Наш жизненный путь

За долгую совместную жизнь с Таней у нас накопилось огромное количество фотографий наших родителей, детей, внуков, правнуков, родственников, знакомых, сослуживцев и просто на память.

Все эти фотографии систематизированы по мере их появления в трех больших альбомах.

Над этим долгие годы трудилась очень старательно Таня.

У нас в семье еще есть очень интересный документ, над которым много поработала Таня, чтобы его создать. Это - родословная двух наших семей. Это она, с помощью своих двоюродных сестер восстановила родословные шести поколений, начиная с 1850 года по настоящее время.

При помощи и содействии нашего уважаемого зятя Алика к каждому человеку приложена миниатюрная фотокарточка. Это большая и очень трудная работа. Тем не менее, она сделана.

Родословные - это не только память о прошедшем, настоящим и мечты о будущем, но они как бы постоянно тебя спрашивают, какой ты след в жизни оставил.

Чтобы создать родословные, надо было сделать огромное количество запросов, писем, телефонных звонков. Велась длительная переписка с Америкой, куда в 1905 году уехали родные братья и сестры наших бабушек, дедушек и родителей.

В конечном итоге получилась полноценная память о всех наших родственниках для настоящих и будущих потомков.

Я себе представляю сегодня, как через много лет наши дети, внуки, правнуки за праздничным столом вспомнят нас добрым словом и поднимут тост в нашу память. Думаю, что для этого стоило трудиться.

Последний приезд сына в гости к нам побудил меня изложить в письменном виде наш жизненный путь, который мы прошли с самым любимым человеком, Таней, за 65 лет совместной жизни, от края до края.

Об этом просят сын и дочь.

Не могу не вспомнить просьбу нашего руководителя клуба, очаровательной Зины, - о том же.

Все это и является началом, что называется, воспоминанием, которое начну с нашего детства.

ДЕТСТВО

Свое детство я помню, начиная с пяти лет, это было, когда шла первая империалистическая война.

Моего отца как сапожника по специальности призвали в армию в город Мозырь, где была большая сапожная мастерская по пошиву сапог для действующей армии.

Семья наша в это время находилась в местечке Копаткевичи, порядка 50 - 60 километров от города Мозыря .

В семье у нас было шесть детей, от одного года - до одиннадцати лет. Нашей старшей сестре, Кларе, было тогда 11 лет. Она уже тогда старалась казаться самостоятельной. Она над нами по праву верховодила. В доме у нас игрушек не было. Возможно, их вообще в природе не было.

Основная игра, которую она проводила с нами, - это была игра в прятки. Нам только запрещалось прятаться вне дома. Мы это требование обязаны были выполнять. За нарушение этого условия виновник ставился в угол.

Старший брат, Лазарь, который был на два года меньше старшей сестры Клары, чаще других нарушал эти условия. Он у нас был большим драчуном. Часто убегал на улицу. Там находил себе компанию. Его сверстники боялись. Маме часто приходилось выходить на улицу и искать его. Наказаний мамы он не боялся.

Мы, все младшие: я, младший брат Ефим, сестры Соня, Маня - были очень послушны. Слово мамы было для нас закон. Я помню, что очень часто мама, упрекая Клару и Лазаря, ставила нас, младших, в пример. Мы всегда этим очень гордились.

Хочется сейчас вспомнить младшего брата - Ефима, который в 1941 году, не доезжая до Западного фронта, погиб при бомбежке немецкой авиации эшелона, следовавшего с Дальнего востока на запад. Об этом мы узнали значительно позже.

Моя мама была очень красивая блондинка. Маленькая ростом, трудолюбивая, заботливая. Она постоянно волновалась за нас - детей, за папу.

Где бы дети не игрались, она тут как тут появлялась и забирала домой. Дома уже на столе была еда, и мама очень волновалась, если кто-то не доедал.

Ее основная работа была ведение хозяйства по дому. А дома работы было очень много. Ведь буквально все делалось вручную. При этом она была совершенно безграмотная. Не умела ни читать, ни писать. Соблюдала все еврейские традиции и праздники.

Прошло некоторое время, и отец получил возможность перевезти всю семью по месту службы, т.е. в г.Мозырь.

Отец снял квартиру и подготовил все необходимое для нашей встречи.

По еврейской почте мама узнала об этом, и началась длительная подготовка.

Дело было осенью. Мама позаботилась о том, чтобы нам было тепло в пути. А предстояло ехать на подводе порядком - 8-10 часов.

Мама с помощью родственников, соседей нанесла дров и затопила нашу большую крестьянскую печь. Принесла в дом кирпичи по количеству детей и эти кирпичи вложила в печь на много часов.

Мы, дети, к этому необычайному событию готовились по-своему.

Рано утром к дому подъехала подвода. Папа заранее предусмотрел, чтобы балагула (извозчик) был из евреев.

