содержать машину, плюс финансы на пропитание. Теперь, когда мой брат умер, то его сын только сейчас понял, что благодаря настояниям отца, стал инженером, работает в престижной фирме и хорошо обеспечен.

Были у моего брата и часы, которые он посвящал себе. По вечерам, когда все ложились спать, он садился читать, познавать новое. Последнее время он изучал испанский язык, и вскоре уже читал «Дон Кихот» Сервантеса в оригинале. Когда я узнала, что он хочет учить испанский язык, то послала ему учебник и словарь, но была удивлена его выбором. Фима был человеком очень бескорыстным. Не любил никаких роскошей. Когда его жена просила переехать из Цур Шалома, то он ей отвечал, что если он будет в другом месте счастливее, то он переедет. Материальные блага его не интересовали. Он очень помогал материально новым репатриантам. Об этом я узнала, когда приехала в Израиль в . Тогда была так называемая «Большая алия» (Приезд большого количества из Советского Союза). Иммигранты временно жили в палаточных городках. Приехав с братом в один из них, нас окружила плотная толпа, все его хвалили, а он раздавал деньги, хотя сам был не весть каким богачом. И подобная ситуация происходила еще в других местах.

После Войны Судного дня его стали очень часто вызывать на сборы резервистов. Каждый раз он получал повестку, что его призывают на такой-то пункт, а на случай войны он должен прибыть в такую-то часть. Это его очень угнетало. Однажды, будучи на службе резервиста, он написал прекрасные стихи.

Хочу их в своих воспоминаниях как бы их «увековечить». Всегда когда перечитываю, переживаю, думая о том, с какой глубокой болью он воспринимал все происходящее вокруг. А иногда плачу и думаю, как трудно было жить ему с такой ранимой душой. И не выразить, как я всегда жалела своего родного и любимого брата.

Вифлеем

Однажды мой брат написал, что он и другие резервисты лежат под мелким дождем на изготовке с оружием в руках: пятки вместе, а головы врозь, образуя круг. Или, например, детский сад кибуца вышел на прогулку. А они с автоматами наперевес охраняют их, т.к. сирийцы обычно стреляют сверху.

Не нужно говорить и объяснять, что я чувствовала, когда читала эти строки. Эти два события происходили вблизи Израиль-Сирийской границы.

Резервистская служба создавала трудности на работе и домашних делах. В его отсутствие мама должна была возиться с малышом, и он очень переживал, что она очень устает и ей это не под силу. Мама действительно в своих письмах писала мне об этом, но так как она очень любила своего сына, то она с этим справлялась. Бывало, что когда был длительный срок резерва, то их на пару дней отпускали домой, то она еще варила обед и для своего любимого сына. А время шло. Если сначала действовало то, что он исследовал во Львове, то постепенно здоровье мамы все ухудшалось. В его письмах он мне писал, что у нее часто давление доходит до 220. И нельзя было его никак сбить. Когда давление было на уровне 180-ти, он был счастлив. В его письмах начали постепенно появляться все более пессимистичные ноты. Даже сейчас, когда я все это пишу и представляю себе эту ситуацию, я плачу. В них всегда были мамины слова, что она так долго ждала встречи со мной. Лейтмотивом этих писем было, что, наверное, мы уже не увидимся. Вначале она не жаловалась, но мой брат сам видел, какое у нее состояние. И вот о чем стал писать мой брат, цитирую: «Каждый день нужно подтягивать жизнь, как тяжелый вагон. Ночи напряженно давят в бруствер, руки привычно прилипают к ржавому железу и на лицо одевается маска, сплетенная из нервов, терпения и нетерпения, веры и неверья в то, что усталые глаза найдут выход из лабиринта». И тут же добавляет: «Только что вернулся с трехмесячного сбора в армии». В другом письме – даже не знаю, как назвать его состояние: Он пишет, что вышел из машины и отправился домой. «Мама живет в гадком доме, на гадкой улице и я тоже. Я подумал, пойду домой, но я не признаю это своим домом… Приду и лягу спать, и всю ночь буду плавать в болотном тумане… Посмотрел на мамины окна». Она жила на той же улице в доме №7, а брат в №4, их окна были друг против друга. Когда мамы не стало, он беспрестанно анализирует и корит себя, что, вероятно, что-то не досмотрел. «Я все думаю, вспоминаю, хочу трезво и пристально анализировать последний год перед несчастьем, все считаю, что пропустил что-то». Конечно, все это было не так, он всегда не только следил за ее здоровьем. А постоянно анализировал происходящее. Когда маму положили в больницу, он бросил работу и неотступно сидел там дни и ночи. Он корил себя за то, что в эти считанные дни, возможно, удалось бы устранить удар. В этой связи он упрекает себя за такие же действия, которые случились с папой 20 лет до этого, когда мы жили во Львове. Мой папа умер от тяжелейшего инфаркта. 77 дней мы боролись всеми силами за то, чтобы предотвратить самое страшное. Когда Фима видел по маминому выражению лица, что она его понимает, он был счастлив и надеялся, что она все же поправится. Он был страшно обозлен на врачей и медперсонал, хотя они делали все, что могли. Он даже негодовал по поводу того, что они не разрешали ему поворачивать маму. У нее начали образовываться пролежни, и медсестры сами справлялись с этим. Но он негодовал на весь медперсонал и писал: «Я понял, что совершил ошибку, отдав маму в руки плебеев, которым было дозволено получить дипломы врачей и медсестер» и обзывал их всякими неприятными словами. Он терзает себя и рассуждает, что если бы он мог держать маму дома и иметь хороших врачей, то он бы спас ее. Когда мама умерла, он никому не сообщил о ее смерти и провел ее в последний путь только вдвоем с женой. Он был так потрясен смертью мамы, что продолжал не ходить на работу еще некоторое время. Все эти переживания и физические нагрузки привели его к тяжелейшему инфаркту. Ему сделали операцию и постепенно он поправился. Было назначено систематическое обследование и вскоре сказали, что у него все в порядке. Теперь он должен был обследоваться реже и далее раз в год. Я, конечно, очень переживала, хотя понимала, что нас разделяло много времени и расстояние, а видеть, как все на самом деле не могла.

Хочу немного рассказать о Долли. Она окончила львовский политехнический институт. Она была очень талантливым человеком. Работая на стекольном заводе во Львове, вскоре стала главным конструктором для изготовления хрусталя. Нужно отметить, что каждая модель вазы требовала отдельной печи. Её способности и трудолюбие на работе очень ценили. Приехав в Израиль, она сумела относительно быстро абсорбироваться в новых условиях. Основным местом ее работы было стекольное предприятие, которое курировал профсоюз. Работали там одни мужчины. Долли была единственной женщиной, чем вызывала удивление и восхищение, как она справлялась в горячих цехах. Когда мы приехали в Израиль в . она уже давно заведовала лабораторией, где постоянно нужно было контролировать качество темного стекла – хамелеон, которое пользуется большим спросом. Помню, что Долли пригласила нас к себе на работу. Мы прошлись по цехам. Везде, где было возможно, работали кондиционеры. Для обслуживающего персонала было много душевых кабинок. Потом нас пригласили на обед, и поразило обилие и качество пищи. Оказалось, что профсоюз нанял специального работника, который поставлял все продукты на завтрак и обед и обеспечивал их приготовление. Узнали, что профсоюз оказывает еще много услуг своим работникам. Все это нам очень понравилось. Но спустя некоторое время из писем мы узнали, что это предприятие обанкротилось в связи с тем, что у профсоюза не хватило средств на модернизацию производства. Его купил один американец, который его снес до основания и построил новый завод около Назарета, который был оснащен по последнему слову техники, т.е. самым совершенным оборудованием. (Нужно отметить, что в Израиле запрещено строить промышленные предприятия в городах). Это было уже далеко от дома. Но Долли была таким ценным работником, что каждый день присылали за ней такси, и также отвозили её потом домой. Ее помощником был кандидат наук, тоже репатриант из СССР. Однако ее талант проявился и совершенно в другом жанре. Она стала известным бардом. Она сочиняла прекрасные стихи и музыку к ним. Когда мы были тогда в Израиле, мы часто присутствовали на ее выступлениях. В ее репертуаре были также песни на стихи моего брата. Ее выступления пользовались большим успехом. Во Львове она тоже дважды выступала в еврейском культурном центре. И встречали, и слушали ее восторженно. До сих пор не можем смириться с ее смертью - как не смогли на много раньше диагностировать надвигающуюся беду. Ведь тогда и результат был бы иным. Но она обратилась к врачам слишком поздно.

МОИ ДЕТИ И ВНУКИ

Мой муж не мог уделять достаточно внимания детям, когда они были еще совсем маленькими, поскольку он работал по совместительству в двух местах, а по вечерам писал сметы. Хотелось жить немного лучше, чтобы летом иметь возможность ездить на море или на экскурсии.

Однако, несмотря на занятость, мы очень заботились о развитии своих детей. И сын, и дочь учились в музыкальной школе. Даже на море мы не просто лежали на пляже. В Крыму мы посещали ботанический сад. Там знакомились с растениями и подбирали листья или цветы для гербария. Во Львове, отправляясь к Брюховичскому озеру, мы часто шли пешком через лес, изучали по дороге флору Прикарпатья, собирали гербарий.

Однажды я увидела, что моему сыну нравятся значки, и стала покупать их всюду, где бы ни была. Мы приобрели специальные альбомы и по темам прикрепляли значки к тонким листам из перлона. В результате у нас создалась огромная коллекция. Нужно ли говорить, какое это имело значение для развития нашего мальчика.

Борис пару раз ездил в Феодосию с сыном, а затем с дочерью. Там они знакомились с краем, посещали не раз картинную галерею Айвазовского и узнали много нового о жизни и творчестве этого замечательного художника и человека. Всей семьей мы совершили путешествие на теплоходе от Москвы до Ростова-на-Дону. Хотя дети еще были маленькие, но до сих пор помнят о своих впечатлениях.

Когда сыну было лет десять, мы поехали летом в Москву и взяли его с собой. Мальчик впервые оказался в столице. Большой интерес он проявлял ко всему, что видел, а особенно к живописи. В Русском музее, например, его нельзя было оторвать от огромных полотен Карла Брюллова и картин других великих русских художников. Лично для меня это и создавало трудности, и порождало чувство нетерпения, т.к. Борис шел впереди, почти затерявшись в толпе, а мой сыночек подолгу рассматривал каждую картину. Я же, стоя между ними, очень переживала, что потеряю в толпе сына. Кроме того, мне было досадно, что я не могу спокойно сосредоточиться на прекрасной живописи, хотя видела её не впервые. Риточку мы тогда оставили у мамы.

Во время этой поездки произошло еще одно событие, которое оставило неизгладимый след в моей душе. Ехали мы в Москву, не думая о том, где будем ночевать, а ведь гостиницы тогда всегда были переполнены. Мы же гуляли по городу беззаботно. Приближалась ночь. Вдруг мой супруг попросил нас подождать его и побежал к небольшому скверику. Мы видим, что он подходит к лавочке, на которой сидят несколько женщин. Потом одна из них встает, и оба идут к нам.

Оказывается, Борис сумел договориться о ночлеге с одной старушкой. Она повела нас к себе домой, отдала нам ключи от своей городской квартиры, а сама уехала на дачу. Когда мы собрались возвращаться во Львов, она приехала, но денег не хотела брать. Долго уговаривали её, пока она согласилась взять какой-то мизер. Ведь были такие женщины на Руси! Мне кажется, что таких людей уже больше нет.

Когда наши дети подросли, мы стали ездить на экскурсии без них. Препоручали их заботам моего брата, с чем он справлялся отлично. Дети находились в это время в пионерском лагере в Брюховичах или у мамы, Фима же следил, чтобы все у них было в порядке. Одних мы детей никогда не оставляли.

Путешествовать без детей, только вдвоём с мужем, мы стали приблизительно в конце семидесятых годов. Если же мне удавалось приобрести туристическую путевку в своем профсоюзе, то я ехала одна.

14.Работа в 21-й школе

После закрытия вечерних школ всех учителей, которые оказались без работы, распределили по другим школам. Меня перевели в 21-ю школу и дали классное руководство в выпускном десятом классе.

До сих пор мне приходилось учительствовать только в русской школе. Конечно, бытовым украинским языком я владела неплохо, но всё же переживала, что моих познаний окажется недостаточно для преподавания в украинской школе. Но с детьми мы договорились очень просто. Я им откровенно рассказала о своих трудностях, извинившись на тот случай, если в моей речи будут мелькать русские слова. Затем добавила, что буду учить их английскому, а они меня - литературному украинскому языку. Ученикам понравился мой доверительно-признательный тон. Все заулыбались, и проблем в дальнейшем не было никаких. Я очень правильно поступила, потому что без этого в классе раздавались бы смешки, если бы ученики заметили какие–то ошибки в моем украинском языке.

К концу четверти должно было состояться родительское собрание. Одна моя коллега предупредила меня, что в этом классе есть родители, которые очень не любят учителей, говорящих на русском языке, хотя я все-таки и не говорила по-русски с учениками. Предыдущая классная руководительница должна была уйти из школы по этой причине.

Когда нужно было идти на родительское собрание, я очень переживала и усиленно готовилась. Ведь всего предвидеть невозможно. Вначале собрание проходило гладко. Я говорила, все было спокойно, но вдруг одна из родительниц сказала: «Почему наши табеля написаны по-русски? Ведь наши дети учатся в украинской школе?» Я испугалась, потому что боялась начала полемики, но, успокоившись немного, объяснила, что этот вопрос не в моей компетенции, посоветовала ей обратиться в министерство просвещения и попросить, чтобы напечатали табеля на украинском языке.

Потом мы с этим классом работали очень продуктивно. Мы подружились, стали выступать на разных конкурсах. За первое наше выступление на городском конкурсе боевой песни мы получили наивысший «гранд-приз». Ребята инсценировали стихотворение Е. Евтушенко «На братских могилах не ставят крестов». Ведущим был ученик, который с большим чувством и отличной дикцией читал это произведение. Затем были конкурсы строя и песни, где мы неоднократно занимали первые места. Я всегда говорила своим ученикам, что если мы делаем что-либо, то должны делать это хорошо. А если не делать хорошо, то лучше не делать ничего.

Эту же мысль я сделала девизом и для детей четвёртого класса, когда на следующий год стала у них классным руководителем. Этих ребят я вела до выпускного вечера. За все семь лет много хорошего было в нашей общей жизни. Я приучила учеников помогать мне в столь трудной работе учителя, руководствуясь нашим девизом делать всё хорошо.

Дети охотно участвовали в конкурсах строя и песни, оставались после занятий и маршировали, не считаясь со временем. Когда они были в младших классах, мы совершали много экскурсий по городу. Запомнился особенно поход на Кайзервальд. Ребята впервые побывали в этом уникальном этнографическом музее под открытом небом, и впечатлений было много. Я все время фотографировала своих учеников и заразила своей страстью к фотографии некоторых из них. Они тоже начали фотографировать. Потом мы вместе делали альбомы. Через некоторое время я стала пользоваться позитивной пленкой.

Помню, однажды в воскресенье зимой мы отправились кататься на санках. Ребята получили массу приятных эмоций. На одной из встреч после окончания школы я показала выпускникам сделанные тогда слайды. Трудно передать, какой был восторг. В другой раз в воскресенье учащиеся сделали инсценировку по мотивам рассказов А. Гайдара, и их спектакль очень понравился зрителям. Я всегда составляла сценарии, а дети с охотой готовились потом со мной к выступлениям.

В старших классах мы с учениками уже отправлялись в далекие от дома путешествия, например, в Москву и Ленинград. В советское время было туристическое бюро для старшеклассников. Там и приобретались путевки. Я всегда брала с собой пару родителей, которые очень помогали. Например, дети очень хотели попасть в мавзолей Ленина. А там всегда были огромные очереди. Одна из мам выстояла очередь, а мы все пришли позже, и детям не пришлось мерзнуть. Другая мама помогла нам попасть на Новодевичье кладбище.

Недавно, когда я просматривала школьные фотографии, одна из них напомнила мне, что мы посетили даже место, где Ленин прятался в шалаше в Разливе. Раньше я там никогда не была. В этих поездках так часто бывало: например, музей Революции я никогда не посещала до того, как привезла туда ребят. В наших путешествиях я почерпнула много интересных фактов, которые не встречались мне раньше в литературе.

Однажды пришло распоряжение сверху послать учеников одного класса собирать помидоры в одном из совхозов на Херсонщине. Дело в том, что тогда сами совхозы не справлялись со всеми сельскохозяйственными работами на своих огромных земельных угодьях, не хватало рабочих рук, приходилось использовать школьников и студентов. Тогда это была повседневная практика настолько, что в «нашем» совхозе был построен городок для таких помощников. Выбор пал на учеников не моего класса. Никто из учителей не желал сопровождать детей, а я согласилась – ведь это был шанс увидеть новые, неведомые мне места, да и дети вроде бы были хорошие. (Я у них преподавала английский язык).

Нас поселили в совхозном поселке Камышанка, хорошо кормили, специально для нас пекли огромные белые караваи хлеба. В том году весна была очень поздняя, поэтому мы попали не на сбор, а на прополку помидоров. Поля находились далеко, и нас туда возили на грузовике. Дорога, по которой ехал транспорт, проходила тоже на порядочном расстоянии от места нашей работы и была абсолютно безлюдна, только один раз в день приезжал водовоз и привозил питьевую воду. За дорогой проходил оросительный канал, т.к. климат здесь засушливый. К обеду нас забирали с поля. Если же грузовик задерживался, то мы купались в канале. Когда нас заставал дождь, босые ноги наши погружались по щиколотку в грязь.

Если мы выполняли задаваемую нам на каждый рабочий день норму работы, то в выходной для нас организовывали какую-нибудь экскурсию. Один раз повезли нас в Каховку, где мы воочию увидели знаменитый памятник, воздвигнутый в честь героев Гражданской войны. Помню, мы сгрудились вокруг памятника, и дети вдруг запели: «Каховка, Каховка, родная винтовка,

Горячая пуля лети!

Иркутск и Варшава, Орел и Каховка -

Этапы большого пути».

С особенным воодушевлением пропели последние слова припева:

:«Мы - мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути!»

В этом месте песня звучала прекрасно и очень кстати.

В другой раз нам устроили плавание по Днепру из Херсона до Азовского моря.

Однажды нас привезли в поле, бригадир отмерил нам участок работы и уехал. Ребята очень старались. Грядки были длинные, и мы решили разделиться на две группы: часть детей осталась в начале грядки, а я с остальными ушла в конец её. Казалось, что будет стимул стремиться к встрече и работать быстрее.

Начали полоть. Время от времени я поднимала голову и смотрела вдаль, стараясь рассмотреть, что происходит в начале грядки. Вдруг увидела, что там кто-то из ребят упал, и все сгрудились вокруг него. Поняв, что случилось неладное, мы побросали сапки и бросились бежать туда. Один из мальчиков лежал на земле без сознания. Мы начали поливать его водой, но это не помогло. Тогда я велела остальным ребятам бежать на дорогу, взяться за руки и не пропускать никакой проходящий транспорт.

Вскоре возле нас остановился мотоцикл с коляской. Я уселась за спиной водителя, рыдая, т.к. Коля не только не приходил в сознание, но казался совершенно оцепеневшим. Его тело еле-еле погрузили в коляску. Пришлось устроиться рядом с ним двум ребятам и держать на весу своего товарища. Мы тронулись в путь. Вдруг шофер крикнул: «Прекратите поливать меня слезами, я вас сброшу здесь в поле, иначе мы попадем в кювет! Я так машину вести не могу!»

Даже не пытаюсь объяснить, что я пережила, пока мы ехали к медпункту. Только здесь наш бесчувственный пришёл в себя. Оказалось, он пострадал от жаркого херсонского солнца: был без панамки на голове и получил солнечный удар. Вся беда заключалась в том, что с нами не провели соответствующий инструктаж – зашевелились только постфактум. Таким образом, мои ожидания приятных впечатлений от этой поездки не совсем оправдались.

Был еще один случай, из-за которого я впоследствии отказалась преподавать в этом классе.

Нужно отметить, что селение Камышанка было особое место – там жили уголовники, которым суд вместо тюрьмы назначил в качестве наказания работу на вредном для здоровья химическом предприятии. Так что мне, ответственной за детей, приходилось быть все время в напряжении: «Как бы чего не вышло».

Все было спокойно, пока не настал день Ивана Купалы. Мои «тихие» детки захотели пойти поздно вечером к плавням Днепра бросать венки и петь колядки. Когда они сказали мне о своем намерении, я категорически воспротивилась. Объяснила им честно, чем это может закончиться, если эти уголовники захотят воспользоваться моментом и «пофлиртовать» с нашими девушками. Тем более, что нас официально об этом предупредили и даже велели двери не только запирать на замок, но еще закрывать поперечной доской.

Все вроде улеглись спать. Но, когда ребята убедились, что я заснула, они начали тихонько, по одному выскакивать через окно. Все же я проснулась от шума, но было уже поздно. Так развеялся еще одна иллюзия в отношении детей, с которыми я согласилась поехать. Хорошо ещё, что всё обошлось без трагедий.

По возвращению во Львов в школе со старшеклассниками, у которых преподавала английский, я подготовили спектакль по мотивам трагедии «Гамлет» Шекспира. Родителям удалось достать костюмы, в которых известные актеры театра им. Заньковецкой Александр Гай и Лариса Кадырова играли роли Гамлета и Офелии. Эти же актёры сидели в первом ряду и смотрели наш спектакль. Все было как в настоящем театре. Даже софиты со второго этажа подавали нужный свет. Сколько было радости и гордости у детей и их родителей!

Запомнился еще один эпизод, связанный с этим спектаклем. Я увидела, что один ученик очень хочет участвовать в спектакле. Но дело было в том, что он заикался. Как же этот мальчик сможет выступать? Я нашла выход и вставила в спектакль сцену, которую сначала не планировала. Мальчик получил роль, в которой он дрался с Гамлетом на шпагах. Однако Кузьма Прутков был прав: «Нельзя объять необъятное…»

У нас в школе были очень частые проверки. Кроме того, сама завуч должна была посещать определенное количество уроков у каждого учителя. Раз в неделю до начала занятий целый час классный руководитель должен был проводить политинформацию. Чтобы сделать это мероприятие менее казенным, я ввела в политинформацию тему «В мире интересных событий». Политинформацию готовили и проводили сами ученики, а я подводила итоги. Дети находили интересные факты, и это было действительно интересно.

Некоторые учителя не делали политинформаций совсем или делали их нерегулярно, поэтому во время проверки попадали впросак, т.к. в советское время небрежение к этому политическому мероприятию рассматривалось как саботаж. В лучшем случае учителя увольняли с работы, а могли и лишить права преподавать.

15. ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СССР

Первые экскурсии были связаны с моим интересом к живописи. Это были поездки в Ленинград и Москву на зимние каникулы. Я совершала их с целью посетить художественные галереи и театры. Сначала я ездила с отцом, т. к. родители боялись отпускать меня одну. Посещала я музеи и галереи также и в других городах.

В 1948 году мы с братом решили отправиться во время летних каникул на турбазу в Закарпатское село Ясиня. Ехали туда поездом ночью. По дороге нас ждал сюрприз. Остановки были не более минуты, и мы выскочили не там, где нужно было. Утром добирались по шпалам пешком до Ясиня. Когда же, наконец, попали на турбазу, то сразу же забыли неприятности, связанные с дорогой – все здесь нас очаровало. Турбаза была расположена в том месте, где сливаются Черная и Белая Тисы. С балкона мы часто наблюдали сплав леса. Ходили в походы с ночевкой в палатках. Природа вокруг радовала глаз. Вернулись домой с незабываемыми впечатлениями.

Прошло много лет, я с мужем и дочерью вернулась в этот чудесный край, и мы прекрасно провели начало осени в Яремче.

Во многих туристических поездках меня интересовало все: и достопримечательности, и природа, и люди. В 1951 году летом я впервые самостоятельно отправилась в турпоход на Кавказ, на турбазу Красная поляна в 50–ти км от Сочи. Помню, как мы шли в поход по снегу. Шли раздетые до пояса, и наши туристы не только загорели, но и получили ожоги. И нас удивляло, что снег все же не тает. Ночью мы разжигали костер и грелись возле него, поворачиваясь. то в одну, то в другую сторону. Притом не унывали - распевали песни, болтали, пока инструктор нас не разгонял спать. Ведь завтра нужно было идти всё выше и выше.