Мама одела нас кого во что горазд и усадила нас в подводу. При этом не забыла про свои накаленные кирпичи.

Завернутые во множество тряпок, эти кирпичи были положены каждому ребенку в ноги, что обеспечило тепло почти не всем пути.

Правда, временами в пути со стороны того или иного "пассажира" заявлялись жалобы на недостаточную комфортность. Но мама продолжала ехать, уговаривая каждого по-своему. Сама при этом, конечно, испытывала наибольшие трудности. Ей жаловаться было некому.

Уже значительно позже мама мне рассказывала, что я кричал:"Ды фус!" - что означает "нога".

Папа в солдатской форме с еще одним солдатом нас встретил. Я запомнил эту встречу. Она была почему-то нерадостная. Папа нас не поцеловал. Мы были почему-то растеряны. Папа нас накормил. Помог маме уложить нас спать.

Проснувшись, мы в первую очередь осмотрели свои владения. Обнаружили большой двор с фруктовым садом.

С этого времени и начинается моя жизнь в этом городе.

Город Мозырь - небольшой провинциальный город в Гомельской области. Образован в 1795 году с речным портом на реке Припять. Большая часть города заселена евреями. Есть белорусы, русские и поляки. Естественно, есть церковь, костел и пять синагог. Все синагоги находятся в одном месте на берегу реки.

По одной из причин эти синагоги были у меня в памяти много лет. Отмечалась какая-то пасха. Взрослое население молится в синагоге. Мы, мальчишки, играемся на улице. Около синагоги находится множество разнообразных ларьков. Можно было купить и конфеты, и вкусные булочки.

У кого-то из мальчишек оказались деньги, и он купил булочку и поделился с нами. И здесь, как на грех, в это время мой папа вышел в туалет и увидел, как я ем булочку.

За нарушение святости Пасхи я, конечно, получил по заслугам. Запомнил это наказание потому, что это было мое первое и последнее физическое наказание в моей жизни у родителей.

До создания Советской власти я успел закончить один класс хедера.

В Мозыре были две гимназии. Мужская и женская. Я учился в мужской гимназии во вторую смену, которая называлась реальное училище.

Таня, пятью годами позже, училась в женской гимназии. Но если для меня гимназия находилась очень близко от дома, то Тане приходилось шагать очень далеко. Они жили на дальней окраине города.

Тогда мы друг о друге не знали ничего. Хотя наши родители были хорошо знакомы. Ведь они дальние родственники.

Как не вспомнить о таком эпизоде в жизни нашей семьи. Этот эпизод говорит о том, что мои родители ради сохранения здоровья детей не брезговали ничем. Мы, дети, в годы разрухи часто болели. В продаже продуктов питания не хватало. Да и в семье денег не было для их покупки. Но родители нашли выход из этого положения.

Хотя это было грубейшим нарушением еврейских традиций, купили поросенка и откармливали на кухонных отходах.

Периодически свинью резали, заводили другую. И мама нас, детей, кормила почти бесплатно мясом, салом, колбасой и другими яствами.

Это называется еврейская мудрость. И это придумала моя маленькая мама.

Мама для этого завела специальную посуду, которой пользовались только мы - дети. Для этой посуды было отведено отдельное место.

Папа с мамой этими продуктами, конечно, не пользовались. Но это продолжалось только до тех пор, пока мы жили на квартире у местного попа.

Как только мы переехали жить в еврейский квартал, такой практикой мы больше не занимались.

Если мама у нас была маленькая, то папа был у нас высоким, здоровым, красивым.

Однажды ночью, когда мы жили еще в Копаткевичах, к нам в квартиру забрался вор. Папа услышал и вступил с ним в борьбу. Победил его и , с помощью подоспевшего соседа, связал и передал его уряднику.

Мозырь мне помнится очень многим. Здесь я вступил в пионеры. В те годы каждый пионерский отряд имел свое помещение. Пионеры собирались не только официально на сборы, но все свое свободное время проводили в пионерском клубе. Здесь проводились беседы всякого рода, игры, путешествия вблизи города, катались на лодках и многое другое.

В 1921 году мои родители устроили мне бар-мицве. Были приглашены семилетняя Таня и ее младшая сестра Лиза. У Тани были еще младшие три брата. Но, к великому сожалению, в первый год Великой отечественной войны все погибли.

Значительно позже Таня или моя мама вспомнили, что Таня тогда подарила мне чернильницу-неразливайку. Я этой чернильницей долго пользовался.

Не исключено, что я, двенадцатилетний ребенок, тогда уже "положил глаз" на семилетнюю девочку.

В последующие 10 - 12 лет мы с Таней почти не встречались, хотя жили в одном городе. Связь с Таней мы восстановили только в 1933 году, когда я приезжал в город Воронеж, где жили уже тогда мои родители и училась в железнодорожном техникуме Таня.

Не могу не вспомнить годы гражданской войны в этом маленьком городе Мозыре.

Почему-то ни одна банда не обходила этот городок. Здесь побывали Петлюра, Булак- Балахович, поляки и еще помельче.

Петлюровцы не только грабили население, но и убивали, устраивали погромы против евреев. В одном из погромов бандит убил моего дедушку Давида и отрезал пальцы у бабушки Фруме.

Булак-Балахович занимался только сильным грабежом. Население об этом знало и чувствовало. Их штаб разместился в мужской гимназии. Однажды еврейские женщины осмелились и пошли просить главного бандита, чтобы он им отдал хотя бы подушки. С женщинами были мы - дети. До сих пор помню этого Балаховича. Подушки, конечно, он не вернул.

В 1922 году Мозырь заняли поляки. Они тоже претендовали на этот городок.

Они грабили все население подряд, без учета национальной принадлежности. Кроме грабежа, они устроили публичную казнь, через повешение, пяти коммунистов. Среди казненных была одна женщина.

Заставили население города явиться к мосту, где на пяти столбах устроили эта казнь. Женщина во время казни сорвалась. Но казнь повторилась.

Мозырь часто занимала и освобождала Красная армия.

И только в конце 1923 года установилась Советская власть.

Мои родители в это время искали средства для существования.

В городе Советская власть разрешает частную торговлю.

Папа открывает лавочку по торговле кожевенными изделиями-остатками.

Но вскоре Советская власть принимает другое решение: запретить частную торговлю. И стала закрывать эти лавки. При этом, в один день их опечатали. Опечатана была и наша лавчонка.

Папа не мог допустить такую несправедливость и принимает мудрое решение. Не трогая печать, расстеклить окно лавки и вытащить весь товар, принадлежащий нам. Папа заранее решил, что для этой цели подходят мои габариты. При помощи папы я залезаю в расстекленное окно и с помощью всей семьи в течение какого-то времени передал весь товар. Весь товар был спасен.

Городские блюстители порядка приняли этот случай за счет очередного ночного происшествия, которые и раньше случались в этом городе.

Папа за этот "подвиг" меня чем-то наградил.

Вспоминаю свою дружбу с соседским мальчиком. Мы оба увлекались рисованием портретов Ленина, Троцкого, Зиновьева. Но эти портреты, кроме славы, ничего не давали. Нам же хотелось заиметь свои деньги. Больно много булочек, конфет и других лакомств было в продаже, но для этого нужны были деньги, которых у нас не было.

Однажды мы надумали и предложили свои услуги сапожнику, у которого не было вывески. За несколько дней мы нарисовали большой сапог с его фамилией.

Он у нас принял эту вывеску.

Но с оплатой не спешил, и видно было, что и не собирался.

Мы однажды в вечернее время решили эту вывеску "экспроприировать" и унесли к себе домой.

Переписав фамилию другого заказчика, мы эту вывеску продали. Нам полностью удалось компенсировать все расходы и несколько дней лакомиться вкусными яствами.

После этого мы получили еще несколько заказов. Я даже часть заработанного отдал маме.

Моя младшая сестра Маня живет в Бат Яме с семьей своей дочери Лены. На днях в телефонном разговоре мне сестра напомнила, что в нашей семье, в Мозыре, строго придерживались традиции субботнего дня.

У евреев всю неделю мяса и курицы могло не быть. Но на субботу обязательно покупалось.

Из курицы мама готовила бульон с фарфеле, а из мяса - эсик-флейс (кисло-сладкое). Но моя младшая сестра Соня эсик-флейс не ела, мама ей готовила другое блюдо.

Все это готовилось в пятницу. Папа отправлялся в синагогу, хотя в обычные дни он синагогу не посещал. Надо было работать.

Мама к вечеру накрывала стол белой скатертью и ставила на стол красивые тарелки и серебряные ложки, вилки и ножи. В обычные дни мы этой посудой не пользовались.

К приходу папы из синагоги вся семья садилась за стол, и начиналась трапеза. Папа прочтет небольшую молитву и скажет:"Лехаим!" Папа с мамой выпьют по рюмочке вина.

В субботу папа с мальчиками отправлялся в синагогу с утра. Возвращались к обеду. Мама все, приготовленное в пятницу, выставляла на стол в горячем виде. Печка наша закрывалась специальной заслонкой, и, благодаря этому, пища сохранялась горячей целые сутки.

Папа после обеда ложился отдыхать. Мы, дети, игрались на улице.

1925 год. Я оставляю свой город, детство, Мозырь.

Наиболее памятным для меня на много лет останется это: огромный двор с фруктовым садом, в котором мы жили сразу же по приезде из Капаткевичей, сарай с поросенком, которого мы держали строго-настрого взаперти.