Однажды со своей коллегой на теплоходе «Нахимов» по туристической путевке я поплыла от Одессы до Пицунды. Сначала была экскурсия по Одессе. Хотя я приезжала туда довольно часто, в тот раз узнала много нового. Например, мы посетили знаменитые одесские катакомбы. Потом были экскурсии в Новороссийске, в Крыму: Ялта, Новый Афон, Алупка, Алушта, Ореанда, гора Ахун, Ласточкино Гнездо, Алупка с посещением Воронцовского дворца, Севастополь. А затем - Кавказ: Сочи, Гагра, озеро Рица, Сухуми, Батуми, Пицунда. Кроме замечательных мест, которые мы посетили, мы имели чудесную возможность любоваться великолепными пейзажами, дышать хрустально чистым воздухом, слушать шум морского прибоя – возможность наслаждаться первозданной природой, купаться и загорать вдоль всего побережья Черного моря.

С Борей мы бывали позднее во многих этих местах. Посетили даже чайные плантации и чайную фабрику, познакомившись со всеми этапами производства чая: от поля до того момента, когда он попадает в наш стакан. Кроме экскурсий, были и пляжные дни в каждом месте. Перечислить все мои путешествия сложно, но все они были прекрасны и доставляли большое удовольствие и уму, и сердцу.

Особенно запечатлелись в памяти поездки в Ташкент, где я провела детство, а также в Самарканд, куда наша семья попала во время эвакуации. Виделась там с некоторыми одноклассниками, которые после войны не вернулись на родину, а остались там жить. Особенно мне были интересны изменения, которые произошли за эти годы в этих местах. Мальчишки – дети нашей хозяйки-узбечки, у которой мы жили на балхане, - были ровесниками моего младшего брата. Звали их Хабибка и Хамидка. Оказалось, что они уже студенты Московского института МФТИ, этой кузницы молодых ученых. Я знаю, что мечтой многих выпускников во Львове было учиться в нем.

Каждый город в Узбекистане имел свое лицо. Особенно поразила меня Бухара. Город этот не был похож ни на Ташкент, ни на Самарканд. С удивлением рассматривала я улочки, где жили бухарские евреи. Здесь же увидела я и древнюю синагогу. Никогда раньше не встречалось мне ничего подобного.

Тогда же я узнала, что, кроме плова, национального узбекского блюда, есть еще манты (нечто, вроде вареников). Я, конечно же, сразу приобрела большую необычную посудину для их приготовления. Хотя она у меня хранится до настоящего времени, я никогда ею не пользовалась. Однажды моя ученица из ульпана, беженка из Узбекистана, узнала, что у меня есть мантовница, и умоляла, чтоб я ей продала ее, но я не хотела расстаться с этим сувениром.

В советское время мне удалось еще побывать и в других республиках. Поездка в Казахстан была очень интересной во всех отношениях. Мы попадали в самые разные места, и везде встречали нас добродушно, с пониманием и улыбкой удовлетворяли прихоти туриста. В глубинке на дорогах подсаживали на собственных ишаков или верблюдов, чтобы мы могли сфотографироваться, устраивали на своих тележках В столице Алма–Ата мы знакомились с городом и его музеями. Удивлялась, что казахи так хорошо без акцента говорят на русском языке, чего не было в других среднеазиатских республиках. Вспоминаю об этом только потому, что поражаюсь, как круто все изменилось после перестройки.

Гуляя по столице Казахстана, мы зашли в аптеку. Узнав, что мой муж работает в аптекоуправлении, т.е. в каком–то смысле они коллеги, сразу же нашлись охотники сопровождать нас в наших экскурсиях. Вместе с сотрудницей этой аптеки мы посетили горнолыжный курорт Медео, но т.к. наша поездка была летом, то мы увидели Медео совсем с другой стороны. Там можно было угоститься национальными блюдами, покататься на верблюде и воспользоваться другими местными развлечениями. Однако сам спортивный комплекс, построенный на высоте . над уровнем моря, нас поразил.

Побывали мы и в Киргизии. Много ходили по столице, посетили музей, главным экспонатом которого была большая юрта. Но самое интересное нас ждало впереди – пребывание на озере Иссык-Куль. Это озеро – высокогорное (. над уровнем моря). Оно входит в число 25 крупнейших озер мира, на 7 месте по глубоководности и является самым красивым в Средней Азии. В экскурсиях вокруг озера видели много древнейших сооружений. Там мы провели несколько незабываемых дней: катались на лодках, загорали на песочном пляже, знакомились с растительным и животным миром. Высоко в горах, недалеко от озера, находилось селение, где родился Чингиз Айтматов. Так как мне очень нравились его книги, мы решили туда поехать. Узнали много нового о его корнях. Оказалось, что его отец был репрессирован. У озера стоит памятник Ч. Айтматову. В Киргизии им очень гордятся, впрочем, не только там.

А Боря даже занимался еще практическим делом на Иссык-Куле – собирал облепиху, благо, что она растет на мелких кустарниках и можно ее собирать сидя. И все собранное им в свободное от экскурсий время мы привезли домой. А среди сувениров самыми ценными для нас были белые войлочные шляпы, в которых мы все время там щеголяли.

Во всех республиках Средней Азии, в которых я побывала, меня особенно поражало и даже смешило стремление каждой из них строить лучше, краше и богаче, чем у соседей, поэтому мраморные здания встречались там очень часто.

Большой интерес у нас вызывал и север России. Часто летом мы приезжали в Москву с целью совершить ряд радиальных маршрутов. В Москве мы только ночевали у знакомых, утром уезжали обычно поездом в окрестные города и возвращались только вечером. Ездили в Коломенское, в Загорск, Ростов Великий. Объездили также всё Золотое и Серебряное кольцо России. Во время своих поездок я всегда фотографировала. Страсть к фотографии зародилась во мне с первых лет нашего приезда во Львов после войны. От первых туристических поездок остались фотографии черно-белые, которые я делала самостоятельно. Когда все в доме засыпали, я запиралась в кухне и там проявляла, сушила пленку, печатала. У меня было для этого все необходимое. Если бы во Львове был музей фотографии, я бы с удовольствием отдала туда все, что имею. В последующих уже путешествиях увлекалась слайдами. Все они у меня хранятся. В соответствующих справочниках мы выискивали то, что хотелось увидеть и запечатлеть на снимках. У меня до сих пор есть с десяток книг, посвященных туризму, где можно было узнать о любом маршруте.

Однажды летом мы приехали в Ленинград, а оттуда белыми ночами плыли в Кижи. В Ленинграде к тому времени белые ночи уже прошли. В Кижи мы потом с Борисом возвращались не раз.

В другой раз мы ехали в Ленинград, но сделали остановку в Пскове, где провели несколько дней. Ознакомившись с этим древним русским городом, с его храмами и Псково-Печерским монастырем, увидели памятник «Пушкин и няня», побывали в школе, которая носит имя поэта, погуляли по улице, носящей его имя.

Затем мы отправились в Михайловское. Потом пешком шли в Петровское, Тригорск и в Святогорский монастырь с его былинной красотой, где покоится прах А.С. Пушкина. Сегодня все эти места, овеянные его поэтическим гением, составляют государственный музей – заповедник А. С. Пушкина.

Будучи в Москве, однажды поехали в Рязань. Следует отметить, что поезд из Москвы в Рязань называли «колбасным», т.к. только в Москве можно было купить колбасу. Когда мы сели в поезд, то в вагоне до одури пахло колбасой. Тогда изо всех весей ехали за колбасой в Москву. А заодно уже и за апельсинами, мандаринами, лимонами и всякими промышленными товарами. Целью нашей поездки было посещение деревни Константиново, родины Сергея Есенина. Побродив по Рязани до позднего вечера, пошли на автостанцию, а рано утром уехали в Константиново первым автобусом. Проведенный там день оставил по себе глубокие чувства. С большим волнением зашли в деревенский домик с наличниками, где родился великий русский поэт, и осмотрели представленные там экспонаты, связанные с его жизнью. И, конечно, любовались прекрасной природой. Мне кажется, что я еще больше поняла и полюбила стихи поэта.

Однажды мы с Борисом полетели посмотреть Волгоград, провели там пару дней. Видели Волжскую ГЭС, Мамаев курган, шлюзы, набережную и даже обильный южнорусский рынок. Оттуда летели в Астрахань. Много раз по туристическим путевкам были на Кавказе, объехав его с севера до крайнего юга. Путешествовали по Военно-грузинской и Военно-осетинской дорогам. Однажды я находилась в доме отдыха недалеко от Туапсе и услыхала, что в горах есть дольмены (древние захоронения). Разузнала, как к ним добраться, но попутчика не нашла. Сейчас поражаюсь своей смелости – пошла одна, а путь оказался совсем не близким. Дорога туда шла по узкой дороге, слева от нее - отвесная гора, справа – пропасть. А я шла, пока не увидела дольмены. Такие же дольмены я встречала потом в Англии.

Были и в Закавказье, посетили даже родину Сталина, зашли в домик, где родился Сосо Джугашвили. Он очень почитался грузинами, даже после «развенчания» культа личности.

Были в Азербайджане и неоднократно - в Армении. Эта республика нас поразила своей древней историей и непохожестью на другие кавказские республики. В столице мы интересовались не только светскими достопримечательностями, но и посетили Католикос в Эчмиадине. Католикос - это высший центральный орган армянской православной церкви. Однако армянский обряд отличается и от православия в нашем понимании, и от римского католицизма. Видели и самого главу армянской церкви. Нас удивило и создавало нам определённые трудности еще одно обстоятельство: все было только на армянском языке вплоть до различных вывесок, люди говорили только по-армянски даже в столице.

Однажды мы самостоятельно поехали на родину Расула Гамзатова, когда были в Дагестане. Он аварец, родился и вырос в горном ауле высоко в горах. В этом ауле впервые в жизни я увидела сакли, которые теснились все вверх и вверх одна над другой – незабываемое зрелище. Стихотворение Гамзатова «Журавли», положенное на музыку Яном Френкелем, до сих пор звучит в моем сердце.

Когда наши дети были маленькими, мы всей семьей поехали в Абхазию. Снимали частную квартиру. Знакомились, по возможности, с краем, ездили посмотреть Сухуми, столицу Абхазии. Наша хозяйка, ее соседи и гости тайком рассказывали нам, что они не любят Грузию, в состав которой входит их республика. Они говорили, что их страна очень богатая: у них и море, и цитрусы, - а все доходы забирает у них Грузия, и они поневоле живут в страшной бедности.

Со своими маленькими детьми мы бывали и в Ялте.

Однажды с детьми, приехав в Москву, отправились теплоходом поВолго – донскому каналу до Ростова на – Дону, а оттуда добирались до Черного моря.

Помимо достопримечательностей на Кавказе, нам бросилось в глаза и то, что там были большие вольности, - больше, чем в других республиках при Сталине. Особенно нас поразило, что все синагоги были открыты. Там пеклась маца. И мы тогда из Баку послали несколько посылок домой (дело было перед пасхой).

Баку мы посещали неоднократно. В тот раз мы летели на весенние каникулы в Ташкент, но погода была нелетная, и нас разместили в гостинице Бакинского аэропорта, где мы пробыли несколько дней. Каждое утро мы уезжали в город, осматривали зимний Баку, а вечером ходили в Оперу.

В другой раз, посетив Кутаиси, мы смогли увидеть действующую синагогу. В Кутаиси же сразу нашли гимназию, где учился В.Маяковский. Мы восхищались в Грузии многим, но особенно столицей Тбилиси. С посещением Кавказа связано одно из самых для меня трудных физически путешествий. Мне было тогда далеко за пятьдесят. В группе была одна молодежь. Но это меня не обескуражило. В начале пешей экскурсии в долину эдельвейсов нужно было поровну разделить между нами, туристами, груз, который необходимо было нести на своих плечах. Мне полагалось столько же, сколько и всем, невзирая на возраст. Рюкзак огромный, в половину моего роста. В начале похода подъезжает ко мне на прекрасном породистом скакуне наш гид, который, как мы узнали, из княжеского рода и сам называет себя князем. Он предложил мне взять хлеб, объяснив, что на первом же привале мой рюкзак значительно опорожнится и мне станет легче.

. Мы шли сначала по ровной почти дороге, а потом нужно было подняться на круто вверх. Нужно было помогать себе и ногами, и руками. Потом я очень была горда собой, что все преодолела. Какое было счастье, когда моя голова была уже в таком положении, что я увидела долину эдельвейсов. В течение всего похода я не признавалась, что мне трудно карабкаться наверх и нести такую поклажу. Запомнился наш гид – князь еще тем, что на одном привале он умчался куда-то на своем скакуне и привез отменную баранину. Сам жарил шашлыки, никому не разрешив вмешиваться в процесс приготовления.

Когда мы ходили в походы к подножью Эльбруса, я вспоминала некоторые строки из поэмы А. Пушкина «Кавказский пленник». Его герой обращал взоры к величественны горам Эльбруса в ледяном венце. Он часто находил радость, когда бушевали бури. Его внимание привлекали обычаи горцев и простые нравы их жизни. Пленник часами мог смотреть на джигитовку черкесов, восхищался их доблестью, их гостеприимством.

Но должна признаться, однажды я струсила, когда был поход к подножью Эльбруса. Отправились в поход до рассвета. Дул прохладный ветерок, природа вокруг была восхитительная. Через некоторое время небо над горами окрасилось нежно-розовым цветом, предвестником рассвета. А мы всё продвигались вверх. Наконец, подошли к леднику. Пройдя немного вперед, я вдруг увидела расщелину во льду. Я заглянула в черную бездну и в ужасе отпрянула. Но несколько смельчаков, в том числе мой муж Борис, разбежались, перепрыгнули и пошли дальше. А остальные остались сидеть на льду и ждать их возвращения.

В некоторых походах мы сочиняли песни на известные мотивы, которые с воодушевлением распевали. Хотя слова этих песен, может быть, не особенные, но нам они тогда очень нравились. Например:

Мы расскажем вам, друзья, как в Архызе

Совершали турпоход на машине.

Рано утром в полверсты от дороги

Растянулись семь туристов, тянут ноги.

Ну а десять позади, еле-еле,

За плечами рюкзаки и душа не в теле.

Озираемся назад, не идет ли

Самосвал иль тягач, не подвезёт ли.

Вдруг газочек бортовой к нам с уклона,

Как посланец от богов - плод поклонов.

Мы расселись, кто как мог, на машине,

Так начался наш поход к той вершине.

На Софию был подъем не из легких,

Кто пешком, а кто ползком, на веревке.

Там встречала нас краса рододендронов,

Покровителей высот снежных склонов,

Тут услышали в горах звон кастрюли.

Дружно встретил нас приют громким смехом,

Но ответили мы им физкультприветом.

Эту песню, вам, друзья мы пропели,

Чтоб уверенно вы шли к этой цели

.

В этой песне упоминается Архыз. Он находится в Карачаево–Черкесии, где много скалистых вершин. Самая высокая, о которой говорится здесь, София, – символ Архыза – . над уровнем моря. В открытке домой 17.06.75 г. я писала: «Архыз – это край с белоснежными вершинами, могучими соснами и быстроходными речками. Здесь М. Лермонтов увидел Бэлу. Живут тут черкесы. Хотя одежды их изменились, но, когда вечером у костра местный парень танцевал лезгинку, чувствуется, что национальный темперамент не изменился». На следующий день продолжала: «Сейчас сижу на берегу быстрой реки Теберда. Завтра уходим в трехдневный поход».

Не плачь, туристка!

Как будто ветры с гор,

Трубят туристу сбор,

Дорога от Азау далека,

И подняв турмешок,

Турист ушел в поход.

Не плачь, туристка,

Пройдут дожди,

И он вернется,

Ты только жди.

Пусть в турпоходе

Твой верный друг,

Турист на свете

Сильней разлук.

Немного прошагал,

Но очень я устал,

Рюкзак меня

Совсем к земле прижал.

Едва мы все идем,

И пусть мы не ползем,

Скорее б нам устроили привал.

Топ, топ, топает турист

По горам Кавказа вверх и вниз

Ну, еще разок-другой шагни,

Только, милый, шею не сверни.

Топ-топ, топ-топ, очень нелегки,

Топ-топ, топ-топ, очень нелегки,

Наши рюкзаки.

Топ, топ, Дедушка гора,

Солнце светит с самого утра.

И вот я на этом-то бугру

Лягу и тихонечко помру.

Топ, топ, топает турист,

По горам Кавказа, вверх и вниз

Ну, еще разок-другой шагни,

Только, милый, шею не сверни.

Топ-топ, топ-топ, очень нелегки,

Топ-топ, топ-топ, очень нелегки,

Наши рюкзаки.

Топ, топ, мама, не грусти,

Люди подберут меня в пути,

Только это буду уж не я,

Это будет мумия моя.

Топ, топ, топает турист

По горам Кавказа вверх и вниз.

Ну, еще разок-другой шагни,

Только, милый, шею не сверни.

Топ-топ, топ-топ, очень нелегки,

Топ-топ, топ-топ, очень нелегки,

Наши рюкзаки.

Топ, топ, косточки трещат,

Но кричит инструктор: «Не пищать!»

Мы шагаем, высунув язык,

Мы уже похожи на шашлык.

Гора Азау находится в Кабардино–Балкарии на высоте . в Приэльбрусье.

Были и в Нальчике – столице этого края. Знакомились с его достопримечательностями, а затем на канатно–кресельной дороге - в горы, к Чегету, Чегему и другим местам Приэльбрусья. В каждом из этих мест шли пешком, например, к самому большому Чегемскому водопаду высотой . Водопад течет по Чегемскому ущелью стремительно и особенно многоводен летом, когда тают снега.

Вместе с Борей мы посетили Кавказские минеральные воды: Кисловодск, Ессентуки, Железноводск, Пятигорск. Что и говорить – места замечательные. В Пятигорске мы были в домике, где жил М. Лермонтов – сейчас там музей. Здесь мы познакомились с новой гранью его таланта - картинами и гравюрами. Я была ошеломлена, ибо об его живописном наследии почти ничего не знала. М. Лермонтов часто любил повторять, что начал рисовать прежде, чем познакомился с первой буквой французского алфавита (русский алфавит выучил уже позже). И еще нужно добавить, что и его стихи, и его живопись нерасторжимы:

Хотя я судьбой на заре моих дней,

О южные горы, отторгнут от вас,

Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз.

Как сладкую песню отчизны моей,

Люблю я Кавказ.

Такой же любовью к Кавказу проникнуты его картины и гравюры, посвященные этому чудесному краю.

Большое впечатление произвела на меня поездка на Братскую ГЕС в . Отправилась я в эту туристическую поездку со своей подругой со студенческих лет Лилей Смыкаловой. Прилетели в Москву, а там пересели на самолет Москва – Новосибирск. Вылетели на рассвете, и так как летели все время на Восток, то рассвет полыхал до самого Новосибирска. В Новосибирск мы приехали на несколько дней раньше. Там жили родители одной Лилиной студентки, которые нас хорошо приняли.

Я уже который раз убедилась, что видеть какое-либо место важнее, чем читать о нем. Так вышло и с Сибирью: и лето оказалось жарче, чем представлялось, и за короткое лето поспевала очень крупная клубника и другие ягоды, фрукты и овощи, и росло очень много грибов. И вообще Сибирь оказалась очень богатым краем, а сибиряки – добрыми, открытыми, улыбчивыми людьми. В один из дней пребывания в Новосибирске наши хозяева поехали с нами на свою дачу. Мы были очень удивлены, когда отец Лилиной студентки ушел на полчаса и вернулся с мешком белых грибов. Интересно было увидеть, что в кухне их квартиры в форточку был вмонтирован снаружи большой квадратный ящик, куда складывали пельмени, когда наступали морозы. Их делали столько, чтобы хватило на всю зиму.

Много гуляли по Новосибирску вдвоем. Посетили Академгородок, любовались деревянными домами с наличниками, зашли в картинную галерею и с радостным изумлением узнали, что там находится большая коллекция картин Николая Рериха. Ее подарил Новосибирску его сын Святослав. Катались по реке Обь на маленьком теплоходике.

Распрощавшись с нашими милыми хозяевами, улетели в Братск. Тогда там была стройка века. Она должна была решить многие вопросы электроснабжения края. Первая наша экскурсия была, конечно, уже на ГЕС. Увидели также собственными глазами, что собой представляет тайга. Из Новосибирска на теплоходе мы приехали к месту, где Ангара впадает в озеро Байкал. Там мы провели несколько дней на турбазе «Листвянка». Она находилась на возвышенности, и оттуда хорошо обозревалось озеро. Там мы ходили и знакомились с окрестностями. Возвращались всегда с мешками белых грибов, которые приносили на кухню, где их готовили для нас.

Но нам с Лилей всё казалось, что увиденного недостаточно. Мы узнали, что у самого озера есть лимнологический научно-исследовательский институт, который исследует флору и фауну Байкала, и отправились туда. С трудом нас впустили, и мы узнали много интересного. Наутро предстоял переезд теплоходом на остров Песчанка на Байкале. Посоветовали нам купить водку, т.к. на острове приобрести рыбу омуль можно только в обмен на выпивку.

На Песчанке мы совершали с егерями походы вглубь острова. Впервые в жизни видели в лесу оленей на воле. Однажды мы решили пойти самостоятельно, без турбазовских инструкторов, вдоль берега до единственной речушки, которая вытекает из озера. Взяли с собой и приобретенного за водку омуля. Собралась хорошая компания: одна молодая особа Светлана из Саратова и три пожилые ученые дамы из Москвы, очень интеллигентные и любознательные. Шли мы весело и легко. Видно было, что по этой тропе туристы ходили не раз. Часто встречались обустроенные места для отдыха: скамейка, под ней чайник и спички. На первой же стоянке мы нарвали разных душистых трав, заварили чай и с наслаждением пили его после того, как наелись вдоволь омуля. По дороге на базу распевали песни, нами владела эйфория от всего увиденного.

Но когда мы вернулись, то получили суровый нагоняй за то, что ушли без спросу, ведь там, в лесу, водятся и голодные волки, и медведи. Мы узнали, что за время нашего отсутствия на острове произошло ЧП. Сначала это скрывали. Две женщины ушли в тайгу и пропали. Собрали егерей со всей округи на поиски, но безрезультатно. Так их и не нашли до самого нашего отъезда из Песчанки.

В одной из бухт острова, которая называлась «Бабушкина» бухта, мы купались в прохладной прозрачной воде. Но однажды на Байкале поднялась страшная буря, ветер дул с такой страшной силой, что подымал огромные волны, которые превращались в брызги и дальше неслись в воздухе куда-то вдаль. Буря длилась несколько дней. И многие группы не могли вовремя прибыть в аэропорт. Наконец, буря утихла, и водная гладь опять стала совершенно неподвижной. А мы все стояли, приставив руку к глазам. Наконец, мы увидели на горизонте нашего спасителя. Это был маленький катер. Но пришлось штурмовать этот катерок, на него рвались целые толпы, а места там было мало. В аэропорту было также очень много людей.

Хочу отметить, что на острове Песчанка мы тоже сочиняли стихи и песни. В них отражены некоторые наши походы:

Хоть стих наш плох,

И рифма просто подвела нас,

Но мы хотим сегодня здесь,

Обнять вас, покорители Байкала,

И к сердцу нашему прижать.

Песня 1-я на мотив «По долинам и по взгорьям»:

Дайте в руки мне гармонь,

Золотые планки,

И споем мы вам куплет

Про туристов наших

.

Собрались в турпоход,

Рюкзаки сложили,

Только больно тяжелы,

Где же взять нам силы?

Зорко на Байкал глядим,

С думою одною,

Вдруг откуда ни возьмись,

Катерок подходит.

Собрались мы в поход,

Загрузили пароход,

Нас, матрасников, семнадцать

Сиротинушек осталось.

.

Хорошо-то хорошо,

Но ничего хорошего (2 раза).

И пошли мы бодро все

В облегченном весе,

И Сережа во главе

Вёл команду с песней, (два раза).

И остались мы одни

Прозябать на базе,

Но не думайте, орлы,

Мы на скалы лазим. (2 раза)

Песня 2-я на мотив «В траве сидел кузнечик»:

Мы жили, не тужили,

На Баклан-камень сходили,

Сенную посетили,

Значки не получили,

Представьте себе (2 раза),

значки не получили.

Кедровый перевал мы с ходу одолели,

И сверху посмотрели,

Представьте себе (2 раза)

И помахали вам рукой.

Не страшна нам гора Верховик,

Живем мы все под крышей,

И дождь, и град лишь слышен.

Представьте себе (2раза)

Нам было всем тепло,

Представьте себе (2раза)

Нам было всем тепло.

Представьте себе (2раза)

Смотрели все кино.

И все же мы скучали,

Курьера к вам послали

Вас не застал курьер,

Вы все ушли в карьер.

Представьте себе (2раза)

Вы все ушли в карьер.

(На мотив песни Крокодила Гены «День рожденья»):

Не болели, здоровели,

В радиальные мы шли,

Виды дивные смотрели.

Красотища - ух!

К сожаленью, турпоходы

Только раз в году

.

Песня 3-я:

А наш советчик мудрый

Рекорды бьет по строгой логике,

И мудрости словес.

А наша стройная Светлана

Побьет рекорд на волжском пляже

И станет мисс Саратов по загару.

По слайдам в древнем Львове

Станет рекордсменкой миссис Бетти.

А юный наш Загри, чем славен он,

Как время проводил он в кампаньи перезрелой?

Тут тайны занавес я опущу над повестью своей.

Тсссс!!!

Объездили мы всю Прибалтику, в столицах были не раз. В Тракае нас заинтересовали караимы. Мы обошли их квартал, видели их синагоги, посетили там музей. В советское время в отделе о караимах была одна трактовка: караимы относятся к тюркской группе народов, однако их религия – иудаизм, правда, с некоторыми отличиями. Немцы в период оккупации издали приказ всех караимов собрать и уничтожить, но не успели, т.к. пришла Красная армия. Интересно, что фашисты не сомневались в их происхождении. Сейчас есть много материалов о них и об особенностях их религии.

Дело в том, что предки караимов после изгнания из Земли Израиля были привлечены в эти края тем, что хазарский каганат исповедовал иудаизм. Это значит, что предки караимов – евреи. Но в течение столетий, возможно, некоторые из них смешались с тюркскими племенами, жившими в этом регионе, но, конечно, не все.

Караимы жили и в Галиче, а также в Крыму. В Крыму есть кладбище в Чуфут-Кале, где похоронены караимы, и вообще, это селение было полностью караимское. Будучи в Крыму, мы с большим интересом осматривали этот мертвый город. Нужно ли еще раз подчеркивать, что перед каждой поездкой я читала все, что возможно было прочесть об этом крае, а вернувшись из путешествия, старалась еще пополнить свои знания.

Посетили мы в своих туристических поездках и Вологодчину. У домов большинства жителей совершенно не было огородов, много пьянства. В следующий раз я выбрала этот же маршрут на Вологодчину ранним летом по большой воде. Тогда я знакомилась, как и раньше, с достопримечательностями этого края. Большое впечатление произвел Кирилло- Белозерский монастырь, который расположен вдоль озера Белое. Основан монахом Кириллом, последователем Сергия Родонежского в 1397 году. В настоящее время он находится в черте современного города Кириллово Вологодской области. История монастыря богата многими событиями. В15 веке деревянные постройки начали заменять каменными. К концу 15 века здесь хранилось 200 ценнейших рукописей, отражающих церковно-феодальную историю монастыря. В 16 веке был сначала построен первый каменный Успенский собор, а затем Ивановский монастырь. На протяжении двух столетий он служил местом заточения лиц из церковно–феодальной знати. А в начале 17 века Кирилло-Белозерский монастырь выдержал осаду и отбил несколько нападений польских и литовских феодалов, в результате чего был убит вражеский предводитель, польский полковник. В 1918 году большевики расстреляли настоятеля монастыря.

Плыли мы на пароходе дважды от Киева по Днепру. Один раз проделали этот путь с детьми. Стоянки были в разных городах. Каждую поездку я переживала как бы дважды. Второй раз, когда просматривала слайды и когда демонстрировала их другим. Это были очень полезные встречи единомышленников. Во время просмотра слайдов все старались давать тебе советы, если замечали ошибки в фотографировании. Со временем техника менялась, сначала были черно-белые фотографии, потом цветные, потом позитивная пленка, и качество, конечно, совершенствовалось.

16.МОИ ДЕТИ И ВНУКИ

Сын

Мои дети пошли учиться в школу со специализированным французским языком обучения. Я старалась, чтобы они учились многому. Я начала с ними заниматься английским языком, кроме того, они посещали музыкальную школу.

Когда мой сын окончил восемь классов, я решила забрать его из школы и устроить учиться так, чтобы он одновременно мог получать рабочий стаж. Такие абитуриенты имели определенные льготы при зачислении в ВУЗ. Сын пошёл в вечернюю школу. Одновременно, так как он умел хорошо рисовать и чертить, поступил еще и в техникум строительный на архитектурное отделение.

Чтобы иметь рабочий стаж, он должен был с 6 до 8 утра с большой, полной медикаментов корзиной, которую ему вручали в аптеке, приходить в охмадет (детскую больницу) и разносить лекарства по всем её отделениям. Сама больница находилась на высокой горе, куда не так легко было подниматься с порядочным грузом.

Благодаря всем этим усилиям он поступил в мединститут на педиатрический факультет. Проучился там всего 4 курса. Все это время он общался со студентами, которые между собой вели антисоветские разговоры, но, как всегда, в этой среде находился один, который сообщал обо всем в соответствующие органы.

Вдруг к нам домой пришел куратор педиатрического отделения и рассказал, что мой сын ведет антисоветские разговоры и это чревато опасными последствиями. До этого Миша все время говорил, что хочет уехать в Израиль. Но мы к этому не были готовы, и обсуждения этой темы прекращались. Однако после прихода куратора мы страшно перепугались и согласились, чтобы он уехал. Дело осложнялось тем, что наша дочь тоже училась в мединституте, и мы очень боялись, что могут тоже исключить и его сестру. . Именно поэтому мы всё держали в строжайшей тайне.

В то время такое происходило довольно часто. Куратор хотел оградить и себя, и мальчика от серьезных неприятностей, поэтому пришел предупредить. Я была знакома с одним учителем физики. Его два сына учились в Политехническом институте. За такие же разговоры в студенческой компании они оба были исключены из вуза. Затем их забрали в армию на три года, и только с началом перестройки они смогли вернуться к учёбе.

Можно было считать везением, если сведения о подобных разговорах не доходили до КГБ. Если же среди студентов был подосланный оттуда, то дело оказывалось гораздо серьезней: людей арестовывали и потом отправляли в ссылку на долгие годы. Таких случаев знаю много, но думаю, что и рассказанного достаточно.

Еще в мои студенческие годы были разборки такого же толка. В университете под лозунгом: «Кто не с нами, тот против нас», - проходили комсомольские собрания на каждом потоке всех факультетов. Т.к. я была комсоргом группы, мне приходилось в этом участвовать. Затем общее комсомольское собрание университета исключало «виновных» из комсомола, а затем и из университета, т.к. не комсомолец не мог быть студентом. Помню одно такое собрание, актовый зал был набит битком. Исключали ряд студентов, но, к счастью, до нашего факультета это не дошло. Не знаю, по какой причине все это прекратилось. Вероятно, переусердствовали.

Миша подал документы в ОВИР на предмет выезда в Израиль. Но его не выпускали, даже не объясняя причин. Однажды вызвали меня в ОВИР и пугали, что, мол, сегодня он хочет ехать в Израиль, завтра захочет вернуться, а дороги обратной уже не будет. И ему все время отказывали. Но мой сын не сдавался. Каждую неделю он садился за пишущую машинку и под копирку писал одни и те же письма в разные инстанции. Мотивировка была такая, что у него там живет невеста, с которой он хочет соединиться в браке. Прошло много времени и, наконец, когда он уже окончил 4-й курс, пришло разрешение – это был .

Приехав в Израиль, Миша изучал иврит в ульпане, где репатрианты были из Испании. Ему там было очень трудно учиться, т.к. он не знал ни испанского, ни иврита. Между тем ему приходилось много работать, где попало, лишь бы прокормиться. В редких своих письмах он об этом ничего не говорил. Почта работала плохо, свирепствовала цензура, так что письмо, если не пропадало, шло не менее 2-х месяцев. Поэтому мы получали письма от Миши с устаревшей информацией. Я писала ему часто, не дожидаясь ответа. Советов старалась не давать, потому что не представляла реальных условий его жизни. Только когда мы приехали первый раз в Израиль, мы с сыном ехали в машине, и он мне показывал – тут я работал, и там, и там…

Наконец, Миша нам сообщил, что его приняли в мединститут на научное отделение. Мы были очень рады, что он будет заниматься наукой. Но оказалось, что готовят там преподавателей, которые в процессе обучения должны будут защитить диссертацию и только тогда смогут работать со студентами. Когда же мой сын всё хорошенько разузнал, то оказалось, что такой преподаватель, окончивший университет, будет получать зарплату в 10 раз меньше, чем практикующий врач.

Он не захотел учиться на этом отделении и пошел в армию. Три года он находился в армии, особенно тяжелым был курс молодого бойца. Окончив службу, Миша со временем завел небольшой бизнес: принимал работы, связанные с переводами, издавал по заказу книги и так далее. Единственно я была довольна тем, что это было его любимое дело, т.к. мой сын с детства подружился с книгой, и эта работа была данью его пристрастия к чтению. Помню, что уже в первом классе он читал книгу объёмную «Похождения Незнайки» Носова. Когда он сдавал экзамены за восьмой класс (это считалось окончанием неполной средней школы), экзаменатор, учительница русского языка, сказала, что она никогда она не слышала такого блестящего ответа и не знала, что у ученика может быть подобная эрудиция. Однако доход от Мишиного бизнеса был совсем небольшим.

Несколько лет тому назад, поехав по делу в США, сын встретил женщину, влюбился и решил жениться. В настоящее время живет в Нью-Йорке. Довольно успешно занимается журналистикой.

Дочь

Моя дочь Рита окончила 37-ю специализированную французскую школу и музыкальную школу. Поступила учиться на фармацевтический факультет мединститута во Львове.. Я никогда не заглядывала к ней в дневник, когда она училась в школе. Одно время я преподавала в ее школе английский язык и знала мнение учителей о ней.

Когда дело подошло к окончанию школы, она была единственной претенденткой на золотую медаль. У нее не было ни одной «четверки» по предметам, которые выводились в аттестат. И вдруг у нее в аттестате появилась одна «четверка» по естествознанию. Этот предмет в школах заканчивают изучать в 9-м классе, и у нее в табеле за девятый класс стояла «пятерка». Вместо Риты медаль получила девушка, украинка по национальности, отец которой был профессором в мединституте. Не нужно долго объяснять, как мы это расценили. Вступительные экзамены в мединститут дочь сдала все на «пять» и без проблем поступила. В институте она училась тоже очень хорошо. После окончания работала аналитиком в аптеке.

Нужно упомянуть один эпизод, произошедший еще в школе. В школе был клуб интернациональной дружбы. Однажды Рита вместе с братом была в пионерском лагере. Туда приехала французская делегация, представители коммунистической партии. Благодаря тому, что мои дети могли говорить по-французски, одна из членов делегации начала с ними общаться. Она сказала, что у нее есть младшая сестра и, если Рита и Миша хотят, то могут с ней переписываться. Звали французскую девушку Лин Мерсье. Так у Риты началась долголетняя переписка с Лин через интернациональный клуб. Сын тоже сначала писал во Францию, но у него не было терпения, и он вскоре прекратил.

Перед международной олимпиадой в Москве в ., Лин написала, что она приедет на эту олимпиаду, и прислала точный маршрут ее передвижения по Советскому Союзу. Она просила Риту встретиться с ней в Москве. Моя дочь повидалась с ней в гостинице, пообщалась, а потом сразу же вернулась домой, во Львов.

Вскоре после этой встречи она сидела в аптеке и работала. Появился сотрудник органов госбезопасности и стал настойчиво выпытывать, о чём девушки говорили на встрече в Москве. И приходил он не один раз. Вот в такие времена приходилось жить. Слава Богу, что пережили.

Сейчас Рита все еще работает в частных аптеках. Казалось бы, у нас демократия, и нет уже подобных случаев, но, как говорит народная пословица, «хрен редьки не слаще». Сейчас тоже есть большие проблемы с частными хозяевами. За период существования свободной Украины моя дочь поменяла много аптек. Всегда доходило до такой точки, что дальше терпеть было невозможно.

Расскажу только пару случаев. Так, хозяева одной аптеки всячески комбинировали, чтобы зарплата у фармацевтов была как можно ниже. Вначале работники получали 2% от выручки, но, когда цены на медикаменты возросли в несколько раз, этим «хозяйчикам» стало невыгодно столько платить, и в прошлом году в разгар жаркого лета, когда всегда случается застой в продаже лекарств, в аптеке ввели план, который даже в зимние месяцы выполнить было бы невозможно. Естественно, заработки работников аптеки пошли вниз.

Последний же случай - такого рода: сотрудников другой аптеки постоянно держат в состоянии стресса. Фармацевты живут в вечном страхе, т.к. знают, что их анонимно проверяют личности, подосланные хозяевами. Вдруг моя дочь получила уведомление, что она должна уплатить около четверти зарплаты штрафа. Оказывается, что к ней пришел тайный покупатель, который отметил в качестве недостатков её работы много несущественных мелочей. Например, что она не смотрела в глаза «покупательнице», что не улыбалась и т.п. Юристы вынесли постановление, что действие начальства аптеки незаконное, но штраф все равно изъяли из зарплаты. Через месяц эта история повторилась. Рассердившись, Рита ушла и из этой аптеки.

В . Моя дочь вышла замуж. В . Родился мой старший внук Александер в память о моём отце, и дома мы зовем его Саня. Младший внук родился в .

Т.к. мы жили и живем вместе, то каждый из членов нашей семьи прилагал максимум усилий, чтобы дети получили и хорошее образование, и выросли достойными людьми.

В школьные годы оба внука посещали воскресную школу, также учились в музыкальной школе не только игре на фортепиано. Старший еще учился игре на контрабасе, а младший – на виолончели. И оба играли в оркестре музыкальной школы.

Полностью я возложила на себя их занятия: следила за выполнением домашних заданий, занималась с ними дополнительно английским и ивритом.

Окончив школу, Саша поступил в Мединститут на фармацевтический факультет. Окончив институт, работал по специальности и одновременно стал активистом еврейской молодежной организации «Гилель». Через пару лет был избран председателем еврейского культурного общества. Кроме того он еще увлекается театром и выступает в украинском народном театре, а также при обществе культуры создал еврейский театр.

Роман после окончания школы поступил во Львовский национальный университет, избрав себе специальность связанную с компьютерной информатикой. После окончания университета уезжает в Израиль. В настоящее время на срочной службе в Армии Обороны Израиля.

17.РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТАШКЕНТСКИХ ВОДАХ.

Когда мы жили еще в Ташкенте, я часто смотрела на бурлящие огромные потоки воды. Говорили, что узбеки могут убить соседа, если он отведет воду к себе на поле. Это меня очень удивляло. Если воды так много, то зачем из-за неё убивать? Когда я училась в 7-м классе, я спросила об этом учительницу географии. Она рассказала нам, что Ташкент и Самарканд находятся в долине реки Зеравшан, окруженной горами. Большая вода на Урде – не оросительный канал, а бегущая с гор вода. Тогда у меня возник другой вопрос: почему же эта вода не пересыхает в летнее время, когда с гор, окружающих Ташкент, сходит снег? Учительница объяснила также, почему вода на Урде была желтая. Оказывается, она мчалась с гор по глинистой почве. Такой же жёлтый поток, только поменьше, протекал напротив нашего дома – во дворе, где жили мои друзья.

Когда мы жили в Самарканде в эвакуации, меня очень занимала река Зеравшан. Нашей с Фимочкой обязанностью было приносить домой пучки сухих трав, из которых заваривали чай. А для того, чтобы развести огонь для приготовления еды, моя мама ходила к реке Зеравшан, у берегов ее отламывала засохшие ветки, делала из них большую вязанку и волокла домой. Поэтому с рекой Зеравшан у меня было связано чувство жалости к маме, которая должна была каждый день таскать на себе тяжёлые вязанки хвороста. Я всё время думала о маме, с тяжёлым грузом преодолевающей большие расстояния под палящим Самаркандским небом. При этом я представляла Зеравшан маленькой речушкой.

Прошло время, и в старших классах своей самаркандской школы я узнала, что почти вся равнинная часть Узбекистана относится к Зеравшанской низменности. Вода в Зеравшан течет с Памира, с Зеравшанского хребта. Это, кстати, объясняло и прежние мои вопросы о том, почему воды в Ташкенте не пересыхают. Реку Зеравшан называют ещё золотоносной, так как в скалах, через которые она пробивает себе путь, есть золото.

Зеравшан течёт с гор вниз вначале небольшим бурным потоком, а когда достигает места, куда моя мама ходила собирать хворост, уже течет спокойно по равнине. Она в этом месте очень широкая. Расстояние от неё до нашего дома было не таким уж и большим, но всё равно преодолевать его было для моей мамы трудно, особенно если учитывать страшную тамошнюю жару.

. Тогда же я узнала, что арыками называются воды, искусственно созданные для орошения. Правда, тот маленький арык, который как бы выползал из дома рядом с нашей квартирой и тёк уже мирно и спокойно, огибая нашу часть двора, был как раз естественного происхождения: он пробивал себе путь из глубины земли в скальном грунте, залегающем под толстым слоем глины. Именно поэтому вода в нем была прозрачная, светлая и очень холодная. Воды же в Ташкенте, текущие поверху земли в глинистом ложе, - желтые.

Тайны реки занимали людей еще в древности. Они породили много легенд. Вот одна из них, приведенная в «Справочной книжке Самаркандской области» В.И.Вяткина.

Один еврей, много наслышанный о Самарканде, пришел сюда со стороны Китая. Долго он удивлялся, осматривая прекрасный, веселый город, подобного которому, можно сказать, нет в целом мире. Увидев многоводную реку Кухак (Зеравшан), он задумался о том, куда течет так много воды. Обратившись с этим вопросом к одному человеку, он получил в ответ, что Кухак несет всю свою воду в Бухару. Тогда еврей подумал, что Бухара, куда течет такая громадная река, несомненно, большой город. У него явилось желание увидеть Бухару. Однажды, гуляя по Бухаре и любуясь городом, этот еврей увидел на базаре в ряду золотых и серебряных дел мастеров, одного мастера, отливавшего из золота двух серн и из серебра зайца. «Для кого эти серны и заяц?» — спросил еврей .- Ему объяснили, что они предназначаются самаркандскому государю, которому посылаются многие тысячи разных вещей, чтобы задобрить его и почтить, уже много лет. Ведь он не задерживает воду реки Кухака, а позволяет ей течь в бухарские города. Услышав это, еврей стал говорить: «Глупые вы люди, вы не знаете, что такую большую реку самаркандский царь не может задержать. Попробуйте в нынешний год ничего не посылать ему. Если самаркандцы не дадут вам воды - я отвечу за это».Не получая обычной платы за воду, столько лет вносимой бухарцами аккуратно, самаркандский царь послал в Бухару посла узнать причину неуплаты за воду. Бухарцы ответили: «Теперь мы не будем платить. Если можете, не пропускайте к нам воду». Рассерженный таким ответом, самаркандский царь приказал запереть воду, однако ничего поделать не могли, и вода по-прежнему текла свободно. Самаркандский царь подумал: «Воду в реке удержать нельзя, и бухарцы, по своей глупости и невежеству, ежегодно, в течение многих лет платили мне дань. Конечно, им кто-то открыл глаза, и они раскаялись в этом».Через некоторое время царю донесли, что в Самарканд вернулся еврей, который убедил бухарцев не посылать подарков за воду, царь велел схватить его и привести. Когда привели еврея, царь приказал убить его. Услышав такой приказ, еврей стал умолять царя — не убивать его и обещал провести в Самарканд вдоволь воды. Нужно сказать, что раньше жители пользовались только водою колодцев, а проточной воды не было в городе. Царь очень беспокоился, что так трудно добывается вода из колодцев и что мало её. Еврей начал рыть арыки и проводить воду. Пригороды, сады и сам город зазеленели, везде по канавам потекла вода.Прошло некоторое время, самаркандский царь снова вспомнил проделку еврея и отдал приказание убить его. Еврей стал просить царя подарить ему жизнь и обещал за это показать удивительную вещь. Царь согласился. Еврей выпросил себе клочок земли, обнес его стеной и заперся там с одним своим учеником. Затем он построил башню с куполом и арку, украсив их изразцами. До этого времени жители Самарканда, жившие в глинобитных постройках, ничего подобного не видели и удивлялись искусству еврея. Прошло некоторое время, и самаркандский царь вновь вспомнил обиду, нанесенную ему евреем. Снова он приказал поймать еврея и казнить. Еврей упросил царя даровать ему три дня сроку, обещал показать еще одну удивительную вещь. Царь опять согласился. Еврей вошел в построенную им башню со своим учеником, заперся и начал делать себе и ученику крылья. Приделав крылья, он улетал, а ученик его упал на одну крышу и сломал себе ногу. Когда донесли царю о случившемся, он приказал привести ученика. Царь спросил ученика: «Не говорил ли тебе еврей, какое расстояние он может пролететь за один прием» - Ученик ответил: «Я спрашивал его об этом, и он сказал, что можно пролететь без отдыха пять фарсангов». (Фарсанг - мера длины, которую караван проходит за час. Это приблизительно 5,2 верст). Тогда царь приказал конникам скакать во все стороны от города и привести еврея. Долго искали его и, наконец, нашли его, отдыхающего на одном лугу, схватили и доставили к царю. По приказанию царя еврея убили, а тело его ученик похоронил в построенной им башне (некоторые же говорят, что отвез в Китай). Евреи обратили эту башню в храм.Еврейский мудрец, о котором здесь рассказано, и есть тот человек, который первый научил самаркандцев плотничать, проводить арыки, строить большие здания и украшать их изразцами.

Хотя Борис был очень занят на работе, он одновременно занимался журналистской деятельностью, писал много статей в еврейскую газету «Биробиджанер Штерн» (Звезда Биробиджана) и в журнал «Советише Эймленд» (Советская Родина), а также в другие периодические издания, в том числе и нееврейские. Кроме того, он был занят распространением журнала на идиш «Советская Родина», а также хлопотал, чтобы вернули синагогу на улице Угольной. Пока её всё не открывали, ходатайствовал, чтобы узаконили миньяны (десятки для молитвы), которые собирались в частных домах. Дело в том, что как только люди обустраивались в одной квартире, их разгоняла милиция, они переходили в другую квартиру, и так повторялось всё время. Тут не обходилось без осведомителей.

Борис ходил по домам и просил выписать еврейский журнал. Но люди часто боялись и отказывались, хотя этот журнал на идиш выпускался в Советском Союзе официально, и ничего криминального в его получении не было.

По всем этим причинам, когда моему мужу по возрасту наступил срок уходить на пенсию, он решил оставить работу.

К моменту перестройки и Борис, и я были уже пенсионеры.

18. ПЕРЕСТРОЙКА. ПЕРВЫЕ ЗАГРАНИЧНЫЕ ПОЕЗДКИ.

Израиль.

В 1988 году началась перестройка. Она явилась не только перестройкой политической и географической в жизни всей страны, но затронула и каждого человека в отдельности.

Одна ученица из ульпана рассказывала мне, что во время перестройки они окончили школу, и каждый из них не знал, куда себя деть, в результате многие спились, а некоторые ребята, которые уже имели дипломы, остались без работы. Со временем одни наловчились возить товары из Польши и Венгрии, торговать на базаре, другие, более бойкие, занялись бизнесом. А некоторые уехали за границу. Была у меня одна ученица, украинка, которая решила уехать в США по какой-то ложной баптистской линии. Когда я ей заметила: «Как же вы уезжаете с родины, когда Украина стала свободным государством?» - она мне ответила: «А я буду любити Україну здаля». С последним моим любимым классом мы последний раз собирались, когда исполнилось 25 лет со дня окончания школы. Больше мы не встречались, так как почти все разъехались.