Причину этому мы узнаем значительно позже.

Гимназию, которую я посещал семь лет.

Почему-то запомнил бородатого попа, который преподавал нам закон божий в первых трех классах, - со своей длинной линейкой, которую он применял против непослушных.

Своего друга Факторовича, с которым я занимался рисованием и долго еще переписывался, живя в Минске.

И, конечно, ту ночь, когда мы всей семьей выносили весь принадлежащий нам товар из лавки.

Этот город я буду еще посещать до 1929 года, пока там жили мои родители с младшими сестрами.

1925 год. Год, когда я переезжаю жить в столицу Белоруссии - город Минск.

Год, когда прощаюсь с детством и вступаю в юность.

Юность

Наступает для меня 1925 год. Это год окончания семилетки. Я вступаю в пору юности.

А юность - это самая активная пора жизни.

Это пора, когда возникает необходимость решать свою дальнейшую судьбу.

А как решаются судьбы?

Вспомним, как Кутузов решил судьбу войны России с Наполеоном. Он собрал Военный Совет в Филях. Мои родители об этом, конечно, не знали.

Но у них было уже тогда предчувствие, что я в будущем буду иметь отношение к военной службе, - и не ошиблись.

Они решили мою судьбы не на военном совете, а на семейном совете.

И вот, в начале 1925 года, в городе Мозырь, на Слуцкой улице собирается семейный совет в составе:

мой отец, еще не генерал, но уже сапожник, моя мама - домашняя хозяйка, моя старшая сестра Клара, которой тогда уже исполнилось двадцать лет, и я - Лева, шестнадцати лет, в будущем - полковник.

Со званием я не ошибся. На днях мой внук Костя из Краснодара сообщил мне, что президент Ельцин, уходя в отставку, присвоил всем офицерам-участникам Великой Отечественной войны очередные звания.

А обстановка в семье на этот день такова: вне семьи, в Минске, живет и работает мой старший брат Лазарь, старшая сестра Клара рвется куда-нибудь уехать или, может быть, выйти замуж. Женихов было много. Она ведь была красивая. В те годы это был тоже очень важный фактор для девушек.

В связи с такой обстановкой, папа и мама не хотели расставаться со мной.

Я настаиваю на отъезде в Минск к старшему брату. Я почему-то был уверен, что он меня с охотой примет. И не ошибся.

Побеждает моя концепция. Принято решение отправить меня в Минск.

Младший брат и сестры с опущенными головами не отходят от меня. Старшая сестра подбадривает меня. Но сразу же возникают проблемы, которые надо решать, не откладывая. Нет прямого поезда Мозырь - Минск. Надо ехать через станцию Калинковичи. А это - 12 километров. Но эта проблема быстро решается. Папа нанимает извозчика и будет меня сопровождать до станции Калинковичи.

Последние мамины наставления, конечно, со слезами на глазах, - и трогаемся в путь.

Вот и станция Калинковичи. Прощаюсь с отцом и занимаю место в вагоне. Все для меня непривычно. Ведь первый раз в жизни я еду по железной дороге. Внимательно слежу за всем, виденном в пути. Все пассажиры заняты едой. Их больше ничего не интересует.

Наконец, на второй день и город Минск.

Меня очень удивила встреча брата на вокзале. Откуда он узнал, что я именно в это время приеду? Все для меня было загадкой.

Впервые, вероятно, в жизни мы расцеловались с братом. Обратил почему-то внимание на чрезмерный крик извозчика. Брат, не нанимая извозчика, повел меня к себе на квартиру. Он жил очень близко от вокзала. По дороге мы с ним не разговаривали. Я бесконечно присматривался к прохожим, которых было очень много, и к многочисленным магазинам вдоль всей улицы.

Брат жил на съемной квартире в маленькой комнате в польской семье с еще одним подростком. Я, с согласия хозяина, пристроился третьим.

Между тем, я объявил брату, что цель моего приезда - это устроиться на работу или учебу.

В разговоре с братом наедине сказал ему, что приехал потому, что жить дальше с родителями в Мозыре я не мог, а родители, при всем их желании не могли меня содержать. Ведь в этом году мне исполнилось 16 лет.

И я не имел права больше оставаться на их содержании. У нас к этому времени родилась девочка Циля. А работающих в семье был только один отец, и то с непостоянным заработком.

В Мозыре, да и по всей России действовал, так называемый, НЭП, что значит "новая экономическая политика". Это когда наряду с предприятиями государственной торговли действует частная торговля.

Мой отец содержал в городе маленькую лавчонку, торговавшую кожевенными остатками, а именно хромовые и кожевенные куски, устилки, подошвы, дратва, гвозди и прочая мелочь. Покупателями были, в основном, многочисленные сапожники, которые шили на заказ местному населению и приезжавшим из деревень обувь.