Перестройка, конечно, не обошла ни меня своим вниманием, ни всю мою семью. В 1988 году мы с мужем смогли, наконец, поехать в Израиль и повидаться с родными и близкими. Сына я не видела 11 лет, а брата – намного больше. Эта поездка круто изменила все, чем я занималась до этого времени. Изменения начались с того, что я впервые начала пользоваться английским как средством коммуникации.

Пока мы проходили таможенные процедуры, приземлившись в Израиле, брат с женой терпеливо ожидали, а сын, сгорая от желания увидеть, наконец, своих родителей, метался по всему аэропорту. В результате, когда мы уже вышли и встретились с Фимой и Долли, Миши с ними не было. С замиранием сердца мы оглядывались в поисках сына, и вдруг я увидела, что он бежит к нам и ещё издали кричит: «Мама!»

Потом сын признался мне, что когда он крикнул «мама», впервые за 11 лет обращаясь ксвоей собственной маме, то почувствовал дрожь – он отвык за долгие годы разлуки произносить вслух это слово, адресуясь непосредственно ко мне.

В тот же день мы пошли на кладбище с братом в Афек, где похоронена моя мама. Так как на юге ночь наступает сразу, мы в темноте не запомнили дорогу. На второй день утром я сказала мужу, что хочу пойти с ним туда опять, уже при дневном свете.

На кладбище никого не было, и мы не могли найти могилу мамы. Я начала плакать от сознания, что не знаю, где похоронена моя мама. Вдали мы увидели какого-то человека. Я подошла к нему. Это был рабочий, араб, который знал иврит, но не знал английского, и я не могла с ним объясниться. Огорчённые, мы вышли с кладбища и стояли долго, не в силах покинуть это место и надеясь неизвестно на что. Наконец, увидели приближение похоронной процессии. Когда она поравнялась с нами, я вдруг увидела знакомое лицо. Это оказался мой бывший ученик. Я расценила это как чудо. И он нам помог найти мамину могилу.

Мой брат и его жена Долли взяли отпуск. Они нас повезли в Акко, в кибуц, где живут выходцы из гетто. Кибуц так и называется - «Лохамей Агетаот» (борцы гетто). Там мы побывали в музее. Он произвел на нас большое впечатление. Но и не менее интересной была беседа с членами этого кибуца. Они поведали нам о страшных испытаниях в гетто и о борьбе за свое освобождение.

Один из местных жителей, полковник, пригласил нас к себе в дом и рассказал о жителях кибуца, о том, чем они занимаются в настоящее время. Сами выходцы из гетто работают иногда и вне кибуца, но все они живут здесь. Есть среди них и ученые, и военнослужащие, и инженеры. Их дети и внуки работают в основном в сельском хозяйстве, но если хотят получить высшее образование, то им предоставляются для этого все возможности. Не без интереса осмотрели мы и жилища членов кибуца. Удивились отличному благоустройству их домов и порадовались за них.

Нужно отметить, что скоро разлетелась весть о нашем приезде, и все бывшие львовяне хотели с нами увидеться и оказать нам разные услуги. И, конечно, не в последнюю очередь, - показать Израиль. Таким образом, за время пребывания в Израиле удалось увидеть и узнать многое.

Запомнилось всё, но самые яркие впечатления оставила поездка вдоль Мертвого моря. Там мы познакомились с Кумраном, где были найдены древние пергаментные свитки. Мы впервые узнали о них еще в 1957 году, когда вышла книга советского ученого Амосина об этих кумранских свитках.

Однажды арабские мальчики пасли скот в этом районе. Им встретилась пещера. Один из мальчишек бросил камень вовнутрь. Раздался глухой звук. Что-то разбилось там. Они вошли в пещеру. Оказалось, что они разбили кувшин, в котором лежали истлевшие куски свитков, написанных на пергаменте. Они начали разбивать другие кувшины, и в них было то же самое. Ребята набрали этих кусочков пергамента, взяли домой, и потом делали из них обувь и использовали для других нужд.

Кому-то в надежде заработать пришло в голову рассказать об этом одному торговцу стариной. О свитках стало известно и профессору Иерусалимского университета Сукенику. Чтобы убедиться, что найденное – не подделка, профессор обратился к знакомому филологу, специалисту по древним рукописям. Тогда Иерусалим был переделён колючей проволокой на две части. У этой проволоки учёные встретились, и филолог определил, что показанные ему кусочки относятся к свитку пророка Исайи.

Потом из 600 обрывков был восстановлен весь текст, и теперь он находится в Национальном Иерусалимском музее. Этот музей имитирует пещеру, где были найдены свитки. Крыша его идентична крышке кувшина. По бокам помещения – соответствующие инсталляции. Когда поднимаешься наверх по широкой лестнице, открывается вид на огромный подсвеченный барабан, в котором находятся бесценные свитки. Есть специальное устройство, чтобы в случае опасности все документы ушли под землю и были сохранены для грядущих поколений.

В тот приезд мы часто бывали в Бершеве, где жил мой сын. В то время он заведовал лабораторией химического факультета в бершевском университете. Там я впервые увидела компьютер. Чтобы показать мне его возможности, Миша попросил, чтобы я заказала какую-то статью, и эта статья появилась на мониторе. А у товарища моего мужа я увидела впервые ксерокс, и этот человек мне моментально сделал ксерокопию нескольких фотографий. Его жена работала в таможенной службе, и я никак не могла понять, каким образом она получает сведения со всех таможенных служб в Израиле. Все, что я видела, казалось мне просто чудом.

Благодаря сыну мы познакомились в Бершеве с заместителем мэра города. Он оказался из тех, кто прибыл в Израиль на судне «Exodus» (исход), который был до отказа набит бывшими узниками, сидевшими в концлагерях сначала у нацистов, а затем на Кипре у англичан.

С заместителем мэра Бершевы мы провели несколько экскурсий. Особенно впечатлили две из них: одна с юга на север по Израилю, а вторая - в расположение воинской части, где находились танки и другие орудия убийства советского производства, которые застряли в песках во время Шестидневной войны. Военными действиями арабов руководили советские советники. Советский Союз поставлял огромное количество вооружения, помогая арабам уничтожить Государство Израиль. Но случилось все наоборот. Армия Обороны Израиля, неизмеримо менее оснащенная вооружением, не говоря уже о количестве воинов, победила. После этой проигранной арабами войны еще долго в советских военных кругах тайком изучали опыт её в целом и тактические приемы в частности.

Совершали мы экскурсии и совсем иного плана. Например, в Бахайские сады (один в Хайфе, другой в Акко). Это очень ухоженные насаждения. Поразило нас огромное дерево, втроем мы еле обхватили его. Садовник сказал нам, что это старая смоковница. Впервые видели мы это дерево, хотя с ее плодами были знакомы давно.

Мы там впервые услышали о новой Бахайской религии. В ней и Моисей, и Иисус, и Мухаммед являются святыми. В Бахайском саду имеется храм. Чтобы зайти туда, нужно снять обувь. Было видно, какой большой пиетет питают к этому своему храму верующие. Обслуживают храм люди из разных стран. Мы познакомились с одним молодым человеком из Канады. Он нам рассказал, что он и другие верующие, которые находятся здесь, это люди образованные, которые к тому же на родине у себя уже состоялись, но оставили все, и приехали сюда, к почитаемой ими святыне.

Посетили мы также город Акко, где знакомились с достопримечательностями. Ни один город эпохи крестоносцев не дошел до наших дней в такой сохранности. По количеству исторических памятников Акко уступает только Иерусалиму. Как бы существует два города независимо друг от друга: археологический и современный. Такое же наблюдается во всех древних городах Израиля.

Ездили мы с сыном на юг, в Эйлат, по дороге останавливались в древней Набатее, которая лежала на пересечении основных караванных путей. По этой же дороге на юг мы посетили могилу Бен Гуриона. Бен Гурион, первый глава самостоятельного еврейского государства, был одержим проектом озеленения пустыни Негев. На пенсии он там жил и там же похоронен вместе с женой.

Эйлат, наш конечный пункт в этой туристической поездке, оставил неизгладимые впечатления. Постоянная температура воды в Красном море круглый год способствует образованию коралловых рифов, которые в отличие от других подобных мест подходят к самому берегу. Мы посетили сначала музей, где собраны местные флора и фауна, затем по винтовой лестнице спустились под воду и там очутились прямо среди кораллов. Можно было рассматривать вблизи удивительный подводный мир через огромные иллюминаторы, о стекла которых бились разные неведомые маленькие и огромные рыбы, даже акулы. Перед каждой экскурсией мы знакомились с различными материалами, поэтому более осознанно воспринимали то, что мы видим.

Пробыли мы в Израиле в свой первый приезд 3,5 месяца. Интересовались каждой стороной жизни и быта страны, посещали с любопытством бывших львовян и даже завидовали белой завистью их квартирам, машинам и прочим благам цивилизации.

Последнее наше путешествие перед отъездом было в город Цфат, расположенный на самом севере Израиля, высоко в горах. Когда мы поднимались наверх, я тряслась от страха, что наш автобус перевернётся на этой крутизне. Цфат – это особенный, очень древний город в Израиле. Там жили многие известные мудрецы. Шимон бар Йохай - главный из них – считается основателем каббалы, автором книги «Зоар». Он прятался со своим сыном в одной из пещер возле горы Мерон, когда римляне преследовали евреев за веру.

Во время нашего приезда мы находились наверху, на горе, а там, внизу, копошилось много верующих в черных одеяниях. В этот день был праздник Лаг ба – омер. (Тридцать третий день отсчета от праздника Песах по гематрии, т.к. по цифровому значению буква «л» на иврите =30,буква «г» =3). Т.е. это дата еврейского календаря. А «омер» - это сноп. В те времена, когда существовал Храм, на второй день праздника Песах евреи просили Бога, чтобы Он послал им хороший урожай, и приносили в Храм первый сноп ячменя. Это был первый омер.16 нисана выходили люди за ворота Иерусалима и торжественно сжинали первый сноп. Это было очень важно, потому что до сбора омера нельзя есть хлеб нового урожая. А на следующий день после Песаха начинался отсчет 49 дней до праздника Дарования Торы – Шавуот, когда приносили уже сноп пшеницы.

Еще можно добавить, что время отсчета омера было тревожным и напряженным для крестьян, да и для всего народа, поскольку от щедрости земли зависела жизнь многих людей. Поэтому в дни отсчета не было места никаким праздникам и торжествам. А 33-й день был исключением из остальных дней.

Там, в Цфате, имеется много небольших мастерских-музеев, где художники изображают пунктиром библейские сюжеты. Мы удивлялись и восхищались. Никогда раньше мы не видели ничего подобного. Трудно перечислить всё, с чем мы познакомились за это время. Нужны годы, чтобы познать маленькую, но необыкновенную Страну Израиль. Что я и делаю всю оставшуюся жизнь.

Перед отъездом смотрели по русскому каналу ТВ праздник, посвященный 7 ноября в Москве. На мавзолее стояло наше правительство в меховых шапках. Мы же вылетали из Израиля при температуре +26°С.. На мне было легкое платье без рукавов. Когда мы приземлились для пересадки в Румынии, температура была уже -5°. Наша теплая одежда, которой нас снабдили в Израиле знакомые, была сдана в багаж. Дрожа от холода, мы еле дождались, чтобы нам принесли наши сумки, предвкушая, как, наконец, переоденемся во что-то тёплое и согреемся. Но в самолёте напутали с багажом, и когда мы раскрыли нужную сумку, то неожиданно обнаружили в ней чужие вещи. Мы надеялись, что ошибку вот-вот исправят, но напрасно. Остальные пассажиры давно уже покинули аэропорт, а мы всё стояли на месте. Нужно сказать, что Румыния испытывала тогда страшные трудности, в аэропорту горела только одна лампочка, здание не отапливалось. Мы мёрзли и переживали, что будет, если сумка не найдется. Ведь она специально была приготовлена для того, чтобы мы могли сразу в аэропорту переодеться. Неужели наша с Борей тёплая одежда пропала? И, главное, как мы будем ехать дальше при минусовой температуре?

К счастью, всё закончилось благополучно. Оказалось, что некто схватил нашу сумку и, не раскрывая ее, уехал из аэропорта. Вот, что значит ширпотреб – одинаковые сумки. Обнаружив, что в руках у него чужой багаж, этот человек бросился назад в аэропорт. Мы встретились и обменялись несчастными сумками. Так мы спаслись.

Было уже утро, и мы поехали на железнодорожную станцию. Оставили наш багаж на попечение незнакомым людям и быстро побежали осматривать Бухарест. Город нам очень понравился, но ситуация в нем была страшная. Не было ни отопления, ни освещения, доллар был очень дорогой. Нам удалось купить за 9 долларов модное высококачественное платье и другие замечательные вещи в подарок моей дочери Рите, фактически бесплатно по сравнению с реальной стоимостью доллара в других странах.

В первый свой приезд в Израиль в 1988 году мы пробыли там довольно долго, я все время я фотографировала и привезла домой более 2000 слайдов, на которых запечатлены достопримечательности страны. Очень важно было, что проявляла я слайдовую пленку в Израиле - там это делали более качественно. Причем у меня было строгое разделение: людей знакомых и незнакомых, интерьеры их жилищ я фотографировала на негативной цветной пленке и фотографии привезла тоже уже готовые.

Мы объехали всю страну, особенно интересовали нас древности. В Кумране Боря отважился по почти отвесной скале забраться в одну их пещер, где были найдены Кумранские свитки. Я только фотографировала. Осмотрели тогда Массаду снизу. Мы уже были в этом уникальном месте, а теперь провели там много времени, осмотрели все детально, много фотографировали, и я даже посидела в древней синагоге.

В другой раз мы отправились в самый большой национальный музей Израиля, который находится в Иерусалиме. Дорога шла по лесистой местности. Наш товарищ предложил сделать остановку. Когда мы уселись в небольшом открытом кафе, он нам сказал, что в этом месте Моисей поднял руки, а когда устал, руки его поддерживали два человека. Пока Моисей оставался в таком положении, Иисус Навин побеждал. Когда я это услышала, у меня перехватил дух, ведь я особо интересовалась библейской темой.

Наконец, мы приехали в музей. Хочу отметить, что там произошел казус, связанный с нашим незнанием некоторых местных израильских реалий. Наш товарищ предложил нам перекусить перед длительной экскурсией, и в кафе я, как всегда, оплошала в связи с тем, что чувствую себя стеснённо, когда за меня кто-то платит, и постаралась взять себе как можно меньше еды. Когда пришел черед расплачиваться, то кассирша сделала мне замечание, что в моей посуде слишком мало салата, заставила вернуться и наполнить тарелку как следует. Оказалось, что количество салата не влияет на стоимость блюда.

Музей поразил меня своим богатством: в нём находилось огромное количество древностей, которые явила свету археология. Среди этих экспонатов был даже бюст Понтия Пилата, который связан с легендой об Иисусе Христе. Поразило меня также обилие живописи. На каждой картине рядом с именем художника стояло имя человека, который подарил это полотно музею.

На Массаде, которую мы посетили тогда, я потом бывала не раз. Первый раз мы поехали туда со знакомой моего сына. Пробыли целый день. Чтобы попасть на Массаду, нужно было сначала в маленьком подвесном красном трамвайчике подняться к небольшой площадке на горе, а оттуда вверх идти пешком. Нужно особо отметить, что Массада находится у Мертвого моря, и температура воздуха там самая высокая в Израиле, т.к. Мертвое море расположено на отметке минус 400 метров ниже уровня моря. Таких мест в мире больше нет. Как там было жарко! При каждой возможности я подходила к кранам и мочила свою панамку. Виды оттуда были отличные.

Хочу отметить, что в следующие мои экскурсии на Массаду я видела большие изменения. Так, стены крепости раскопали, и они оказались гораздо более высокими, чем были в первый приезд. Черная линия на всех сооружениях отмечала начало раскопок.

Еще один пример - в самый последний свой приезд обнаружилось построенное у основания Массады многоэтажное здание, в котором находилось все, что может заинтересовать туриста. Нашу группу завели в продолговатое помещение и на большом экране продемонстрировали события, которые происходили на Массаде во время трехлетней осады её римлянами.

Вся Иудея была уже завоёвана, но римляне не могли отрапортовать о своей победе, пока не была покорена Массада, бывшая резиденция царя Ирода, которая стала последним оплотом повстанцев. Когда сопротивляться было уже бесполезно, то все защитники крепости - и женщины, и дети - покончили собой. Последним сделал это организатор и вдохновитель столь длительного сопротивления. В живых осталась одна женщина и несколько детей. От страха они убежали куда-то и спрятались до того, как повстанцы предпочли смерть жизни в неволе.

После просмотра нас посадили в огромный фуникулёр. Переносясь по воздуху, мы видели внизу остатки лагерей, катапульты и другие сооружения римлян.

Массада является историческим заповедником. Она – символ героизма и самоотверженности, когда речь идет о защите отчизны. В настоящее время здесь новобранцы дают воинскую присягу.

Хочется еще сказать, что когда Тит Веспасиан по традиции докладывал Римскому сенату о результатах войны с Иудеей, то не смог полководец-победитель произнести слова обычной формулы, что, мол, привел войско в полном здравии домой – слишком велики были потери. Не смог он признаться, какой ценой досталась ему эта длительная и кровопролитная для римлян победа.

Несколько лет назад в древнем римском лагере прямо под открытым небом было показано необычное представление с участием лучших певцов из зарубежья - опера Верди «Набукко». Кроме израильтян, присутствовало еще три тысячи иностранцев. Могу себе представить, что они чувствовали, слушая оперу. Когда-то в Болгарии нам с Борисом с трудом удалось попасть на «Набукко» в древний римский амфитеатр. Даже трудно описать, что творилось тогда в наших душах. Да и вся публика переживала, о чём свидетельствует тот факт, что, когда начал моросить мелкий дождь, никто не двинулся с места. Удивило нас тогда и то, что некоторые слушатели держали в руках партитуры оперы.

Однако думаю, что слушать божественную музыку Верди под звездным небом и видеть при этом ярко освещенную ту самую гору Массаду, где непосредственно происходили передаваемые этой музыкой события, неизмеримо более волнующе. И количество слушателей, приехавших из разных весей, подтверждает, что они жаждали одного – испытать особенные эмоции от всего этого. Хотя в опере рассказывается и не о тех исторических событиях, о которых говорится выше, но место действия их одно – Массада.

Большое впечатление произвел на нас Яд Ва-шем – Музей и научный центр изучения Катастрофы. Кроме того, этот центр собирает данные о погибших в Катастрофе евреях. Это большой комплекс зданий, занимающий значительную территорию. В одном из обширных полутёмных залов представлена огромная экспозиция всех концлагерей.

В центре находится карта Яновского лагеря, а вокруг – изображения происходивших там акций. Этот лагерь находился во Львове, в городе, в котором мы живем. Кстати, он полностью сохранился потому, что сейчас там тюрьма. Сохранился и собачий питомник, только изменилось его назначение и использование. При немцах обученные собаки бросались по приказу их хозяев на несчастных обитателей концлагеря и нещадно их терзали насмерть. Сейчас же собак просто обучают.

Особое потрясение вызывает место, которое называется Детский зал. Там представлена экспозиция, посвященная уничтожению еврейских детей во времена Холокоста. Это очень трудно описать. Поднимаешься на помост, заходишь в абсолютно темное помещение и стоишь, как будто находишься в центре Вселенной. Видишь звездное небо, как в планетарии. Кругом - лица детей, и звучит невидимый голос, как колокол, называя имя ребенка, его возраст и откуда он родом. Каждый раз слышишь его в другом месте Вселенной. А детские лица, лица бесконечно перед тобой плывут каждый раз в другом месте. За годы Второй мировой войны из 6 миллионов погибло полтора миллиона еврейских детей – страшная цифра.

Снаружи - разные памятники: борцам гетто и событиям, связанных с историей Холокоста.

Во время одного из посещений в Яд Ва-шем как раз отмечали день Холокоста. Мы увидели, что многие люди были одеты в полосатые костюмы узников лагерей. Это символы поэтапного уничтожения евреев, которых сначала собирали в гетто, в трудовые лагеря, а после принятия в 1942 году фашистами законов об окончательном решении еврейского вопроса перемещали в лагеря смерти и повсеместно уничтожали.

Кроме того, в музее можно ознакомиться с копиями дневников и документов Варшавского гетто, которые велись систематически тайком, а также со свидетельскими показаниями очевидцев и разными антиеврейскими постановления оккупационных властей. В Польше Рингенблюм организовал и создал целую сеть людей, которые собирали необходимый материал. А в последние дни существования гетто он спрятал все в молочные бидоны, которые были спрятаны и закопаны. Рингенблюм поставил перед собой цель донести до следующих поколений, что происходило в Варшавском гетто и что такое фашизм. Эксперты считают, что не все еще найдено. Нужно еще отметить, что в Яд Ва-шем хранятся и другие документы о восстании в Варшавском гетто в 1944 году. По некоторым событиям этого восстания был создан замечательный фильм «Пианист» знаменитого режиссера Романа Поланского.

«Массада», и «Яд Ва-шем» являются историческими заповедниками. Мне было приятно отметить, что с созданием их не прекратилась исследовательская работа, как это часто бывает. В результате в каждое следующее посещение этих объектов я видела существенные добавления и улучшения.

В постсоветское время я приезжала пять раз в Израиль: 2 раза была на шестинедельных семинарах, а три раза – просто посещала родных. Когда была на семинарах, нам часто устраивали экскурсии. И часто случалось, что нас возили в те места, которые я уже видела раньше. Но все равно было интересно, т. к. узнавала что–то новое, а кроме того, радовали улучшения и обновления. Я не пропускала ни одной экскурсии, даже когда приехала на семинар со сломанной ногой. Помню, мы шли долго по набережной Тель–Авива. Я двигалась, превозмогая боль, пока мы не добрались до места, где находилась дискотека, уничтоженная террористами вместе со многими молодыми девушками и юношами, большинство из которых были репатрианты – наши соотечественники. Даже сейчас, когда пишу эти строки, слезы не могу сдержать.А что я чувствовала, когда мы подошли к этому месту и увидели сидящего там мужчину, вероятно, отца погибшего ребенка, а вокруг море цветов…

Наконец, мы были дома. Я снова стала чувствовать себя полноценным человеком, таким, как все. А в Израиле я себя чувствовала униженной, оттого что постоянно встречалась с непреодолимыми для советского человека трудностями, вызванными скудостью финансов. Брат, конечно, снабдил нас деньгами, но мы не привыкли пользоваться средствами, не нами заработанными. Достаточно привести один пример. Посетив Назарет, мы остановились у своих знакомых в современном городе. Он расположен гораздо выше, чем нижний город времен Христа.

Рано утром пошли вниз осматривать места, связанные с жизнью Иисуса. Огромное впечатление, которое мы получили, чуть-чуть было подпорчено нашим возвращением. В самый солнцепек нужно было идти по довольно крутой дороге вверх. И мы пошли, а автобусы один за другим мчались мимо нас. Соблазн был велик, ведь мы страшно устали, изнывали от жары и еле плелись. Но денег было мало, и ни в один автобус мы так сесть и не решились.

Болгария и Великобритания

Во времена Советского Союза я путешествовала только по стране. Через пару лет после поездки в Израиль мы с Борей смогли поехать в Болгарию, которая произвела на меня и мужа большое впечатление. Любовались природой, историческими памятниками и архитектурой храмов Софии, столицы Болгарии. Были рады увидеть прекрасные памятники, посвященные русским воинам, которые освободили Болгарию от многолетнего турецкого ига. Понравились нам и другие города: Варна, Бургас, Несебр, Созопль, Велико Тырново, Плевен. Поразил нас Бачковский монастырь, основанный в . братьями Бакуриани – грузинскими аристократами. Его история – это его роль в утверждении славянской письменности, в борьбе против иноземных захватчиков, особенно против длительного османского порабощения. Увидели и памятник на Шипке – святыню, воздвигнутую в честь освобождения Болгарии русскими войсками в ходе русско–турецкой войны (1877 – 1878 гг.). С большим удовольствием отдали дань Золотым пескам. В общем – знакомились воочию с историей и современностью страны, о которой пели « Хороша страна Болгария…». Однако большинство туристов интересовались, в основном, что где можно купить, чего нет у нас в стране. На экскурсии ехали не все туристы. Однажды наш автобус остановился у горы, на которую нужно было подняться, чтобы попасть в знаменитый древний монастырь. Поднялись только трое: мы с мужем и гид.