Такая продажа не давала возможности содержать большую семью, как наша. К этому надо было еще оплачивать съемную квартиру, которую мы снимали у местного попа.

Брат в Минске уже жил около четырех лет. Работал наборщиком в типографии имени Сталина.

В этой типографии печатались книги, газеты на четырех языках: белорусском, русском, польском и еврейском.

При этой типографии действовал фабзавуч, что значит "фабрично-заводское учебное заведение", где готовились специалисты для всех цехов типографии.

В Минске было много других учебных заведений, но я решил идти по стопам брата, т.е. овладеть специальностью ручного наборщика.

Чтобы поступить в этот фабзавуч, надо было иметь знания в объеме семилетки. Такие знания у меня были, в течение короткого времени я сдал все испытания и был зачислен учеником этого фабзавуча по специальности "ручной наборщик".

Характерна одна деталь. Если бы я не знал наизусть фамилии всех вождей революции и текущие события дня, я мог бы и не поступить. Этот предмет был важнее всех других. Но накануне этого экзамена я с братом всю ночь штудировал этот святой предмет.

"Ручной наборщик" - это первичная специальность в полиграфической промышленности, которая воссоздает все остальные специальности в типографиях.

Перед тобой лежит наборная касса-ящик, в которой размещается вся азбука в виде типографских литеров, отлитых из цинка.

Каждая литера (буква) - в отдельной клетке. Из этих литеров наборщик формирует строки, превращаемые в полосы. Чем больше наберешь таких строк, тем больше за рабочий день заработаешь. Я набирал таких литеров порядка 15 тысяч за рабочий день, что считалось хорошей нормой и хорошей зарплатой.

К этому я пришел спустя год-два после окончания фабзавуча.

В фабзавуче я учился 2,5 года, обучал меня старый еврей-инструктор Беленький. Его фамилию я запомнил потому, что он был не только хорошим инструктором, но и веселым человеком. У него были большие усы, и, чтобы нас, безусых мальчишек, рассмешить, он вкладывал их в рот и предлагал нам, чтобы мы повторили этот фокус.

С поступлением в фабзавуч я перешел жить в общежитие. Это была большая комната на 15 коек. Без туалета. Большой умывальник, в который дежурный заранее наливал воду.

Вблизи общежития размещалась рабочая столовая. Чтобы пообедать, надо было в кассе выбить талон и с этим талоном постоять в очереди в окно для выдачи. Стоимость обеда из двух блюд - 25 копеек. Мы могли покупать каждый день или первое блюдо, или второе блюдо. Полный обед мы покупали на третий день.

Наша стипендия составляла шесть рублей.

Учебный день наш продолжался 12 часов, 8 часов мы проводили в наборном цехе за кассой и 4 часа в классах. Изучали полиграфию и общеобразовательные предметы. Благодаря этим общеобразовательным предметам, я в последующие 3 года успешно сдал экзамены в вечерний рабочий университет с химическим уклоном.

В фабзавуче я заметно взрослел. Я уже начал чувствовать, что на меня возлагается ответственность не только за себя, но очень уже хотелось чем-то помочь своей семье, которая очень нуждалась в такой помощи - материальной. Но я также понимал, что, пока учусь в фабзавуче, это невозможно.

И я очень старательно и прилежно изучал все то, что необходимо для успешного окончания этого учебного заведения.

В этом фабзавуче мне часто приходилось встречаться с видными литературными деятелями БССР, как поэт Янка Купала, писатель Якуб Колас. Их книги печатались у нас, и они приходили их корректировать.

В то время со стороны комсомольских организаций проводилась большая пропагандистская работа среди молодежи. В городе проводились митинги, собрания, встречи, на которых выступали с пламенными речами предсовнаркома БССР Голодед, председатель ЦИК БССР Червяков и другие.

Уже значительно позже, в 1935 - 1937 годах, я узнал, что они - "враги народа" и будут расстреляны. А еще позже - что они "врагами народа" никогда не были и реабилитированы.

Вспоминается такое мероприятие с привлечением молодежи, в котором я участвовал.

Шла усиленная борьба государства с, так называемыми, нэпманами. Была поставлена задача ликвидировать их как класс. Фактически, частная торговля была уже ликвидирована. Но частники вроде бы задолжали государству.

В одну из ночей местные финансовые, партийные и комсомольские деятели организовали массовую проверку всех должников. Было собрано огромное количество комсомольцев. Каждой паре вручили списки с адресами должников. Эта пара должна была придти в указанную квартиру и провести обыск с правом конфискации ценностей по своему усмотрению.

Ценностями считались деньги, валюта, золотые и серебряные предметы. Можно было снимать обручальные кольца, цепочки и другое. Все изъятое приносили в клуб, где заседала комиссия, и выкладывали на стол. Нам, конечно, неизвестно, что из принесенного попало в регистрацию, а что - по карманам. Мы тогда не понимали, что совершаем большое беззаконие. Но, к сожалению, это было распространенным явлением тогдашнего руководства. Мы были верны этому руководству верой и правдой.