За время перестройки нам еще удалось побывать в Великобритании. Зная мою любовь и особый интерес к Великобритании во всех подробностях, мой брат решил преподнести нам такой подарок. Достаточно сказать, что когда я работала в школе, то постоянно показывала ученикам изображения достопримечательностей Лондона и других городов Великобритании, а также диафильмы, посвященные английским писателям и поэтам. Учащиеся думали, что я там была не единожды. Когда заходил об этом разговор, я не отрицала, но и не утверждала.

Мой брат приехал из Израиля в Великобританию несколькими днями раньше нас. При помощи своей знакомой, бывшей львовянки, он устроил нам жилье. Профессор, с которым Фимина подруга работала на Би-Би-Си, уезжал на пасхальные каникулы и оставил нам свою квартиру, которая находилась на Бейкер-стрит. На два квартала выше находился музей вымышленного героя детективов Конан Дойля - Шерлока Холмса, дедуктивным методом раскрывающего любые злодеяния.

Пробыли мы в Англии полтора месяца, много разъезжали, обследовали все дворцы в Виндзоре, Букингемский дворец и другие королевские дворцы. Посетили Итон, где учился Черчилль и др. Были в самых древних университетах и колледжах - Оксфорде и Кембридже. Там я сделала много слайдов. С большим интересом мы посмотрели родину Шекспира, Стрэтфорд-на-Эване, побывали в театре, где ставят только вещи Шекспира. Мой муж часто страдал, не зная английского языка, а я свободно общалась с англичанами и чувствовала себя прекрасно.

Наша знакомая повела меня в русскую библиотеку в Лондоне. Когда там узнали, что я из Советского Союза, то мне сказали, что я могу выбрать любую книгу и повезти ее домой. Конечно, я набрала много книг, но перестаралась, т.к. такое количество было мне не под силу ни нести, ни везти. Библиотекарь меня успокоила и сказала, что все книги будут отосланы мне домой. Не верилось, но книги действительно пришли.

В этой поездке в Англию мы увидели все возможные достопримечательности Лондона. Но отдельно хочу отметить посещение Тауэра. Прошли мы по всему Тауэру. Это было чрезвычайно интересно. Это место было на протяжении веков сначала резиденцией королей, затем тюрьмой страшной, в которой сидели и кончали свой век те, которых повелители считали законными претендентами на королевский престол. Теперь этот великолепный исторический, этнографический и архитектурный комплекс является поразительным музеем. Все гиды в нем одеты в национальные традиционные костюмы – в шотландские юбочки. А какое замечательное архитектурное сооружение представляет собой мост через Темзу, который связывает замок с Лондоном. Не нужно говорить, сколько радости было, что я вижу все это, если учесть, что я много раз на уроках в школе показывала детям диафильмы, фотографии этого грандиозного музея – Тауэра.

В то время трудно было достать иллюстративный материал, и в каждой из своих поездок в Москву или Ленинград мне удавалось покупать диафильмы то о Лондоне, то о многих писателях, поэтах английских. Особенно часто я показывала детям фильмы о Шекспире и Байроне. Для демонстрации я приобретала все технические средства, какие только было возможно, например, эпидиаскоп, фильмоскоп и. т п. А теперь, находясь в Великобритании, я наснимала массу слайдов и могла бы показать своим ученикам все, что я увидела, в более качественном цветном изображении. Об этом я часто думала при посещении Англии, но ведь тогда я в школе уже не работала. Все же мои слайды охотно смотрели другие уже зрители. Мой муж всегда был рядом и тоже восхищался всеми достопримечательностями, которые мы смогли увидеть и сфотографировать за эти полтора месяца. Что я чувствовала, нельзя описать.

Еще хочу отметить, что мы приехали в апреле, и, будто специально для нас, туманный Альбион сменил свой лик. Полтора месяца, которые мы пробыли там, погода была солнечная.

Еще я не сказала о нечто важном во время нашего пребывания в Лондоне. Однажды утром, когда я еще спала, мой муж побежал заняться физкультурой, так он мне объяснил. Оказалось, что он отправился искать еврейскую синагогу, а «кто ищет, тот всегда найдет» - даже без знания английского языка. И мы туда отправились. Во дворе синагоги стоял высокий страж, не менее двух метров высотой. Он нас остановил. Узнав, кто мы, позвонил начальству, и нам разрешили войти. Потом я узнала, что все еврейские организации в Лондоне усиленно охраняются.

Наше посещение этой синагоги привело к тому, что многие её прихожане захотели нам помочь узнать о еврейской жизни в Лондоне. Больше всего у меня в памяти запечатлелось все, что касается образования. В Лондоне тогда существовала начальная еврейская школа, в которой училось большинство еврейских детей. Посетили мы также методический центр для учителей. С большим интересом и белой завистью я увидела необходимые средства для активизации учебного процесса. Например, приходит учитель, который хочет провести какой-то урок, и ему нужен иллюстративный материал. Тут же он получает много соответствующих листов большого формата с нужным грамматическим, лексическим материалом или иллюстративным материалом.

Благодаря хорошей погоде мы могли много ходить пешком, иногда садясь на даблдекер (двухэтажный автобус), с открытым вторым этажом, который предназначен специально для экскурсий по городу. Однажды мы так гуляли по Лондону и остановились перед домом, на котором была круглая металлическая таблица с надписью, которая посвящалась барону Монтефиори и его заслугам перед Англией. Меня как током поразило. Ведь я уже раньше была в Израиле и была хорошо знакома с заслугами этого человека. Он хотел вывезти евреев из тесного еврейского квартала и дать им работу. На этом пути его ждали трудности в связи с тем, что евреи боялись выйти за стены своего квартала. Первые смельчаки днем покидали квартал, а ночью возвращались туда. Чтобы дать им работу, Монтефиори построил мельницу, которая сейчас является одной из достопримечательностей страны. В конце концов, все задумки Мозеса Монтефиори исполнились.

Хочу еще рассказать, что за время пребывания в Лондоне нам посчастливилось

побывать во всемирно известном музее восковых фигур мадам Тюссо, который имеет еще 15 филиалов в разных странах мира.

Немного «истории» нашего похода туда. Подвела нас наша щепетильность, как всегда. Моего брата не было дома, а мы начали говорить о том, что невозможно нам пойти вдвоем в музей, т. к. входной билет стоит 10 фунтов. В результате пошла я одна. Наслаждаться полностью виденным мне мешал тот факт, что Борис не увидит всего этого великолепия. Я уже почти наполовину осмотрела экспозицию, как вдруг появился запыхавшийся мой муж. Оказывается, возвратился домой Фима, узнал о случившемся, возмутился и заставил Бориса побежать и догнать меня. Благо, галерея находилась близко, на той же Бейкер стрит, на которой мы жили. Мы хотели вернуться к началу, чтобы и Боря его увидел. Но сколько я не объясняла – нам не разрешили, и Борису пришлось удовлетвориться тем, что осталось увидеть. Все же мы были в восторге. Музей был основан скульптором восковых фигур Мари Тюссо в 1835 году. Этому необычному искусству она научилась у доктора Филипа Кёртиса, который занимался восковыми моделями и имел большую коллекцию. Мать Мари работала экономкой у доктора, и он научил Мари этому мастерству. Доктор Кёртис завещал ей свою коллекцию, которая является существенным дополнением к тому, что создала сама Мари. Нужно отметить, что музей постоянно пополняется экспонатами в связи с появлением все новых и новых звезд.

Еще пару раз удалось побывать в Польше. Особенно впечатлила поездка с Б.Г. Орачем. Мы посетили с ним горный район, где в зимнее время подымаются на канатной дороге вверх и спускаются вниз на лыжах. Затем мы посетили Краков, где знакомились с еврейскими местами и Варшавой.

Поражало насколько Борис Григорьевич знал хорошо Польшу. Объехали с ним всю Польшу и добрались до известного польского курорта Закопане. Там мы тоже поднимались по канатной дороге.

19.РАБОТА ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ ИЗ ИЗРАИЛЯ.

Приехав во Львов, я начала читать лекции об увиденном в Израиле. Нужно сказать, что тогда еще боялись власти употреблять это название - Израиль, поэтому мои лекции назывались «Достопримечательности Ближнего Востока». Первая лекция состоялась в Клубе связи на ул. Японской. Когда я вошла в зал, он был переполнен вплоть до проходов, и я подумала, что здание может рухнуть. Лекция была очень длинная. Все сидели и стояли, и слушали с огромным вниманием и интересом.

Я рассказывала и показывала множество слайдов, которые привезла из Израиля. После этого многие захотели со мной познакомиться поближе, чтобы узнать еще больше. На улице Академической находилось тогда общество «Знание», которое курировал горком партии. Когда узнали о моей лекции, меня пригласили выступить и у них. Я показывала и еврейские, и христианские места. Несмотря на то, что я лекцию сократила немного, читала ее 4 часа. После лекции меня окружила публика и задавала, и задавала вопросы. Все спрашивали, неужели я была в Храме Господнем и в других местах. Руководитель общества «Знание» предложил мне прочитать еще несколько лекций, но рассказать отдельно о еврейских и христианских святынях.

Я тогда специально сшила себе платье, чтобы выглядеть приличней. Однако даже разделённые на отдельные темы лекции длились очень долго, так как вопросам после лекций не было конца. Из всех новых знакомых я подружилась только с двумя женщинами, очень интеллигентными и образованными. Они привлекли меня в литературный клуб, который они вели по очереди. Клуб находился в здании библиотеки иностранной литературы. Я начала выступать и там с лекциями на литературные темы Одна из них была о Шекспире и его творчестве. Конечно, тогда там не было возможности демонстрации слайдов. Приходилось довольствоваться фотографиями, диафильмами черно-белыми, которыми я пользовалась в школе.

По возвращении во Львов я не только читала лекции, но и вся жизнь моя пошла уже по другой колее. Я начала изучать иврит. Тогда ещё не было никаких учебников, кое-какие материалы печатали на «эре», но этот аппарат находился только на некоторых больших заводах, и достать копии учебников было большой проблемой. Мой брат, который перед отъездом в Израиль работал на секретном предприятии «Теплоконтроль», сумел себе там сфотографировать самоучитель по ивриту. Я пользовалась этими фотокопиями и некоторыми другими источниками. Стали приезжать к нам учителя из Израиля, я посещала эти занятия.

Затем пришло время, когда местные наши товарищи решили, наконец, организовать курсы по изучению иврита самостоятельно. Первую такую пробу сделал М. Штернберг. Ему нужны были и местные учителя. Он попросил одну из израильтянок, чтобы она посоветовала, кого взять в учителя из тех, которые посещают ее лекции. Она посоветовала Штернбергу предложить мне пойти преподавать в организованную им группу. Я согласилась. Конечно, знаний у меня тогда было маловато, но я усердно готовилась, и мне помогала уже наработанная методика преподавания языков. Я начала работать, но через пару месяцев глава Общества еврейской культуры М. Лизен послал меня в Киев на курсы. Хотя я сказала ученикам, что они будут заниматься с новым преподавателем, была по возвращении очень удивлена, что они ждали меня.

В 35 школе проходили все мероприятия Общества еврейской культуры до возвращения здания синагоги на Угольной. В школе № 35 был открыт первый еврейский класс. И я в нём стала вести иврит два раза в неделю, а один урок мы с детьми разучивали песни на иврите. Аккомпанировал нам прекрасный пианист и композитор Берлин, сын которого учился в этом классе. Нужно отметить, что в этом классе начал учиться и мой внук Саша, которому еще даже не исполнилось пяти лет.

Трудность в работе заключалась в отсутствии учебников. Весь учебный год дети учились писать, кое-что говорить, а печатных букв они не знали. В конце учебного года глава «Сохнута» Давид Нир пришел к нам на занятие с преподавательницей из Израиля. Он спросил меня, в чем я нуждаюсь. Я попросила детские пособия по изучению иврита, а израильтянку – какую-нибудь детскую песню. И во второй год обучения в этом классе уже были учебники «А-коль Хадаш» (все новое) и детская песенка «На качелях» и детские иллюстрированные словари. Кроме того, был открыт еще один еврейский класс.

Одновременно еще в первый год работы в 35 школе была открыта мной и моим мужем воскресная школа. С открытием воскресной школы мне очень помогал мой муж. Ведь учителями могли работать только энтузиасты, то есть бесплатно. Уже здесь мы сумели организовать прекрасные выступления с концертами и учащихся первого и второго классов, и учеников воскресной школы. На первом занятии присутствовало всего семь детей и столько же родителей, но постепенно количество детей стало увеличиваться.

К этому времени общество еврейской культуры уже работало на Угольной, и его председатель попросил меня перевести воскресную школу туда. Наша школа все росла и насчитывала уже 150 детей. Мы очень старались, чтобы занятия в воскресной школе были интересными, ведь эта школа была не обязательной. Я много работала над методикой преподавания предметов: иврита, еврейской традиции, рисования, пения, танцев. Кроме того, мы ввели еще компьютер, а потом и английский язык. Оба моих внука начали ходить в воскресную школу. Я долго добивалась, чтобы по фонду Сороса нам выделили деньги на приобретение компьютера, телевизора и ксерокса. Когда мой старший внук подрос, он стал вести занятия, на которых обучал детей элементам пользования компьютером, а также организовал видеоклуб после занятий, демонстрируя ученикам интересные фильмы на еврейскую тематику: по истории, праздникам, актуальным событиям и традиции.

Я часто писала статьи в журнал «Еврейское образование» о методике интегрированного обучения в воскресной школе. Не все знают, что это за метод. Например: один учитель преподает иврит и включает элементы еврейской истории или традиции в соответствии с темой урока. Другой учитель на уроках по еврейской традиции вплетает в свой рассказ соответствующие термины на иврите, записывая их на доске, а вслед за ним записывают и заучивают их ученики. На уроках пения текст песни разучивается по оригиналу, а ученики не пользуются транслитерацией, как это делает большинство певцов.

К этому времени наша школа очень разрослась, и мы разделили учащихся на четыре группы: младшая – от 5 до 7 лет, две средние, а одна – старшая группа, где учились выпускники общеобразовательных школ. Все изучаемые предметы были связаны с еврейской тематикой. С большим размахом отмечались еврейские праздники. Все преподаватели вместе с учениками готовились к празднику. И этому придавалось большое значение, т.к. дети приобретали прочные знания. Достаточно в этом можно было убедиться, когда после праздника я, как всегда, устраивала викторину, и дети были настолько активны, что все до одного получали призы. В конце обычно удавалось организовать еще хорошее угощение. Однажды нас пригласили в Польшу. Разместили в очень живописном месте. Мы с детьми много выступали, ездили на экскурсии. Трудно оценить, какой это был нам подарок от польских друзей! На этом наша дружба не прекратилась. Некоторые из них приезжали к нам неоднократно. В конце учебного года со старшей группой выезжали в Брюховичи. Отдыхали на природе, купались, загорали и катались на лодках. Наша школа просуществовала 14 лет.

Одновременно с воскресной школой на Угольной начал работать ульпан, в котором изучался иврит. Я стала там преподавать. Нас было тогда одиннадцать учителей. Через некоторое время я стала еще директором ульпана. К тому времени было уже много разных учебников и других пособий для изучения языка. Все это ученики получали бесплатно. Многие ученики собирались репатриироваться в Израиль, и нужно было учесть этот фактор в своей работе с ними. Кроме обучения чтению и письму, все же на первый план выступала разговорная речь. А добиться этого труднее всего. Уже на первом занятии, кроме 5-6-ти букв, учащиеся запоминали 10 – 20 обиходных выражений, т.к. группы были большие, и то от частого повторения всё запоминалось.

Проходило время, и ученики уже неплохо читали, я подбирала интересные тексты об истории, традиции, обычаях еврейского народа и о современном Израиле. Моим студентам все это было «terra incognita» и очень интересно. Свои эмоции они выражали, кто как умел. Однажды мы читали легенду о западной стене Иерусалимского Храма. И речь шла о том, почему от разрушенного Храма сохранилась только эта стена. Каково было мое удивление и восхищение, когда на следующем уроке две девочки прочли содержание рассказа в стихах. Таким же образом они всех порадовали, когда мы читали текст о Бен Йегуде, который своим подвижническим трудом превратил иврит в обиходный современный язык.

Прошло еще немного времени, и я ввела аудирование, т.е. прослушивание текста в магнитофонной записи. Затем шли вопросы на иврите, заданные мной, а более продвинутые ученики должны были понимать текст, а далее и делать пересказ. Кстати, магнитофон я использовала с первого урока. Каждый раз цель была другая: то правильное произношение букв, то прослушивание прорабатываемого текста в исполнении профессиональных израильских дикторов и т.п. Все это требовало серьезной подготовки. Кроме того, нужно было учитывать и индивидуальный подход, ведь к нам приходили люди разные и по возрасту, и по образованию, и по способностям.

К тому времени в обществе была уже богатая библиотека. Я попросила, чтобы были выделены из библиотеки все книги, относящиеся к изучению иврита, и была создана наша отдельная библиотека. Смешно теперь вспомнить, что человек, который выдавал книги в нашей библиотеке, получал 20 рублей в месяц.

Через несколько лет учителя иврита стали раз в неделю преподавать предмет, который назывался «еврейское самосознание». Трудно коротко объяснить, что это значит. Евреи, жившие на территории Советского Союза, в основном были ассимилированы до такой степени, что относились к категории «…не помнящих родства», т. е ничего не знали о своих корнях, а возможно, и не желали ничего знать. И вот они должны были почувствовать себя евреями, познакомиться с еврейской историей, традицией и обычаями, а также больше узнать об Израиле. Это могло намного облегчить их абсорбцию в Израиле. Для ведения этих занятий я использовала всю имеющуюся технику: магнитофон, телевизор, проигрыватель и компьютер.

Хотя мы занимались в еврейском культурном центре, ульпаном руководил «Сохнут». И это было очень хорошо. Благодаря этому все учителя проходили различные семинары и имели возможность повышать свой языковый уровень, включая поездки на семинары в Израиль. Во второй раз, когда я была на семинаре в Израиле, кроме интенсивных занятий, у нас было много экскурсий. Одну из них посетила впервые - это был новый музей библейских стран, который был открыт в 1992 году. В основу его экспозиции легла коллекция Эли Боровски, выдающегося коллекционера, фанатически влюбленного в древнюю историю Востока. В музее представлены предметы культуры и археологические находки разных лет, восходящие к глубокой древности, начиная с 7-го тысячелетия до н.э., с переходом к Среднему периоду Бронзового века (2100-1550г.г. до н. э). Этот период связан с эпохой появления праотцев Авраама, Ицхака, Яакова. И до Византийского периода (323-.г.н. э.), т. е. до7в. н. э.

Со временем мы ежегодно должны были сдавать экзамены на повышение уровня знаний по ивриту. Пришлось овладевать компьютером, так как в течение года мы по компьютеру получали объемные задания. Затем я их отправляла по электронной почте и получала проверенные работы таким же образом. Это было существенной подготовкой к сдаче экзамена на следующий уровень. Таким образом, я дошла до шестого уровня. Это самый высокий уровень, который человек может получить, живя в диаспоре, то есть вне Израиля. Одновременно я занималась в Открытом университете Израиля, который успешно закончила «With the highest honor», как сказано в дипломе, т. е. с отличием. Тогда я была единственной на Украине, которая окончила этот университет.

Уйдя на пенсию, я еще пару лет преподавала иврит в обществе еврейской культуры на добровольных началах.

20.Размышления о войне.

Воспоминания о войне мучили меня и особенно - начало войны. Сколько крови пролито, сколько жертв, лишений и мук пришлось испытать нашему народу до наступления столь выстраданного дня Победы. Объясняя начало и отступление наших войск, различные историки иногда расходятся в объяснении причин. Но все единогласно сходятся в том, что главной причиной были репрессии. Перед самой войной было арестовано органами НКВД огромное количество комсостава во главе с Тухачевским. В то время он занимал пост заместителя министра обороны СССР. Маршал Тухачевский и другие военачальники были обвинены в троцкистском заговоре и расстреляны без суда и следствия. Причем эти расстрелы приняли такой массовый характер, что армия была почти полностью лишена комсостава. Сам маршал Тухачевский был талантливым полководцем, и свое умение вести за собой войско доказывал неоднократно, начиная еще с Гражданской войны. Преданность родине он доказывал не словом, а делом, а именно - в боях.

Но Сталин этим не удовлетворился. Во время битвы под Москвой уже во время войны опять начались репрессии. Командующий авиацией дважды Герой СССР Яков Смушкевич, который удостоился этих званий за выдающиеся подвиги в Испании, а затем – у реки Халхин Гол на Дальнем Востоке, а также Герой СССР, командовавший силами ВВС у р. Халхин Гол Григорий Штерн и еще 35 крупных военачальников были расстреляны. Красная Армия, таким образом, была окончательно обезглавлена. Казалось тогда - по фальшивке, запущенной фашистской Германией. Если так, то нужно было бы проверить эту фальшивку, и это легко было сделать т.к. наши резиденты за рубежом очень хорошо внедрились во все высшие военные инстанции рейха. В довоенное время у нас была самая разветвленная в мире контрразведка. С Запада и Дальнего Востока шли сообщения о планах немецкого командования, но Сталин не верил их информации.

Теперь хочу изложить, как лично я понимаю проблемы, связанные с войной, ибо каждая версия порождает много вопросов, на которые нет ответа. Но мнение мое субъективно, и я, возможно, допустила какие–то ошибки. В тот момент, когда я это писала, то думала так.

Гитлер учитывал характер Сталина, который во многом был присущ и ему самому – подозрительность, жестокость, беспощадность к тем, кто покушается на его власть. Наша армия была самая многочисленная в мире, но была лишена умелого руководства. Поэтому в ходе войны, как выразился писатель Приставкин, каждого убитого фрица заваливали горы наших погибших солдат.

Когда был в . подписан Пакт Молотова-Риббентропа, почему так ревностно начал Сталин выполнять все кабальные пункты этого договора, от которых выгоды получал только Гитлер? Это были и эшелоны с продуктами, и оружие, чтобы в конечном итоге пополнить военный потенциал фашистской Германии. По Версальскому договору, заключенному после Первой мировой войны, в которой Германия потерпела поражение, ей запрещалось наращивать военные силы. И, к сожалению, они наращивались в Советском Союзе. В различных военных училищах обучалось огромное количество немцев, особенно много их училось летному искусству, и здесь они налетали достаточное количество часов, чтобы потом успешно воевать против нашей страны.

А что же получили мы? Сталин квалифицировал этот пакт о ненападении как свою дипломатическую заслугу, потому что явилась возможность за время его действия подготовиться лучше на случай войны. И он верил, что так и будет? А разве он не знал коварства и вероломства Гитлера? Политическая обстановка в Германии с первых дней прихода фашистов была направлена на агрессию, на расширение жизненного пространства для третьего рейха. Наша страна под руководством «мудрого вождя» даже не прореагировала на захват Чехословакии, впрочем, как и Франция, и Великобритания.

Многие историки объясняют заключение этого пакта трусостью Сталина, т.к. внушая народу, что «танки наши быстры», что «все выше и выше стремим мы полет наших птиц», в душе он знал, что технический потенциал Гитлера намного выше, чем в СССР.

Последний вопрос, на который не могут ответить историки – это почему он не дал приказ своим войскам выступить хотя бы несколькими днями ранее, чем 22 июня, ведь все признают, что Сталин получал уведомления о дате нападения. А ведь, когда наши войска стояли на одном берегу небольшой реки, а на противоположном берегу – немцы, то уже дело не в трусости. Ведь ясно было, что винтовка, висящая на стене, должна выстрелить. Допустить же, что Сталин был настолько глуп, что не понимал этого, нельзя. Остается предположить, что Сталин верил Гитлеру по какой-то другой причине больше, чем всяким донесениям, чем всей очевидной обстановке.