И только через десять лет, когда начнутся массовые аресты и расстрелы, в глубине души, начнем сомневаться. Но никогда никому не высказывать вслух, ибо это было опасно для жизни.

В это же время, то есть в 1937 году, моего старшего брата Лазаря, с которым я жил в Минске, но в это время жившего в городе Луге, арестовывают как "врага народа" и приговаривают к десяти годам без права переписки, что означает - расстрел.

Об этом мы узнаем значительно позже. А вина моего брата заключалась в том, что он был женат на красивой женщине, которую любил работник КГБ. И этого было достаточно, чтобы зачислить в список врагов народа и передать дело, так называемой, "тройке", которая его осудила.

Общежитие, в котором я жил, было плохо обустроено. Мы все жили в одной большой комнате. Без каких-либо удобств. Зимой было холодно. Было много случаев воровства. Отсутствовала дружба.

Правда, через какое-то время я подружился с одним учеником по фамилии Кац и с другим с фамилией Козлов. Вот единственная тройка, которая была всегда вместе. Наша тройка впоследствии попала в военное училище и по окончании училища - с 1934 года до начала Великой Отечественной войны - переписывались.

Сейчас, к сожалению, не знаем друг о друге ничего.

Изредка в Минск из Мозыря приезжал мой отец и, конечно, не с пустыми руками. Я эти подарки принимал с неохотой, зная, что им там трудно живется.

Молодежные организации нас не забывали. Давали нам иногда талоны на обед, ужины, билеты в кино и в цирк.

Минский окружной комитет комсомола среди нас - молодежи - проводил большую общественную работу. Лекции, коллективные посещения музеев, которых в Минске было много.

В 1928 или в 1929 году в Минск из Москвы приезжает Маяковский. В клубе им. Карла Маркса собирается молодежь, где он выступает.

На большом столе в президиуме огромное количество записок с вопросами. Маяковский на некоторые вопросы отвечает, а большую часть вопросов демонстративно рвет.

В нашем фабзавуче был, по-видимому, плохой руководитель. Мы встречались с ребятами из других подобных учебных заведений и знаем, что они были в совершенно других условиях во всех отношениях. У них даже стипендия была выше.

Я сейчас не могу вспомнить ни одного из руководства, за исключением своего инструктора-педагога Беленького, который знал о нашей жизни. Он очень часто, по поводу и без повода, приносил мне что-нибудь вкусное и угощал.

Наступает долгожданный 1927 год. Это год нашего выпуска. По общеобразовательным предметам я сдаю с оценкой только "хорошо". (В то время были оценки:"удовлетворительно", "неудовлетворительно" и "хорошо").

По наборному делу я за два часа набил четыре тысячи литеров. Это считалось хорошей нормой.

Я получаю назначение в наборный цех типографии имени Сталина.

Это очень большое предприятие, где печатаются все издания Белоруссии.

Я покидаю общежитие.

В это время в городе проходило уплотнение жильцов, у кого есть лишняя площадь.

Я получаю небольшую комнату в квартире известного в Минске врача.

Вскоре я подружился с его сыном моего возраста. Он больше находился у меня в комнате, чем в квартире. Мы с ним очень подружились.

Врач даже по праздникам приглашал меня обедать. С переездом в эту комнату у меня преобразилась вся жизнь.

Врач оставил в комнате все, что необходимо для нормальной жизни. Единственное, о чем попросил меня врач, это заходить в комнату со двора, чтобы не мешать ему принимать посетителей. Он принимал на дому больных с центрального входа. Комната находилась рядом с типографией.

Я был очень доволен назначением и, конечно, отличной комнатой, в которой прожил до самого отъезда из Минска. Прожил в этой комнате пять лет.

1927 год отличается от других лет тем, что в стране была большая безработица. Очень многих сверстников по учебе направили на переквалификацию. Об окончании учебы я, конечно, сообщил домой. Родители, конечно, обрадовались этому событию. Они знали, что в фабзавуче мне пришлось трудновато. А я был безмерно рад, что я отношусь к рабочему классу.

У рабочих тогда был ряд льгот. Чтобы подчеркнуть свое отношение к рабочему классу, мы, подростки, уходя на обед в столовую, вымазывали руки и лицо.

В столовой мы, не задумываясь, покупали себе полный обед. С нетерпением ждали первую получку. Я знал, что она будет солидная. Мы работали сдельно. Нам оплачивали за количество набранных букв. Я уже в фабзавуче отличался быстротой рук, что давало гарантию на хорошую зарплату. Оно так и было. Я уже с первой получки смог какую-то сумму отослать родителям.

С этого времени всю свою жизнь придерживался строгому правилу помогать родителям.