И я уже тогда посмела утверждать, что нашла эту причину, ибо дает она ответ на все эти вопросы. Это секретная часть пакта. Если пакт о ненападении был вполне законным по международному праву, то секретная часть была дополнена документами 23 августа, которые грубо нарушают это право. Лишь летом . эти документы были рассекречены у нас. В них главным образом говорилось о разделе с Гитлером чужих территорий. Именно поэтому Сталин не верил никому и ничему, он был уверен в большой заинтересованности Гитлера и поэтому не мог быть вероломным по отношению к союзнику в этих делах. Но у Гитлера был всеобъемлющий стратегический план, в который включался и захват СССР. Сталин проиграл Гитлеру, Его неспособность разобраться в этой ситуации ввергла нас в войну, которая вообще могла бы не состояться.

Сталин виноват перед нашим народом, что поверил Гитлеру больше, чем своим. Все историки согласны, что Гитлер никогда бы не напал на СССР, если бы заместитель военного министра и весь комсостав не был бы истреблен перед войной, что подтверждает нам статистика. Армия была у нас самая многочисленная в мире, и комсостав был отличным, знал свое дело. И это не раз подтверждалось различными военными конфликтами у реки Халхин-Гол и в Финляндии. А случилось то, что огромная армия была, но не было былого комсостава.

Когда летом . на сборы военной академии прибыли новые военачальники, то не было ни одного, который окончил академию, всего 25 человек имели за плечами военные училища, а остальные - краткосрочные курсы младших офицеров. Естественно, что они не смогли руководить войсками в данной ситуации. А Гитлер и иже с ним были ободрены внутренним разгромом советских военных кадров и поэтому действовали напролом.

Когда началась война, Реввоенсовет присвоил т. Сталину звание Верховного главнокомандующего и его решение, как воевать, было непререкаемо. Были, например, случаи, когда докладывал Жуков об оптимальном решении стратегического направления удара, а Сталин мог перебить его и указать: «Тут стоять», - а это «тут» была какая - то безымянная высота. По замыслу Жукова там нужно было отступить, чтобы сохранить силы для главного удара, а приказ Сталина не отступать приводил к бессмысленным жертвам. (Из воспоминаний Волкогонова). И таких случаев было немало. Так что получилось, что наш верховный главнокомандующий сел, как говорят в народе «не в свои сани». Конечно, я про все это не думала тогда.

Кроме того, Сталин виноват перед так называемыми малыми народами, населяющими СССР. Хотя долгое время он возглавлял отдел, занимающийся национальной политикой СССР. Сталин восхвалял неумеренно только, в основном, русский народ, и оказал ему этим самым медвежью услугу. В результате многие народности во время войны оказались против советской власти: татары, чеченцы, немцы Поволжья и др. За это их выселяли, убивали, они погибали в лагерях. Чеченцы до сих пор воюют с Россией, а другие, как наш ташкентский хозяин, у которого мы снимали квартиру, втихомолку поведал своей жене, что купит ей кровать, когда придет Гитлер. Дело в том, что эти все народности не чувствовали себя равноправными членами большой семьи СССР. А русскому народу не нужно было этих восхвалений. Русский народ имеет славную историю, в любых отраслях науки, техники, искусства и литературы доказал свое величие.

Сталин оказался не мудрым и в отношении мира с немцами. Секретный пакт Молотова – Риббентропа показал, что у него были агрессивные цели. Если бы он хотел мира, то он бы поступил, как мудрый царь Соломон. Царь Соломон 40 лет правил без войны, а в те далекие времена это было просто чудо, ибо каждый повелитель, который чувствовал себя сильным, хотел только одного – захватить чужие земли и обогащаться за счет дани, которую платили порабощенные страны. Но царь Соломон обогащался не за счет дани, а другими средствами. Он вел обширную торговлю с соседними странами. Например, кони покупал в Аравии, а продавал в Египет, из Египта привозил колесницы, а продавал их в Аравии или в Месопотамии. В случае войны он мог эти колесницы и коней, на которых он пересадил свою армию, использовать по назначению. Он твердо знал, что если он хочет мира, то должен быть сильным, чтобы окружающие страны боялись нападать на него. Поэтому он укреплял крепости, в основном, отстраивал их вновь. Он имел в виду, что они стоят на ключевых позициях обороны страны. Но одновременно они использовались и в мирных целях. По пути мимо крепостей проходили караванные пути из Египта в Месопотамию и обратно. Царь Соломон пристроил там еще караван-сараи и места для стоянки животных. Караваны, которые там останавливались, платили за стоянку, за то, что проходят по его стране. И все это шло в казну, и таким образом имелись средства на строительство Храма и других грандиозных построек.

Всем известно, что около Эйлата царь Соломон построил порт. Он не стеснялся, не отстаивал своего превосходства, а скупил у финикийцев суда. Финикийцы в то время считались лучшими мореходами и судстроителями. На случай нападения порт был бы лучшей защитой от нападения с юга. Во времена правления Соломона корабли прибывали из далеких стран и должны были платить крупные таможенные суммы за товар, который они привозили, а также платить пошлину за свободное передвижение по земле Израиля. Царь Соломон был действительно мудрым, поэтому ему не нужно было грабить другие страны или требовать с них дань. Кроме того, через этот порт корабли шли в загадочную страну Офир, откуда привозили несметные количества золота и драгоценностей. Сам же Соломон возил туда благовония, которые росли только в Израиле и были чрезвычайно востребованы. К тому же его корабли могли вести через Красное море торговлю и с другими странами.

На некотором расстоянии от порта находились шахты, где добывалась медь- это был ценный товар. Кроме того, много меди требовалось для строительства Храма и других грандиозных построек в Иерусалиме. Причем нужно отметить, что добыча меди обходилась намного дешевле, чем в других местах из-за особых географических условий этой местности. При плавке меди обычно пользуются бессемеровскими печами, а здесь вместо этих печей для плавки служила сама природа - это северные ветры, которые дуют здесь. Этим методом до Соломона пользовались еще идумеи. Они считались лучшими специалистами в этом деле. Специальные трубы были повернуты к северу, и ветер поставлял воздух для плавления. Египет тогда пользовался услугами идумеев, изготовителями меди.

Меня на лекциях часто спрашивали, откуда у царя Соломона были огромные богатства. Вот это всё вместе взятое и делало его безмерно богатым и сильным, и одновременно доказывало его мудрость. А враги, такие как Египет, все время поглядывали на Землю Израиля, но, как говорится в пословице «Видит око, да зуб неймет». Даже призвали на помощь царицу Савскую. Египет хотел создать коалицию и вместе напасть на Израиль. Но царица Савская отказалась, она хотела сокрушить Землю Обетованную другим способом – своими женскими чарами.

Но, к сожалению, наш кормчий не оказался столь мудрым. До сих пор наш народ не может понять, почему вместо фанфар по поводу блестящих побед Красная Армия хаотически отступала. Когда шли ожесточенные бои за Москву, то весь народ поднялся на защиту столицы нашей Родины. В самой Москве дети заменяли взрослых, которые ушли на фронт. Они стояли у станков, сидели на крышах, ловили фугаски и сбрасывали их в отдаленные места, чтобы не были разрушены здания. А Сталин вдруг в этот грозный для страны момент возобновил репрессии, а ведь Я. Смушкевич командовал военно-воздушными силами СССР и мог бы внести весомый вклад в оборону Москвы.

Но, как говорится, на исторических событиях, происходящих в прошлом, нельзя ставить окончательной точки. Появляются новые факты, добытые учеными или археологией, и старая версия событий летит в тартары. Так случилось и с моими выкладками, которые так все вроде логично объясняли. В том числе и поведение нашего вождя и учителя.

В печати стали появляться сообщения о папке Виссарионова. А что было в этой папке Сергея Виссарионова, заместителя директора департамента полиции, в которой он хранил особо важные документы? Оказывается, что еще в 1950-м году писали небольшие русские эмигрантские издания о том, что Сталин служил информатором в охранке, и мы, конечно, тоже это узнали после смерти Сталина. Но все это, как говорится на украинском языке, «взагалі по загалях». Но что находится в этой папке, стало известно совсем недавно. В ней были отчеты в охранку о проделанной работе, подписанные лично Сталиным. Назывались им десятки имен революционеров. Объяснились, наконец, его многочисленные успешные бегства из ссылок, в которых ему помогала охранка, чтобы знать умонастроение ссыльных революционеров.

В феврале . Орлов (Лев Фельдбин), бывший генерал НКВД, участвовал в войне в Испании, но, опасаясь ареста и расстрела, остался на Западе и лежал в больнице в Париже. К нему приехал его двоюродный брат Зиновий, заместитель начальника НКВД Украины, и рассказал о провокаторской работе вождя СССР, добавив, что держал эту папку в руках и ознакомился с ее содержанием. Оказалось, что начальник НКВД Ягода, готовя знаменитые московские процессы, приказал своему помощнику Штейну проверить архивы, и там он нашел эту папку. В папке имелась анкета с приколотой к ней фотографией Сталина, а также все его донесения, подписанные им лично.

Штейн забрал взрывоопасную папку, вылетел в Киев и вручил ее главе НКВД Украины Балицкому, а он передал ее генсеку ЦК Украины Косиору и командующему Красной армией на Украине Якиру, который вылетел немедленно в Москву к Тухачевскому, заместителю наркома обороны. Посовещавшись с близкими военачальниками, они вынесли решение арестовать Сталина. Но «красные маршалы» не в полной мере знали об иезуитской системе доносов и прослушивания. Сталин сразу обо всём узнал, и всех заговорщиков расстреляли еще до суда. Позднее был расстрелян и Косиор, и Якир, а потом и Ягода, и Ежов, руководившие расстрелами.

Интересно отметить, что некоторые расстрелянные считали, что их оклеветали. Известно, например, что Якир перед расстрелом воскликнул: « Да здравствует товарищ Сталин!» А Сталин, охваченный паникой, приказал уничтожить не только заговорщиков, но и практически все руководство Красной армии, когда мировая война была уже на носу. Он не мог не понимать, что этим подрывает боеспособность нашей армии.

Все историки уже давно обратили внимание на темные места и нестыковки в биографии молодого Сосо Джугашвили. Не согласуется, например, число его ссылок, арестов и побегов. Не получили возможности писатели М. Горький и М. Булгаков, которые готовились создать о нем хвалебные произведения, пользоваться архивами. Страх разоблачения своего позорного прошлого постоянно был дамокловым мечом, висевшим над ним, особенно когда И.Сталин достиг высшей власти. Поэтому у диктатора не оставалось другого выбора, как только уничтожать всех, кто представлял для него опасность.

Из всех посвящённых в позорные тайны вождя остался в живых только А. Орлов, который благополучно умер в своей постели в 1973г. в США. Он сразу же, когда все это случилось, написал Сталину письмо, в котором поклялся молчать, если его и членов его семьи не тронут. Если же тронут, то он опубликует все известные ему секреты о тайных операциях ОГПУ, в том числе и о вывозе золотого запаса Испании во время гражданской войны, за что лично Орлов был награжден орденом Ленина. Награждены были и другие сотрудники НКВД, причастные к этому делу. Нужно отметить, что некоторая часть этого золота была расхищена. Опасаясь международного скандала, Сталин не тронул Орлова. И Орлов молчал, но, когда Сталин умер, он предал гласности все, что знал.

Считают, что именно по этой причине был убит и Троцкий, тоже узнавший о службе Сталина в охранке и многое другое. Зачем Сталину нужно было его убивать? Ведь Троцкий уже давно был не у власти, начиная с ., и ни в коей мере не был для вождя опасен. Таким образом, стало возможным, как говорил Б. Пастернак: «… дойти до сущности протекших дней, до их причины».

Не хочу ничего менять ничего в сказанном выше - это был ход моих размышлений. Сейчас я думаю, что многое верно, но в числе прочего в своих рассуждениях я не учла очень важный фактор, а именно – единоличную власть, никем и ничем не ограниченную. Такая власть портит любого человека. Если вдобавок учесть присущие Сталину природные черты характера, то напрашивается вывод – подумать, кто возглавлял все эти годы наше государство. Но это уже дело психиатров. Как я уже позже узнала, я была права. Врач, который следил за здоровьем вождя, имел неосторожность высказаться, что у Сталина паранойя, и поплатился за это своей жизнью. Такая же участь постигла врачей, которые лечили Гитлера.

Не так давно узнала еще одну новость. Оказывается, фашистская Германия предъявила СССР меморандум, который означал начало войны. В нем очень пространно излагаются все нарушения советской стороной пакта Риббентропа – В. Молотова. Назову только главное обвинение: СССР позиционировал официально мир, а на деле - вел в других странах подрывную работу против рейха. Мало того - наши войска были выстроены вдоль границы, поэтому фашистам ничего не оставалось, как оставить все дела в Западной Европе и перебазировать свои войска на Восток. Этот меморандум означал объявление войны. Думаю, что все многочисленные претензии гитлеровской стороны – это чистейший блеф. Но меморандум действительно существовал, т.к. хорошо известно из разных источников, чем занимались наши посланники за рубежом на разных уровнях, и в том числе Коминтерн: все занимались шпионажем. Однако меморандум разоблачает пресловутый миф о внезапности нападения. Не единожды обращались правительства многих стран и другие соответствующие организации к России с просьбой опубликовать этот меморандум, ведь это важно для истории. Но, видно, не хочется правителям расставаться со сложившимся мифом и сейчас. Хотя содержание доподлинно известно, (и тут шпионы!), но официально не подтверждается. А раз не подтверждается, то сообщение о меморандуме рассматривается общественностью как слух, которому можно и не верить.

К этим размышлениям хочу добавить, что за период с января 35 года до начала войны в . было уничтожено 19 млн. 840 тысяч человек. Из них расстреляно прямо в тюрьмах 7 млн. Ужас и дрожь охватывает при осознании этой цифры. Чтобы не быть голословной, расскажу, откуда появилась эта страшная цифра. Всем известно, что на ХХ съезде партии Н.С.Хрущев разоблачил культ Сталина, но, оказывается, не до конца.

Готовясь к съезду, Хрущев поручил Н. Швернику подготовить материал с участием высокопоставленной и ответственной сотрудницы Ольги Григорьевны Шатуновской. С большой группой сотрудников они собрали 60 толстых томов материалов и документов о репрессиях, руководимых лично Сталиным. Приводятся даже факты, когда Сталин лично расстреливал жертву. Приведу только один пример, связанный с ленинградским делом.

С. М. Киров возглавлял партийную организацию в Ленинграде. За него на очередных выборах проголосовало почти 100% населения Ленинграда. Его любили ленинградцы. Сталин ревностно следил за его популярностью и сразу же приказал уничтожить все бюллетени, но по недосмотру осталось « 3% против». Сталин задумал уничтожить Кирова.

Выбор пал на Л. Николаева, инструктора историко-партийной комиссии института истории ВКП(б).Сначала он отказывался, и два раза его сажали в тюрьму, правдами и неправдами выколачивая из него согласие. Причем лично наш глава государства сидел и угрожал с пистолетом в руке застрелить его, если он не согласится. И Николаев сдался. 1-го декабря 34 года он убил Кирова, подкараулив в Смольном возле его кабинета. Николаев вошел в Смольный через вход, который усиленно охранялся и которым мог пользоваться только Киров, так что без позволения свыше убийца никак не мог бы зайти. Когда же Николаев совершил свое черное дело, то его посадили и обвинили в троцкистско- зиновьевском заговоре, и расстрелял его без суда и следствия для большей уверенности лично товарищ Сталин.

Нужно отметить, что в свое время Шатуновскую наградили орденом Ленина. Когда она доложила о проделанной работе, Хрущев ей заявил: « Мы не можем раскрыть все до конца. Нас не поймут. Это нанесет большой урон нашей партии. Мы вернемся к этому вопросу лет через 15».

Впоследствии много раз пытались докопаться до истины, но не смогли ничего найти – все архивные документы были уничтожены под бдительным оком вождя и друга всех народов, населяющих Советский Союз. А как же 60 томов материалов и документов? Они, вероятно, будут пылиться вечно на архивных полках под грифом экстрасекретности, если, конечно, они тоже уже не уничтожены.

21.Участие евреев в Великой Отечественной войне.

К мыслям о войне я очень часто возвращалась. Бытующие разговоры о том, что евреи не воевали, что они трусы и отсиживались в Ташкенте, а за них другие народы СССР клали головы, всегда меня возмущали. И мифы эти живучи до сих пор.

Причем эти разговоры встречаются не только на бытовом уровне. И теперь евреев обвиняют в трусости, неумении и нежелании служить в армии. Тем более – сражаться с оружием в руках. К тому же их просто вычеркнули из истории вооруженных сил, науки и промышленности. В России появились десятки сочинений, которые всячески обесценивают военную составляющую истории советских евреев. Старт такого рода измышлениям дал А.Солженицын в «Двести лет вместе». К нему присоединились Платонов, Филатов, Мухин, Мишин, Владимиров, Живахов, Грибанов, Глазунов и иже с ними своими клеветническими и лживыми сочинениями, которыми забиты прилавки.

Не будь этого, не пришлось бы мне затрагивать в своих воспоминаниях эту тему, да и многим исследователям не пришлось бы даже думать об этом. Была кровопролитная война, и все народы необъятной родины, как поют в песне, посвященной дню Победы, «этот день приближали, как могли». Но ведь история не любит сослагательного наклонения – получилось, что евреи как бы исключены из этого сонма, ибо о них говорят только плохое.

Несмотря на то, что за прошедшие годы появились многочисленные публикации, исследования о войне, тема участия в ней евреев не нашла отражения ни в советской историографии, ни в постсоветское время. В науке еще много белых пятен, но данный пробел уместнее назвать «черным» пятном. На самом деле участие евреев в ВОВ было активным и бескомпромиссным. История не оставила им выбора. Нацизм был врагом их Советской Родины и врагом евреев. По меткому выражению И.Эренбурга, «поэтому они никому не передоверили свое право на месть».

Вся статистика опровергает антисоветский миф о небоевитости евреев в годы войны. Такие разговоры вытекали главным образом из личного, тайного антисемитизма «вождя всех времен и народов» и аппарата ЦК КПСС. Сталин в беседе с главой польского эмигрантского правительства В. Сикорским в присутствии генерала Андерса, польского посла С. Кута и В. Молотова в декабре . произнес: «Евреи – неполноценные солдаты, - и, сделав паузу, добавил: - Да, евреи плохие солдаты».

Это, по сути, был приказ травить евреев. Приказ тирана был услышан и принят на вооружение, тем более, что он пришелся по душе исполнителям-юдофобам. А. С. Щербаков, которому подчинялась вся пропагандистская машина военного времени с ., издал указ: «Представлять к награде все национальности, но евреев – ограниченно». Кроме того, давление ЦК приводило к нефиксации героизма евреев. В . опять ПУР (политическое управление революционным военсоветом) повторило приказ о представлении к награждению всех национальностей, а евреев – ограниченно.

Подтверждением служит хотя бы страшная судьба Мирры Железновой. Она получила – по официальному запросу! – данные о 135 Героях Советского Союза, евреях по национальности, и опубликовала эти данные в газете. Конечно, это стало известно и заграницей. Простить такое не смогли. Уже после войны в . её арестовали и расстреляли, хотя справка была выдана Министерством вооруженных сил СССР.

Конкретно, обратимся к фактам. До сих пор не признают Героем СССР подпольщицу Машу Брускину, которая совершила подвиг Зои Космодемьянской на 33 дня раньше и была повешена с двумя товарищами прилюдно в Минске. Находясь в гетто, помогала раненым прятаться, выхаживала их. Доставала им одежду и помогала им добраться до партизан. Но ни в одном музее нет упоминания об этой первой казни в истории Великой Отечественной войны. И не упоминается ее имя даже в музее Минска, посвященном ВОВ.

До сих пор не признают еще одну героиню, повторившую подвиг Зои Космодемьянской - Машу (Миру Вольфовну) Синельникову. Она служила в разведке 43 армии. Ее схватили немцы 17 января . и пытали вечер и ночь, но она не отвечала ни на какие вопросы мучителей. А утром ее расстреляли. Ее судьбой заинтересовались через 25 лет, она была представлена к званию Героя СССР, но звания ей не дали.

Григорий Гершкович осуществлял связь с батареей командования. Во время разрыва связи сноп осколков накрыл его. Он ползком, перебежками добрался до порванного кабеля и зажал его разъединённые концы зубами. Он погиб, но связь восстановил. Однако даже посмертно Героя СССР ему не дали.

Его подвиг повторила Аня Уманская. Она нашла повреждение и стала соединять провода. За спиной разорвалась вражеская мина, девушку ранило, от холода и потери крови руки ослабли, и она зажала провода зубами, почти потеряв сознание. К счастью, Аня не погибла. Бойцы вышли искать ее, и ей была оказана помощь. Правда, наградили Уманскую много лет спустя, Но вручили ей только орден Отечественной войны 1-степени вместо Героя СССР.

Подвиг летчика истребителя старшего лейтенанта Александра Горелика не имеет себе равных в истории Второй мировой войны. В одном боевом вылете одной заправкой сбил 9 немецких самолетов. Награжден был только при Горбачеве.

Не счесть числа таких обойденных героев. Не могу не вспомнить об одном еще примере. Подвиг Гастелло совершили ещё 14 лётчиков, которые были евреями. Из них только один точно повторил его подвиг. Самолет Гастелло был подбит и загорелся, тогда он усилием воли направил его на немецкую колонну, вспыхнул огонь, и все сгорело. Еврейский летчик в такой же ситуации направил самолет на вражескую эскадру у берегов Швеции, но Героя СССР не был удостоен. Остальные 13 летчиков пошли на воздушный таран, оставшись в живых, и только двое из них были удостоены звания Героев Советского Союза, один из них, Ш. Кордонский, - лишь в . указом Горбачева. Хотя свидетелем его подвига 28 сентября . была вся эскадрилья. В тот же день Виктор Талалихин протаранил немецкий самолет в небе под Москвой, и звание ему было присвоено на следующий же день.

На год раньше А.Матросова 22 февраля . закрыл амбразуру ДЗОТа Абрам Левин и еще четыре еврея. Все они названы в источниках поименно, но никто из них не был награжден, и даже не упомянут. Таких примеров не счесть.

Количество Героев СССР во время войны оказалось все же солидным. Звание Героя евреям присуждали в исключительных случаях. Приведу несколько примеров. Артиллерийской батареей командовал старший лейтенант Исаак Ваксман, на плотах форсировавший Днепр со своими пушками в ноябре 1943 года. Он бесстрашно отражал атаки немцев, подбил четыре танка и погиб, не отступив ни на шаг на крохотном плацдарме.

Лазарь Паперник принял командование на себя в тяжелый момент боя, когда погиб командир. Оставшись один в живых, подпустил немцев близко и взорвал себя последней гранатой. Подписал представление командующий войсками западного фронта Г. Жуков.

Григорий Гарфункин, рядовой разведчик, один из первых переправился через Днепр осенью . Он уже возвращался с товарищами из разведки, когда их обнаружили немцы. И тогда Григорий сказал: «Идите, ребята, я прикрою». Лег за пулемет, огнем сдерживал фашистов и погиб, а разведчики доставили важные сведения в штаб.

Назову ещё некоторых Героев Советского Союза. Рядовой Ефим Дыскин совершил легендарный подвиг во время наступления немцев в ноябре 41 года под Волоколамском. Оставшись один, когда погиб весь орудийный расчет, вступил в неравный бой с немецкими танками. Не будучи наводчиком, он стал к орудию, сам подносил, заряжал, наводил и сам стрелял. Был трижды ранен, но продолжал сражаться и подбил семь танков. Заместитель начальника Генерального штаба Василевский спросил: «Чья пушка стреляет?». Стреляла пушка Дыскина. Затем его ранило в четвертый раз. Получил звание Героя посмертно, ибо в части сочли его убитым, Но он не умер, выжил солдат. Когда уже престарелого Г. Жукова спросили, какое представление на звание Героя больше всего запомнилось, он не задумываясь, ответил: «Представление 17–летнего наводчика орудия Дыскина».