Так продолжалось до последнего дня службы в армии и затем работы на гражданке. А в последние годы, где бы я ни служил, через министерство обороны оформлял родителям аттестат, и с меня постоянно удерживали определенную сумму, которую вручали по месту жительства моим родным. Так было даже во время службы на Курильских островах после войны.

Вернусь к жизни в Минске.

С началом работы в типографии у меня, естественно, изменился порядок дня. К нему надо было привыкнуть. Оказалось, что это не так просто.

Рабочий день в типографии начинался в семь часов. Вставал я не позже шести часов. К началу работы следовало позавтракать. Это оказалось сложной проблемой. Ведь столовые начинали свою работу в семь часов, что меня не устраивало. В своей комнате я даже не мог приготовить себе чаю.

Я уходил на работу без завтрака. Перерыв на обед только в 12 часов. Так долго это не могло продолжаться. Тем более, что работа у меня была вредная. Ведь буквы, которые я набирал, стоя у наборной кассы, были отлиты из цинка. И это значит, что я дышал цинковой пылью. Нам даже полагалось выдавать молоко, которого тогда в типографии не было.

Врач, у которого я жил на квартире, заметил, что я уходил на работу без завтрака. И он меня выручил. Дал мне во временное пользование все, что необходимо для приготовления чая. Проблема с помощью хороших людей была решена.

В четыре часа дня я приходил с работы. А что дальше? Небольшой домашний отдых, кое-какие домашние дела, а вечером в твоем распоряжении клуб, который функционировал при типографии. В клубе была небольшая библиотека, читальная комната и разного рода кружки.

Я начал посещать кружок, где учили играть на гитаре. Этим кружком я увлекся, купил себе гитару и вроде бы научился играть.

В клубе было много других мероприятий. Но все равно после рабочего дня оставалось много свободного времени. Надо было как-то разумно его использовать. Начал посещать каток. Купил себе коньки.

Появились друзья. Вечерами встречались.

В Минске было несколько вечерних рабочих университетов. Чувствовал, что надо продолжить учебу. Но что-то мешало. Большого желания не было.

И только в 1929 году надумал поступить учиться.

Вскоре, сдав экзамены, поступил в вечерний рабочий университет с химическим уклоном.

Перестал посещать клуб, каток и разного рода встречи и ежедневно с 7 до 10 часов штудировал науки.

И, наконец. Это будет не все о моей минской жизни, если я не напишу о том, что в 1926 году в Минск приезжает мой лучший друг-товарищ, близкий родственник и однофамилец, Петя Горовой.

Это тот самый Петя, которого в 1924 году, четырнадцатилетнего подростка, арестовывает ЧК, то есть Чрезвычайная комиссия, которая через какое-то время будет называться КГБ, целый день допрашивают и отпускают. Его обвиняют в сионизме.

Родителей у него не было. Их убили петлюровцы в 1921 году. Он жил у своего старшего брата Лейбе в городе Мозыре.

И вот, когда я и мой старший брат Лазарь жили уже в Минске, приезжает и живет с нами очень скромный, застенчивый шестнадцатилетний подросток Петя. Это был 1926 год.

Его цель была такая же, как и у меня: устроиться на работу или на учебу.

Его принимают учеником на деревообделочный комбинат.

Работает там до 1931 года.

В этом же году его мобилизуют и направляют учиться в летно-техническое училище, которое размещается в г.Смоленске.

В 1933 году он заканчивает это училище.

Проездом приезжает повидаться со мной в г.Киев.

В этом же году женится на Ане.

С Петей я связь не теряю. В будущем я встречусь с ним в Смоленске, куда я приезжаю перед отъездом в военное училище. В 1933 году он приезжает ко мне в г. Киев. Он уже в офицерском звании, а я еще курсант.

Значительно позже он - на Дальнем востоке, станция Бада, г.Чита.

В 1952 году Петя со своей семьей приезжает из Читы в г.Каунас, где я проходил военную службу. Запомнил, что Петя все время держал на руках своего младшего - Сашу.

Были еще встречи по окончании моей и его службы - в г.Воронеже.

И никогда не забуду не только я, но и семья, родственники и все, кто его знал, тот печальный и скорбный день, когда со своим сыном Сашей 19 января 1964 года он поехал кататься на лыжах, и это было для него последним днем в его короткой жизни.

И, наконец, последним событием в моей минской жизни являются спецнаборы.

В начале 1932 года партия и минобороны принимают решение об укреплении коммунистами кадров командного состава. По всей стране объявлены спецнаборы коммунистов для поступления в военные училища. Я попадаю в это число.

В начале февраля меня приглашают на беседу в ЦК компартии БССР.

В кабинете сидели партийный чин и человек в военной форме.