Вайнрубу Матвею, генерал-майору танковых войск, за высокое мастерство в руководстве боевыми действиями от Волги до Берлина и проявление при этом личного мужества 06.04.1945 г. присвоено звание Героя СССР. Одновременно его брат Вайнруб Евсей, полковник, повел свои тяжелые танки на Берлин, и его танковая бригада вышла к первому апреля1945 года к рекам Одер и Нейсе. Во взаимодействии с другой механизированной бригадой они разгромили 219 танков противника и продолжали двигаться к Берлину. Утром 22 апреля его бригада разгромила немецко – фашистскую группировку. Его танковой бригаде было присвоено наименование Берлинской, к знамени ее был прикреплен орден Ленина. Командиру же бригады за умелое руководство и проявленное при этом личное мужество было присвоено звание Героя СССР.

Леня Окунь был первым и единственным в Красной армии 14 – летним (!) кавалером двух орденов Славы.

Темник Абрам Матвеевич, гвардии полковник, комбриг, Герой СССР. Его бригада первая ворвалась на площадь перед Рейхстагом. Он лично надел все ордена и, возглавив группу, повел ее на штурм Берлина. Он погиб, не дожив нескольких дней до победы. Его имя высечено золотыми буквами у Бранденбургских ворот в Берлине.

Кривошеин Семен Моисеевич, командир механизированного гвардейского корпуса, генерал-майор тоже одним из первых вырвался на площадь перед Рейхстагом. Прошел славный боевой путь, благодаря его активным действиям в Берлине способствовал разгрому отборной группировки немецко-фашистских войск, отчаянно защищавших фашистское логово. Удостоился звания Героя СССР.

О подвиге комиссара ледокола «Сибиряков» писали в прессе и даже в отрывных календарях. После неравного боя с немецким линкором, фрицы сняли с тонущего ледокола весь экипаж, вынесли даже на носилках капитана. Не сошел лишь комиссар – Зейлик Элимейлах. Он утонул вместе с судном в ледяной воде на виду у всех, стоя возле флага, приложив руку к козырьку. В немецкой книге об истории Второй мировой войны «Битва на море» упоминается подвиг этого человека, исполнившего свой долг до конца. Его героизм зафиксирован в немецкой истории, но не в нашей.

Лейтенант Ефим Белинский, командир взвода разведки, в . ему было всего 19 лет. 18 декабря под Клайпедой его разведгруппа была остановлена огнем немецкого ДЗОТа. Раненый, он бросился на амбразуру. Погиб, но его разведчики смогли уйти и увести пленного. Героя не получил.

Лейтенант Иосиф Бумагин, командир пулеметного взвода. В конце войны при штурме Бреслау остановил огонь двух пулеметов из подвала. Он был ранен, но подполз к дому и гранатами уничтожил один пулемет. Больше гранат не было, и он лег на ствол второго пулемета. Героя не получил.

Морской летчик-торпедоносец капитан Илья Катунин в апреле . имел на своем боевом счету 7 вражеских кораблей, потопленных с пикирования. При штурме немецкого каравана в Белом Море его самолет был подожжен. И в эфире услышали голос Ильи: «Прощайте, братья, отомстите гадам, иду на таран!». Но Героя не получил ни тогда, ни позже.

Леонид Бердичевский на горящем танке расстреливал гусеницы немецких танков. Соломон Горелик, когда его танк был сожжен, ворвался в расположение немцев и до последнего дыхания бил и давил их в огне.

И таких героев невозможно пересчитать.

В самом начале войны обороной ставшей легендарной Брестской крепости руководил полковой комиссар Ефим Фомин. Раненый, вместе с оставшимися в живых бойцами он был взят в плен. Когда немцы узнали, что он организатор обороны крепости, его тут же расстреляли. Героя не дали.

Борис Хигрин стал первым артиллеристом, которому было присвоено звание Героя СССР во время войны. В бою у реки Друть, оставшись один из всего дивизиона, он уничтожил четыре самоходных орудия и четыре танка. Пал смертью храбрых.

Десантом морской пехоты по захвату плацдарма, получившего впоследствии название «Малая земля», командовал Цезарь Куников. Награжден Золотой звездой.

Летчик Михаил Плоткин был удостоен звания Героя СССР за участие в фантастическом по своей дерзости первом ночном налёте, сопровождавшемся бомбовым ударом по Берлину в августе . Это была первая бомбардировка Германской территории времен ВОВ.

Командир эскадрильи штурмовиков ИЛ-2 Генрих Гофман был награжден звездой Героя за 160 боевых операций, совершенных под его командованием.

Командирами 14-ти подводных лодок были евреи. Из них Героями СССР стали Я. Иосилиани, А.Трипольский, А.Свердлов, В.Коновалов. Под командованием Владимира Коновалова было потоплено 10 вражеских транспортных судов и боевых кораблей. Получил Золотую звезду Героя также Израиль Фисанович, подводная лодка которого потопила 13 различных судов. А подводная лодка Исаака Кабо уничтожила за время войны 11 вражеских судов. Но Героем он не стал.

Во Львове жили два Героя СССР. Хаскель Гопник, майор штурмовой авиации, с . до апреля . совершил 122 вылета на уничтожение живой силы и боевой техники противника, сбил 5 вражеских самолетов. Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, двумя орденами Красной Звезды, медалями. Второй Герой СССР – Ефим Цитовский, командир батальона стрелкового полка, в 1944 года участвовал в разгроме Люблинской группировки противника. Его батальон форсировал реку Висла и удерживал плацдарм, обеспечивая переправу полка. Он был награжден многими орденами и медалями. Нужно отметить, что форсирование Вислы было нелегким делом. Река широкая, к тому же очень глубокая. Поэтому сама переправа была очень затруднительна. Кроме того, немцы сосредоточили здесь огромное количество войск и оказывали жестокое сопротивление, которое длилось 27 дней. Это была их последняя возможная попытка остановить стремительное наступление Красной армии.

Еще хочу отметить дважды Героя СССР Давида Драгунского, полковника танковой бригады. Первую Звезду получил за форсирование Вислы, глубокой полноводной реки. Затем его бригада первая вошла и освободила Львов. Вторая Звезда - за то, что его бригада одна из первых ворвалась в центр Берлина.

В войне участвовало 800 тысяч женщин, из них 20 000 – еврейки.

44 % из них - в сухопутных войсках, 29% - в медицине, 11% - в связи, 6% - в авиации.

Полина Владимировна Гельман с октября находилась в армии. Была начальником 46 гвардейского полка ночного бомбардирования. Совершила 860 вылетов на бомбежку вражеских позиций, сбросив 113 тонн. Доставляла продовольствие, боеприпасы, одежду, медикаменты в район Керчи. Последний полет – над Берлином.

В этом же полку была группа летчиц, получивших название «ночные ведьмы». К концу войны их было 36, из них - 6 евреек, получивших звания Героев страны. Назовем этих шестерых поименно: Аронова Раиса – 960 вылетов; Руфина Гашева – 848, Полина Гельман – 860, Мехлин Наталья – 980, Мэри Давыдова – 840, Лидия Литвак – установила рекорд вылетов по Союзу. Чтобы оценить их подвиг по-настоящему, нужно учесть, на каких самолетах они летали. Это были деревянные самолеты с открытой кабиной, без радиосвязи и без бронеспинок, которые защищают экипаж от пуль. Максимальная скорость . в час, не было прицела, не было бомбового отсека. Девушки в шутку называли его ППР (проще пареной репы). Поэтому они летали только ночью, отсюда и прозвище. А теперь представьте, как летать на таких «корытах» ночью в горной местности? А на Кавказе девушки совершили 2920 вылетов! Участвовали они также в освобождении Кубани, Крыма, Белоруссии, Польши, Германии от коричневой чумы.

Высокий процент евреев был среди инженерно-технического командного состава в войсках, что объясняется высокой долей высшего образования среди евреев. Согласно переписи . евреи составляли 1, 78% населения страны, а процент с высшим образованием был 15, 5%, уступали только русским.

Во время войны в командовании Красной армии было 307 евреев, Героев СССР было 131 человек, из них некоторые получили звание посмертно. Остальные прошагали 1418 дней в рядах армии, в авиации или во флоте. Подводя статистические итоги, нужно отметить, что еврейский резерв, оставшихся на неоккупированных территориях СССР, был 501000 воинов. Из них погибло 200000. Они отдали свои жизни во имя победы над ненавистным врагом.

Участие в партизанском движении.

В семидесяти чисто еврейских отрядах было много женщин, детей и стариков, которым удалось вырваться из гетто. Больше всего еврейских партизан воевало в Белоруссии и Литве. На Западной Украине во время массового истребления еврейского населения в . было образовано около сорока групп в лесах на Волыни, пока они не присоединились к общему партизанскому движению: к соединениям Сабурова или Ковпака во время рейда в Карпаты. В книге С. Елизаветинского «Полвека забвения» приведены поименные списки 2000 погибших в еврейских партизанских отрядах. Большинство из них – беженцы из гетто. Не все смирились и в гетто.

Большой еврейский партизанский отряд действовал в Белоруссии до окончания оккупации в 1944г., насчитывал 1200 человек. Этот отряд организовали братья Бельские. Прославился и партизанский отряд Шолома Зорина. Около полутора тысяч евреев, воевало на Украине. Минское подполье с самого начала оккупации возглавил Исай Казинец, который 7.5. 1942г. был расстрелян фашистами, а 8.5. . был удостоен звания Героя СССР посмертно.

В Белоруссии обитатели Глубокского гетто в . под руководством А. Либермана ринулись на прорыв заграждений. Завязался бой с немцами и полицией. Были забросаны гранатами пулеметные гнезда, часовые на вышках, полицейский участок. Немцы открыли артиллерийский огонь, подошли танки, но евреи продолжали сопротивляться. Один бункер сопротивлялся целый день. Было убито 100 гитлеровцев. Смертью храбрых погиб Либерман.

Самое большое восстание было в Варшавском гетто. В Литве после уничтожения Вильнюсского гетто, начал успешно действовать в лесах партизанский отряд «Некама» (месть) под руководством Аббы Ковнера. Он участвовал в освобождении Вильнюса, а в 1944 году влился в отряд Сидора Ковпака.

В Западной Украине во время массового истребления еврейского населения в 42 году было образовано множество групп в лесах. Они присоединились к общему партизанскому движению, например, к соединению Сабурова. В соединение Ковпака вступили еврейские группы «Софиевка», «Колки» и соединение В. Бегмы. Они воевали в районе Тернополя, Борщева, Черткова, Болехова и др.

В книге «Сильные духом» еврей – командир особого разведывательного партизанского отряда Дмитрий Медведев - готовил, наставлял и руководил Кузнецовым. Это они на Западной Украине наводили ужас на «новых хозяев». Это они не давали покоя фашистским прихвостням, напоминая, что возмездие неотвратимо.

На оккупированных территориях СССР в партизанских и подпольных организациях воевало около 49000 евреев. Их было бы много больше, если бы с ведома Сталина в начале . Москва не направила радиограмму подпольным партийным руководителям и командирам партизанских формирований, запрещавшую принимать в отряды спасшихся от уничтожения евреев. Не могло быть более лицемерного аргумента: якобы среди них могли быть немецкие агенты. Эта очевидная антисемитская установка повлекла за собой гибель тысяч чудом уцелевших евреев.

Но, кроме «линии Старой площади», была линия порядочных людей. Сидор Ковпак, легендарный партизанский лидер, пресекал любые антисемитские инциденты. На марше в Карпаты он брал к себе всех встреченных в лесах евреев, бежавших из гетто, А слабых и старых отправлял в деревни, под опеку верных людей.

Но, к сожалению, в большинстве евреев изгоняли и даже расстреливали на месте. Вообще советская пропаганда скрывала факт уничтожения евреев немцами. Так было легче не пускать их в партизанские отряды и тем самым обрекать их на истребление. В сводках 42 – .г. нет ни одного упоминания о геноциде еврейского населения на оккупированных территориях. А после войны на памятниках писали о гибели советских граждан, а не евреев. В еврейских партизанских отрядах находилось 4000 евреев, в том числе много женщин, детей и стариков.

Работа евреев в тылу во время ВОВ

Многие ученые, конструкторы–изобретатели для фронта работали в тылу. Можно смело сказать, что без их неоценимого труда Советский Союз не смог бы одержать победу над гитлеровской Германией. Для фронта работали 8 академиков и 20 членов–корреспондентов Академии Наук.

.Назовем только некоторых. Семен Лавочкин (Шимон Айзикевич), дважды Герой Соцтруда. Четыре раза присвоено звание лауреата Сталинской премии, член- корреспондент Академии Наук. Начали войну на сконструированных им истребителях ЛАГ-1 и ЛАГ–3. Во время войны Лавочкин продолжал совершенствовать модель Лаг–3, а к концу войны уже летали Лаг-11. Его ястребки были самые востребованные и сыграли важную роль в ходе военных действий. В течение войны авиационные заводы выпустили 15758 ЛАГов. Они помогли разрушить воздушный мост, который противник создал под Сталинградом, чтобы обеспечить себе успешный захват города.

Во время войны летали истребители «МиГи» (Микоян и Гуревич). Было выпущено 9000 этих скоростных истребителей за время войны. За заслуги перед страной как выдающийся конструктор Гуревич был награжден шестью Государственными премиями, Ленинской премией, 4-мя орденами Ленина, Звездой Героя Соцтруда. Однако интересно отметить, что ни в одном военном музее нет имени Гуревича рядом с именем Микояна. Михаил Гуревич уже после войны самостоятельно сконструировал истребитель, который комиссия признала лучшим из всех, представленных на конкурс. В пору борьбы с «космополитами» Гуревича не пропустили на объект в город Жуковский, где испытывали созданный им истребитель.

Академик Б. И. Збарский, ученый-биохимик, организатор ряда химических и биохимических институтов, главный конструктор взрывателей для боеприпасов. Интересно отметить, что еще в 1924г. он собственноручно мумифицировал Ленина. Когда началась война, святыню решили эвакуировать в Барнаул. Сопровождать ее должен был академик Збарский. С ним ехали жена и малолетний сын Лева. На мумию выделили огромное количество химикатов для ее сохранности, в том числе спирт, который иногда удавалось обменять на маргарин. Сын Збарского Лев, став взрослым, любил пошутить, что благодарит Ленина за относительно счастливое детство.

Академик А. И. Алиханов во время ВОВ успешно занимался химической физикой, что способствовало внедрению взрывателей для различных снарядов.

Академик Я.Б. Зельдович возглавлял центр по созданию атомного оружия.

С.А. Косберг был главным конструктором КБ по авиадвигателям и начал создавать реактивные двигатели. Интересно отметить, что после войны он конструировал уже жидкостные реактивные двигатели. Первые слова Ю. Гагарина из космоса были: «Косберг сработал».

Ю.Б. Харитон - научный руководитель центра по созданию атомного оружия, трижды Герой Соцтруда, лауреат Ленинской и трех Сталинских премий, выдающийся физик-теоретик и физик-химик. После войны был удостоен Нобелевской премии.

Я. Таубин ещё до войны создал первый в мире пехотный автоматический гранатомет, а также первую в мире авиапушки НС–37 и НС–45. Был расстрелян якобы за саботаж.

Александр Нудельман, конструктор авиационного автоматического оружия. Под его руководством были разработаны авиационные стрелковые артиллерийские орудия. Преимущество его пушек - надежная автоматика, удобство в эксплуатации, а также ленточное боепитание, меньший вес и габариты. Последнее особенно устраивало авиаконструкторов, т.к. лучше вписывалась в самолет, и стрельба велась через втулку двигателя. По просьбе Лавочкина эти авиапушки были установлены в ЛАГ–3 еще в 41году. А. Нудельман сконструировал авиапушки НС-23, НС-37. НС-45. Они стали грозным оружием в борьбе с врагом. Ими были оснащены наряду с ЛАГ-3 еще Як-9, штурмовики Ил-2, и тем самым был внесен весомый вклад в разгром врага в небе. Над проблемой авиапушек работали также конструкторы С.С.Гендерсон, Я.Я.Фишер, С.Б.Гутман.

А.А. Рихтер сконструировал механизм, который упростил отлажку как в производстве, так и в эксплуатации различных авиаприборов. Лия Кизнер возглавила группу по изготовлению пироксилинового пороха, т. к. в начале войны выяснилось отсутствие самого главного компонента для реактивных снарядов. Б. М. Фитерман конструировал минометы. Группа конструкторов, в составе которых были Ф.Гантмахер, И.Слезингер, и Л.Левин, выполнила очень важную работу по увеличению кучности стрельбы реактивных снарядов, повысив её в 2,5- 3 раза.

Л. И. Горлицкий разработал горную пушку еще до войны. Во время войны она служила для поддержки пехоты и танковых атак. Для этой цели Горлицкий сконструировал самоходные установки СУ-122 и СУ-152. Именно они взломали блокаду Ленинграда, штурмовали Берлин. Дважды был удостоен Государственной премии и других наград.

Создателем миномета, который придавал немалую мощь пехоте, был Исаак Теверовский. Ж.Я. Котин, главный конструктор Челябинского завода, создавший танк КВ еще до войны, возглавил работы по созданию самого противоснарядного мощного бронирования танка Второй мировой войны ИС-2 со122-милитровой пушкой и практически непробиваемой броней.

Часто можно слышать, что всякими хитростями евреи умудрялись пролезать в начальники. Приведу несколько примеров.

О Б. Ванникове говорят, что «повезло» еврею. В июне 1041 года, сидя в тюрьме, Ванников посылает Сталину докладную записку «О мерах по развитию производства в условиях войны». Докладная пришлась по вкусу Сталину. Правда, Сталин Ванникову пригрозил, что того расстреляют, если он не выполнит всего намеченного в его записке. Кстати, расстрел грозил всем начальникам в таких случаях. Ванникову доверили работу по восстановлению эвакуированных артиллерийских заводов, с чем он блестяще справился. С 42 года и до конца войны был наркомом отрасли, которая беспрерывно обеспечивала фронт снарядами.

И. М. Зальцман сумел за короткое время эвакуировать Кировский танкостроительный завод в Челябинск. Когда пришел приказ доставить в Москву танки КВ на парад к 7-му ноября 41года, ко дню Октябрьской революции, сроку оставалась неделя. И. Зальцман справился с заданием. Танки собирали на открытых платформах по пути в Москву. Рабочие называли Зальцмана ласково «хозяином Танкограда». Его любил весь персонал. В годы войны было выпущено больше танков на возглавляемых им заводах, чем в Германии вместе с ее союзниками за всю войну. Зальцман был требовательным руководителем, но одновременно очень заботился о своих подчиненных, сумел сплотить творческий коллектив и создать им все условии для этого, в том числе и бытовые.

Основными разработчиками реактивной системы залпового огня с романтическим названием «Катюша» были евреи. Директора НИИ-3 Б.М.Слонимера чуть было не отдали под суд перед войной за начало разработки «Катюши», считая его предложения пустым тарахтением и даже вредительством. В 1991 году ему посмертно присвоили звание Героя Соцтруда. Этой же наградой был удостоен руководитель конструкторского отдела Л.Е.Шварц. К лету . Президиум Верховного Совета СССР издал указ: «За значительные заслуги в деле организации производства, освоение новых видов вооружения и умелое руководство присвоить звание Героя Социалистического труда» шести человекам. Из них трем евреям-руководителям присвоили звание Героя Соцтруда: Б. Ванникову, Льву Гонору, Абраму Быховскому. Заводы, возглавляемые Быховским, Гонором и Фраткиным, первыми освоили самоходные артиллерийские установки СУ-76 и СУ-122.

Добавлю некоторые общие статистические данные: 15 евреев были трижды удостоены звания Героя Соцтруда, 220 - награждены орденами Ленина за создание новых видов вооружения и боеприпасов.

За достижения в промышленном строительстве, транспорте и связи в 1941 – .г. были награждены евреи-руководители, в том числе 8 наркомов, начальников и функционеров главных управлений и служб наркоматов - всего 76 человек, из которых 50 генералов.

Награждены также евреи-руководители научных и проектных организаций (директора, главные инженеры, заместители директора по научной работе) – всего 68 человек.

На 100 крупных добывающих и промышленных предприятиях оборонного значения награждено 115 евреев-руководителей.

Отмечены правительственными наградами были возглавляемые директорами еврейской национальности некоторые виды строительства, несколько металлургических заводов, магниевый комбинат. Алюминиевый, медеплавильный, авиационный, самолетостроительный, моторный, артиллерийский, пушечный, пороховой, танковый заводы. Несколько заводов боеприпасов, а также автомобильный, тракторный, судостроительный, паровозостроительный, литейного оборудования, завод оптических приборов. Кроме того, химический, нефтеперерабатывающий, асбестовый, резинотехнический заводы, а также строительство новых обувных предприятий для воинов. Благодаря самоотверженному труду евреев-руководителей и всех работающих на этих заводах людей СССР сумел значительно обогнать немцев в количестве и качестве вооружения.

Внешняя разведка

Задачи внешней разведки были очень сложны. Ей приходилось разузнавать военные и политические планы Германии и ее союзников; создавать специальные отряды для ведения разведывательных и диверсионных операций; выявлять истинные намерения США и Англии по вопросу ведения войны и послевоенного устройства; вести разведку в нейтральных странах с тем, чтобы не допустить их перехода на сторону стран «оси»; вербовать нужных людей в США, Китае, Иране, Великобритании и в самой Германии.

Евреи внесли существенный вклад в победу СССР, участвуя во внешней разведке, укорененной задолго до войны. Г. Жуков в своих мемуарах высказался, что разведка не менее важна, чем битва. И можно смело утверждать: не будь большого количества евреев в разведке, неизвестно, как бы окончились многие битвы. Назову несколько самых эффективных и известных разведчиков.

ЛЕВ МАНЕВИЧ

Было бы несправедливо не отметить, что на развитие военно-промышленного комплекса СССР еще в предвоенные годы особое влияние оказали секретные донесения разведчиков-нелегалов. Самым ярким представителем этого отряда мужественных людей был Лев Маневич (Этьен). Действуя под маской австрийского коммерсанта Конрада Кертнера, он сумел внедриться в окружение людей, близких к военной промышленности ряда европейских стран. Центр получал от него важнейшую информацию об опытных образцах военной техники и оружия, технологиях их производства. Особо ценными были сведения о высокопрочной стали, которую у нас еще не умели получать. Почти 10 лет он добывал для страны важнейшие разведданные, вносил тем самым огромный вклад в развитие ее военного потенциала. Этьена арестовали, он провел восемь с половиной лет в фашистских застенках. При помощи французских коммунистов умудрялся и оттуда слать важные донесения. Погиб в лагере смерти. Л. Маневич награжден звездой Героя СССР через 20 лет после своей гибели.

Леопольд Треппер

Треппер - создатель и организатор разведывательной сети в Западной Европе, известной под названием Красная капелла, которая охватывала Германию, Бельгию, Швейцарию. Он установил связь с французской компартией и Сопротивлением и имел около 100 источников информации. Работали с ним около 400 разведчиков.

В мае . наряду с ценной военно-экономической информацией Треппер передал Центру сведения о массированной переброске немецких войск к западной границе СССР, а в начале июня сообщил дату нападения. Сталин не поверил этим сведениям, но Треппер продолжал слать ценную информацию. Когда немцы узнали о количестве утечки информации, они пришли в ужас и создали зондеркоманду, которая в конце концов выследила «большого босса», как они называли Треппера. 24 ноября 42 года его арестовали. Но, будучи арестован, он успел сообщить в Центр, в Москву через французских узников-коммунистов сообщение: немцы готовят сепаратный договор с союзниками. Исполнению этого плана помешал именно Треппер.

Коммунисты помогли разведчику бежать к участникам Сопротивления. В 44 году Треппер с ними участвует в боях против отступающих гитлеровцев. Прибыв в Москву, прямо с самолета был отправлен на Лубянку. Его осудили на 15 лет. После смерти Сталина был реабилитирован. Уезжает из СССР в Польшу, Францию, а затем в Израиль. Пишет книгу «Красная капелла», переведенную на 17 языков. Она выдержала несколько переизданий. Написал на идише мемуары шефа Красной капеллы «Большая игра», переведенные в Нью-Йорке на английский.

Анатолий Гуревич.

Среди легендарных советских героев реабилитировано еще одно имя: Анатолий Гуревич (Кент). Об этом продуктивном разведчике, который сотрудничал с Треппером, хочу сказать особо. 46 лет он носил несправедливое и позорное клеймо изменника родины, был оболган и оклеветан, предан своими друзьями и соратниками, которые не постеснялись даже присвоить себе его подвиги.

Он был одним из руководителей глубоко законспирированной советской разведывательной сети, действующей в предвоенное и военное время. Основал в столице Бельгии, Брюсселе, фирму «Симекс и К°» для прикрытия своей разведывательной деятельности. Прекрасно владел несколькими языками, занимался авиаспортом, чтобы иметь широкий круг знакомств: среди авиаторов, наладчиков, конструкторов планеров, самолетов, специалистов по авиационному оборудованию. У него был солидный счет в банке, поэтому разъезжал он много и знакомился с нужными людьми.

В Лейпциге А.Гуревич знакомится с итальянским авиаинженером Паоло Паганьоло и открывает с ним новую контору в Милане, заранее позаботившись получить право представительства в нескольких австрийских, германских и чешских фирмах. На одном банкете знакомится с главой фирм «Центральные конторы ветряных мельниц», крупным фашистским деятелем, который пользовался доверием фюрера. Ветряные мельницы были для отвода глаз. Их товаром было оружие.

Гуревич просит Маневича быть его представителем. Маневич уезжает в Испанию, и там понимает, что местные фашисты готовятся к военному перевороту. Он возвращается в Милан, чтобы добраться скорее до радиопередатчика. По дороге он видит сверхтяжелые немецкие танки и другое оружие. И действительно, вскоре вспыхнул мятеж, и началась Гражданская война. Его деятельность как разведчика - это настоящий детективный роман.

Но вернемся к подготовке Гитлера к войне с СССР. Треппер передает все связи с Брюсселем Гуревичу (Кенту) в . в связи с оккупацией немцами Парижа. Агентурная сеть Треппера, опиравшаяся в первую очередь на коммунистов и евреев, больше работать не могла. Кенту удается войти в круг коммерческой и промышленной буржуазии города и через нее наладить связи с руководством германских войск. Кент из Брюсселя сообщает не раз о том, что готовится нападение на СССР, но его радиограммы расцениваются как фальшивки «продавшегося троцкистского агента». С началом войны положение изменилось. Гуревич шлет сообщения о планах немецкого командования, о наступлении весной . на Кавказ с целью захвата нефтяных промыслов Майкопа, Грозного и Баку. Он сообщает и о предстоящем наступлении на Сталинград.

Утечка такой информации, по оценке адмирала Канариса, «стоила» Германии жизней более 200000 солдат и офицеров. Когда Сталину доложили об этом, он был очень доволен, и Гуревича представили к награде. Но награду разведчик не получил.

Была создана специальная немецкая «зондеркоманда», чтобы уничтожить Красную капеллу. Эта «спецкоманда» приступила к работе всерьез. Очень скоро один за другим немцы стали находить радиопередатчики и обезвреживать их. Треппер неоднократно сообщал о провалах во многих странах, но в Москве его словно не слышали. У Кента же никто не пострадал, они временно переехали в Париж и перешли на нелегальное положение. Ценная информация, собранная через Треппера, передается в Центр. Но уже поздно – все нити их сети в руках гестапо. В . Гуревич узнает, что от его имени ведется радиоигра. Гуревич неоднократно пытается сообщить об этом в Москву, но это остается незамеченным. О том, что он никого не предал, сообщает в Москву и Треппер. Новый криминальный советник немцев Паннвиц делает ставку на Треппера, чтобы использовать его для дезинформации Москвы, но тот бежит, обманув постоянно сопровождающих его агентов.

Положение Германии усложняется разгромом под Сталинградом, высадкой американских войск в Европе, падением диктатуры Муссолини, провалом попытки расколоть антигитлеровскую коалицию. Все это заставило Паннвица призадуматься. Гуревич интуитивно почувствовал это и решил воспользоваться. Он предлагает Паннвицу собрать достоверные данные о группировке немецких войск во Франции и Италии, чтобы Москва могла убедиться в их надежности. Паннвиц соглашается бежать с Гуревичем, если Москва даст гарантии его безопасности.

Получив уверения из Центра, они готовятся к побегу. Гуревич пишет объемистый отчет о своей работе. Они оба улетают в Москву, где тут же у трапа на аэродроме их арестовывают. Гуревича везут прямо на Лубянку, а Паннвица - в другое место. По 16 – 18 часов длятся допросы, рукопись, которую Гуревич диктовал стенографисткам, исчезает, и Гуревич без суда обвиняется в том, что он был завербован гестапо, дезинформировал СССР и проводил другую предательскую работу. Разведчик попадает в гулаговский океан по имени Воркута: его ждёт по 14 – 16 часов тяжелейшей работы в шахтах и строительстве зимой в 60-ти градусные морозы.

В . Гуревича освобождают по «амнистии». Паннвиц уезжает к себе на родину. Анатолий отправляется домой в Ленинград к больной матери. Освобождают и Леопольда Треппера, и Шандора Радо, о котором речь пойдет дальше. По ходатайству Гуревича дело его пересматривается в ., проводится повторное расследование. Находится его толстая папка с отчетом. 20 июня 1991г. Указом Президента СССР с него снимается клеймо предателя через 46 лет.

Шандор Радо (Дора)

История Красной капеллы продемонстрировала, что участник её «Дора» не только передавал ценную информацию, но и комментировал часто мнения немецких военачальников о том или ином плане немцев, а также высказывал собственное мнение.

Он был родом из Венгрии, образован, занимался научной работой. С советской разведкой начинает сотрудничать с 1935 года.

Уже через 10 дней после начала войны Дора сообщает в центр, что ближайшей целью немецкого наступления будет взятие Москвы, главный удар нанесут танковые части Гудериана и Гота. Свою лепту в победу под Москвой Дора вносит и тем, что наряду с Р.Зорге сообщает в Центр о невозможности японского выступления против СССР, пока Германия не добьется решающих побед на фронтах. Это дало возможность Красной армии перебросить части с Дальнего Востока и нанести сокрушительный удар противнику под Москвой. Этим был похоронен план блицкрига.

Еще с лета 40-го года от Радо настойчиво поступают сообщения о предстоящем нападении Германии на СССР. 17 июня 41 года он передает в Центр о переброске войск к границе СССР: «…около 100 пехотных дивизий, из них треть моторизованных, кроме того, 10 бронетанковых». Кроме того, разведчик сообщает о планах Рейха, о перемещениях в генералитете, о новинках военной техники, о потерях и др. Добыча подобной информации требовала огромных усилий, риска и знаний. В декабре 1941 года Дора передает подробные данные, включая количество самолетов германской авиации. Весной . он сообщает даты наступления на Курскую дугу и Сталинград.

Когда немцы в . прорвались к Сталинграду, он не только отвечает на все вопросы Центра о планах противника, но и озвучивает мнение немецкого командования о нереальности наступления Красной армии юго-восточнее Сталинграда, где немцами были оставлены слабые заслоны. Отличное изучение местности и военные данные, полученные из Берлина, позволили ему высказать свое мнение по поводу открывающихся возможностей. Позже советские войска прорвали фронт именно на этом участке, и началось окружение 6-ой армии фельдмаршала Паулюса.

Канун Курской битвы стал одним из самых напряженных периодов работы группы. Благодаря своевременной информации о новых танках «Тигр» и «Фердинанд», советское командование задолго до битвы сумело соответственно подготовиться. И еще много ценной информации, которая помогала фронту, посылает Радо в Центр.

Немцы все узнали о Радо и потребовали от швейцарских властей арестовать его и всю его группу. Не сразу, но это удалось сделать. Только в конце 44 года его выпускают на свободу, он уезжает с женой в Париж, затем воюет во французском Сопротивлении. Когда Радо попал, наконец, в Москву, его обвиняют в шпионаже и осуждают на 10 лет. А после тюремной маяты ссылают на нары в один из холодных северных лагерей. Жизнь разведчика спасает хрущевская оттепель в . А в . Радо, полностью реабилитированный, уезжает к себе на родину в Венгрию.

Рашель Дюбендорфер

Чтобы укрепить группу Ш. Радо, еще в . Центр присоединяет к ней группу во главе с Рашель Дюбендорфер ( «Сиси»), немецкой еврейкой, которая работала машинисткой в Международном бюро труда, занимаясь сбором военной и экономической информации о Германии. Ее помощником был Абрамсон. С целью обеспечить секретность «Сиси» не раскрывает свой личный код даже Радо.

Вскоре Рашель знакомится с Рудольфом Рёсслером, который вошел в историю как один из лучших источников информации Второй мировой войны. В 33г. с приходом фашистов к власти, Рёсслер бежит с женой в Швейцарию. Там, в Люцерне, открывает с помощью друзей книжную лавку и начинает заниматься антифашистской деятельностью, не раскрыв никому источник информации вплоть до гибели в застенках гестапо. Рёсслер предупреждает швейцарскую разведку о предстоящем захвате Австрии, сообщает дату нападения фашистской Германии на Польшу, Голландию, Бельгию и Францию. 18 декабря . Гитлер подписывает строго секретный план нападения на СССР «Барбаросса», размноженный всего в 9-ти экземплярах. Но Рёсслер получает подлинную копию плана.

Под кличкой «Люци» «Сиси» включает Рёсслера в агентурную сеть и сообщает об этом Радо. Его тщательно проверяет Москва и убеждается в достоверности его сведений. «Люци» добывает, например, интересную телеграмму Паулюсу во время Сталинградской битвы: «Начинаю завтра наступление, чтобы Вас освободить. Рассчитываю на то, что проведу Рождество с Вами. Гитлер». Этого не случилось, к счастью. Немцы капитулировали под Сталинградом. Весомый вклад в победу на Волге, а также на Курской дуге, при форсировании Днепра, внесен Радо и его помощниками. Но всего не перечислить.

Рашель Дюбендорфер вместе с Радо попадает в тюрьму, а когда выходит на свободу, едет по приглашению в Москву, куда ее просто заманили, чтобы арестовать. Приехав, попадает на Лубянку. Ее обвиняют в связях с английской разведкой. В тюрьме она проходит принудительное лечение как якобы сумасшедшая. Нужно отметить, что в то время это было обычной практикой.

Через 11 лет после войны в . дело ее было прекращено за отсутствием состава преступления, и было отменено принудительное лечение. В конце 1969 года группа немецких участников Сопротивления по случаю двадцатилетия ГДР была награждена орденами – большинство посмертно. Рашель Дюбендорфер получила орден Красного Знамени.

Моррис и Леонтина Коэны

В галерее разведывательной славы СССР, ставшего для них второй родиной, им принадлежит почетное место. В военные и послевоенные годы они участвовали в добывании информации о разработках атомной бомбы в США, а затем – в программах создания вооружений в Англии.

Коэны родились в Америке, но родители Морриса родом из Вильно, Леонтины – из Польши. Моррис начал работать на советскую разведку в 37-.г. Окончил разведшколу в Барселоне. Лона, став его женой в ., стала ему помогать. В . Моррис был мобилизован в американскую армию и направлен в Европу, где участвовал в боях против фашистов. А Лона в военные годы продолжала сотрудничать с советской разведкой, будучи агентом у А. Яцкова, сотрудника советского консульства в Нью–Йорке.

Начиная с ., резидентура приступила к сбору информации по «Манхеттенскому проекту» - разработке в лабораториях ядерного центра атомной бомбы. Удалось добыть важнейшие материалы по атомной энергии и ее использованию в военных целях. Материалы поступали от двух крупнейших физиков – Клауса Фукса и еврея Бруно Понтекорво, у которого Лона была курьером. Ее поездки в район этого центра были связаны с большим риском для жизни.

Супруги Коэны продолжали работать в разведке и после войны. Убежденные интернационалисты, они внесли значительный вклад в установление ядерного паритета и делали все возможное, чтобы «холодная война» не переросла в «горячую».

Ян Черняк

. О нем начальник генерального штаба главного разведывательного управления Михаил Колесников сказал: «Он настоящий Штирлиц». К нему в больницу в 1995 году пришли высокопоставленные гости и вручили звезду Героя Российской Федерации, а сам Я. Черняк лежал без сознания и так и умер, не узнав об этом событии. Коробочку с Золотой звездой и удостоверение о присвоении ему звания Героя СССР передали его жене.

Самый результативный и долголетний разведчик, продержался 11 лет без единого провала.12 июня . сообщил, что операция «Барбаросса» состоится 22 июня, в 3 часа 30 минут. Сталин не поверил, хотя его уже информировали об этом неоднократно, и процедил сквозь зубы: «Еще одна английская фальшивка». До сих пор остается тайной, откуда Черняк получал информацию и как ее передавал.

Сохранились, например, такие оценки проделанной им работы: «11 июня . Получен от Вас материал на 1082 листа, 26 натурных образцов следует считать крупной и весьма ценной помощью делу»; «30 декабря . получил от Вас 475 иностранных письменных материалов и 102 образца аппаратуры. Подбор материалов сделан настолько умело, что не оставляет желать иного на будущее». Эти письма академика А.Берга не одиноки. Подобные сообщения были от наркома И.Кабанова, академика А. Крылова, от самых знаменитых конструкторов и разработчиков авиационной, артиллерийской и танковой техники.

Достаточно сказать, что с началом производства первых «Тигров» их полное описание, технические характеристики и инструкции по боевому применению были переданы в Москву. Оперативные разработки немецкого штаба о наступлении на Курской дуге за несколько месяцев до этой легендарной битвы Черняк переслал в Москву. За 2 месяца до битвы уже досконально знали об этих танках и проводили учебные стрельбы по ним. Зная все особо секретные планы и сроки наступления, можно было развернуть фронты и подготовиться к опережающему удару. Так работал Черняк до последнего дня войны. А сам он вскоре тайно был перевезен на военном корабле в Севастополь.

О Яне Черняке можно сказать еще очень многое: секрет его успехов в огромной эрудиции, знании нескольких языков, исключительной памяти. Он мог подделывать любые печати и клейма, обладал просто необычайной наблюдательностью, владел всеми секретами конспирации. А, может быть, главное – это умелый подбор сотрудников. Во-первых, у него работали только люди, убежденные в правоте своего дела. Во-вторых, агенты его не внедрялись никогда извне, ибо это всегда чревато провалом. На высших уровнях властных структур рейха мог действовать только тот, кто не просто родился в Германии, но и имел безупречную родословную. Только с такими людьми работал Черняк.

Нужно еще отметить, что многие евреи действовали как разведчики на оккупированной немцами советской территории. Назову несколько Героев СССР: известный писатель Эммануил Казакевич, Ю. Колесников, Е. Иткис, А. Тайлер, М. Имас, Л. Беренштейн, Я. Богорад, И. Клищ, Р. Фридзон, Л. Бренер, Л. Розенталь, И. Френкель. Всех не перечесть.

В ПАМЯТЬ О БРАТЕ

Прошло много времени и Фима, наконец, решил приехать к нам во Львов из Израиля. Мы все были счастливы, водили его всюду. Гуляли на Кайзервальде. Посетили книжные магазины, где он купил несколько французских книг. Ходили на кладбище, где похоронен наш отец. Потом он побывал там со своей сокурсницей. Но пойти в тот район, где он жил вместе с мамой, или в Стрийский парк, где мама часто бывала, он отказался так резко, что больше об этом даже не вспоминали. Я поняла, как остро жило в нем чувство утраты нашей мамы, хотя прошло уже довольно много времени со дня ее смерти.

На самом деле он был слаб, быстро уставал, и я поняла, что целью его приезда было узнать, как мы живем. Мой дорогой братик тоже не доверял письмам. Он прожил в Израиле более сорока лет. Последним светлым пятном после потери жены в его жизни была собака, которая скрашивала его одиночество. Фима о ней очень заботился. В ее рационе были самые изысканные вещи, разнообразные фрукты, чтобы собака питалась витаминами. Однажды он купил ей котлеты по-киевски в русском магазине, увидел, что собаке они пришлись по вкусу, начал покупать их, и сам тоже ел их с удовольствием. Старожилы СССР помнят это изысканное блюдо.

Когда мой брат вернулся в Израиль, состояние его здоровья все ухудшалось, но об этом ничего мы не знали. Оказывается, когда ему уже совсем было худо, его сын просил, чтобы он переехал к нему, но мой брат отказывался. Теперь я узнала от своего внука, что Фима с Долли собрались всё-таки переехать к сыну и запаковали вещи, которые хотели взять с собой. Но Долли серьезно заболела, и все пошло прахом. Оставшись один, Фима не захотел переезжать, хотя вещи так и стояли запакованные.

Именно этим можно объяснить многое из того, что казалось тогда странным в его поведении.

За неделю до его смерти я с ним говорила по телефону. Т.к. он всегда оберегал своих близких от тяжёлых переживаний, то не хотел мне говорить о своем плохом физическом состоянии. В тот последний разговор со мной он так долго расспрашивал о моем самочувствии, что, наконец, мне это надоело, и я попросила, чтобы он рассказал что-то о себе самом, а он мне ответил, что у него все по-старому, и нет никаких новостей.

Мой внук Роман уже находится 2 года в Израиле. Конечная цель его занятий состоит в том, чтобы защитить свой львовский диплом. Роману Фима тоже запрещал приезжать к нему. Фима хотел материально помочь моему внуку и настаивал, чтобы тот прислал ему свой банковский счет. Когда я с ним по телефону говорила, Фима раздражался, почему Рома не откликается на его предложение, но приезжать Роме к себе запрещал. Как я поняла постфактум, все дело заключалось в том, что брат не хотел, чтобы я узнала о его болезни.

Но случилось чудо, не знаю, как это объяснить. Несмотря на требование не приезжать, мой внук всё-таки приехал к Фиме 8 марта около 15.00. Дверь была открыта, он зашел. Фима лежал в кресле в бессознательном состоянии. Роман взял его на руки и переложил на кровать. Пришла Фимина собака и крутилась рядом.

Через три дня мы узнали, что мой брат умер. Так умереть мог ухитриться только он. Ведь всем известно, что в Израиле медицина на высоком уровне. Кроме того, там существуют разные социальные службы. Но он не хотел и туда обращаться за помощью, также отказывался переехать к сыну, который неоднократно настаивал на этом.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Годы гнева в галопе

Секирами молний на темени высекают из туч

Обгоревших людей имена:

Кто свой век отслужил

Своему материнскому времени -

Послужил всему миру и всем временам.

Жизнь несется в потоке печали:

Гостья радость – под смутною шалью;

Ум беспомощен, души кричащие.

А поток, что игрок, загребает и тащит.

И доселе сидит старик у моря,

Улыбается рыбке удачи.

Замывает печаль краской юмора,

И вздыхает, и зябнет, и плачет.

Только сердце смеется печали,

Скрыв от глаз детский юмор начала…

(Симон Штейн «Эхо лет»).

В настоящее время, когда я окончила писать свои рисунки по памяти, я должна упомянуть о том, что мне часто доводилось сожалеть о том, что я не спрашивала родителей о многом. И теперь очень сожалею об этом. Я не знаю также, почему мой младший брат, которого я горячо любила и нянчила с самого дня рождения, не хотел обращаться к врачам, когда чувствовал себя очень плохо. Тем самым он ускорил приближение летального конца. Мелькают в голове всякие предположения, но каким из них точно руководствовался мой брат, уже одному Богу известно.

Хочу объяснить, почему я много говорю о предвоенной политике в нашем государстве, о Сталине и о войне. Все эти темы, которые я затрагиваю, тесно связаны между собой. Когда началась война, мне было тринадцать лет. Это уже достаточно, чтобы понимать все происходящее вокруг. Дети войны взрослели намного раньше, чем теперь. Все то, что привело к войне, оставило неизгладимый след в моей душе.

В первый день войны мой старший брат Давид ушел в училище танковых войск, куда его вызвали, чтобы вернуть документы, т.к. он был несовершеннолетним. Но он уже не вернулся домой. Он погиб в Керченском проливе летом ., когда немцы наступали на Кавказ.

Теперь я знаю, что таким успешным наступление немцев в этом районе могло и не быть. Внешние разведчики задолго до этого наступления предупреждали о нём, но им не верили. В этой кровопролитной войне погибли миллионы наших сограждан, а ведь войны вообще могло и не быть, если бы политика нашего государства, которую определял лично Сталин, была иной. Поэтому считаю правомерным рассуждать и делать выводы. В конце концов, выяснилось, что наш « вождь и учитель» до войны руководствовался личными интересами и потому вверг наш народ в эту кровавую мясорубку. Однако остался невыясненным важный вопрос, почему он вел себя так неумно, начиная с . и во время войны. Разве что предположить, что неограниченная власть сделала его самодуром, а потом и параноиком.

Теперь лично о своих переживаниях, связанных с войной. Со дня объявления войны до эвакуации прошло три месяца. С самого первого до последнего дня нашего проживания в Полтаве прошло три месяца. Все это время были страшные волнения у всей нашей семьи, связанные с моим братом Давидом, беспрерывными бомбежками, во время которых нам приходилось бежать под градом осколков с неба в соседний двор, где был подвал. Предписания местных властей часто были лишены всякого здравого смысла. Например, было приказано рыть во дворе окоп, как будто мы собирались из него отстреливаться или в нем можно было спрятаться от летящих сверху бомб. К тому же после неоднократных дождей в нем скопилось много воды.

Видела проходящих измученных беженцев, которые рассказывали, что немцы убивают евреев. Буквально в последний момент мы бежали к составу эвакуироваться. И там была страшная бомбежка. А сама эвакуация тоже была страшная и длительная. А во время пребывания в Самарканде вся наша семья и все мои одноклассники узнали, что такое недоедание и даже голод. Разве такое можно забыть?

А когда война закончилась, её последствия нас долго не отпускали. Опять скудость питания, бесконечные переживания нашей семьи о брате, о котором мы ничего не знали. Я и мой младший брат Ефим взяли все на себя и беспрерывно писали во все инстанции. Мы с ним понимали, что все это напрасно, но мама не хотела верить, что брат погиб, т.к. не было официального уведомления. Официально узнали о его гибели только где-то в 65 году. Разве всего этого не достаточно, чтобы писать об этом? Это как «пепел Клааса стучит» в моем сердце.

Боюсь также, что много негатива в моих воспоминаниях. Но ведь было и много хорошего: и семья, и воспитание детей и внуков, и моя работа, в которую вкладывала частицу своей души, и понимание и поддержка всех моих начинаний со стороны моего супруга, и путешествия, и то, что я делаю до настоящего момента. Всё это всегда доставляло и продолжает доставлять мне огромное удовольствие. К этому нужно еще добавить готовность моей дочери и внука Саши оказать мне медицинскую помощь, если требуется. Разве этого мало, чтобы считать себя счастливой?.

Кончаю своё повествование «Реквиемом по ушедшим годам» (Вырезки из белого стиха Н. Сагаловского).

К сведенью всех джентльменов и дам:

Вечная память ушедшим годам,

Вечная память голодному детству,

Свисту шрапнелей, разрыву снаряда,

Вечная память.

Старому платью на локтях протертых,

Вечная память сонатам и фугам,

Красному галстуку вечная память,

Милое детство, Кассиль и Гайдар!

Вечная память ушедшим годам.

Вечная память друзьям и подругам,

Всем не дожившим до этого часа.

Вечная память.

Вместе с дипломами, первой зарплатой!

Мало ли била нас жизнь по мордам,

Вечная память ушедшим годам.

Детскому плачу, газетной химере,

Крымскому солнцу, таможням, АВИРам,

Вечная память ушедшим годам.

Вечная память парткому, месткому,

Встречному плану восьмой пятилетки,

Я вам за них и копейки не дам,

Вечная память ушедшим годам.

Годы мои, как часы, отстучали,

Я их тасую, как карты в колоде –

Будни и праздники,

Сны и печали,

Звуки еще не забытых мелодий,

Фрадкина, Фельцмана и Дунаевского -

Я никогда их забыть не сумею.

Боже! Куда мне прикажешь податься,

С вечною памятью этой,

Вечная память ушедшим годам!