Партийный чиновник сказал мне, что мы не спрашиваем вас о желании учиться в военном училище. Этот вопрос решен там. Вы можете только выбрать специальность. И называет, какие училища где находятся. Я выбрал г.Киев, где находилось артучилище. На этом наша беседа закончилась.

Спустя несколько дней администрация типографии предоставляет нам отпуск.

Я решил использовать отпуск для поездки в Евпаторию, где в это время жили мои родители. Жили они в колхозе вблизи Евпатории. этот колхоз был создан американской благотворительной организацией АГРО-Джойнт.

Эта организация имела цель устроить советских евреев в колхозах. Для обработки земли была предоставлена техника. Были построены для жилья добротные домики. Я побывал несколько недель в таком колхозе.

Но Советская власть почему-то вскоре ликвидировала эти колхозы.

Всем колхозникам предложено было уехать туда, откуда приехали.

А я, согласно предписанию, с маленьким чемоданом переступил порог огромного здания, которое называлось "Военное училище имени С.С.Каменева".

Я прощаюсь с гражданской жизнью и вступаю в военную жизнь.

Я тогда не знал, что она будет продолжаться 25 календарных лет без перерыва.

Наш жизненный путь

Итак, 29 апреля 1932 года я стал курсантом Военного училища им. С.С.Каменева в г.Киеве.

В этот же день прибыло еще много молодых ребят, которых одели в военную форму, и у каждого на черных петлицах значилась надпись:"имени С.С.Каменева".

Это значило, что мы зачислены на три года обучаться в артиллерийском училище с именем этого генерала.

Этот генерал в царской армии во время империалистической войны командовал полком. Когда началась Февральская революция, а затем гражданская война, он перешел на сторону Красной армии. Вступил в компартию. Был на разных должностях. В том числе и зам. председателя РВС СССР.

Неоднократно приезжал в Киев для встречи с курсантами. Умер в 1936 году.

Наша учеба началась с того, что нас ознакомили с учебными классами и с жилыми помещениями. Через несколько дней нас повели на конюшню, где размещались лошади, с которыми нам придется иметь дело ежедневно, и даже три раза в день.

Распорядок дня был так построен, чтобы курсанты были заняты весь день.

Вставали мы в 6 утра. Пять минут на сборы, и сразу же - на физзарядку, которая продолжалась ровно тридцать минут. Зарядка была физически очень трудная. Форма для зарядки была своеобразная. Трусы и сапоги. Форма не менялась при любой погоде. Снег и дождь не являлись причиной переноса зарядки в закрытое помещение. Так продолжалось все три года.

Учебный день был максимально загружен. Двенадцать часов мы были в учебных классах с перерывом на посещение столовой и мертвого часа.

Кроме того, мы три раза в день были на конюшне. Чистили лошадей, кормили.

С лошадьми мы имели дело потому, что в те годы и значительно позже вся тяга в артиллерийских частях была только на лошадях. Тракторов и машин в Советской армии не было.

Одним из многочисленных предметов была конная подготовка. Для этого на территории училища был большой манеж. На этом хорошо оборудованном манеже с нами по расписанию преподаватель конной подготовки проводил занятия.

Манеж представляет собой большое закрытое помещение под стеклянным куполом. Пол устлан большим слоем опилок. Посередине манежа для управления лошадью стоит инструктор с длинной плеткой, которая ему нужна для управления лошадью. Когда это ему необходимо, он плетку пускает в ход. Один раз - по лошади, а, вроде бы, случайно - по всаднику.

Главной целью этого урока было отработать устойчивую посадку и положение в седле при любых аллюрах. Мы, курсанты, любили этот урок. Правда, часто падали, но опилки выручали.

Был еще один урок на лошадях. Это - вольтижировка. Но это уже относится к конному спорту. Для этого в этом же манеже была специальная лошадь и особое седло.

В этом виде спорта мы отрабатывали прыжки с лошади и посадку на полном ходу.

Сейчас, когда мне за девяносто, я не представляю, как это у меня неплохо получалось.

В училище было много оборудованных классов. В каждом классе стояли разобранные и в собранном виде все артиллерийские системы, которые были на вооружении в Советской армии. В других классах были все виды оптических приборов. Их было много.

Классы были доступны для курсантов весь учебный день.

Артиллерия - это сложная наука, связанная с математикой.

Тот, кто плохо знал математику, не мог быть хорошим командиром-артиллеристом.

Не случайно, тогда и всегда пехоту называли царицей полей, а артиллерию - богом войны.

Больше всего часов в нашей учебе уделялось способам артиллерийской стрельбы. Их много. Один из видов стрельбы - это стрельба с помощью самолета. У меня были летные часы.

Система обучения в нашем училище была поставлена на очень высоком уровне.

Во главе нашего училища стоял очень интересный человек. Высоко культурный и очень образованный во всех отношениях. Его фамилию я помню и буду помнить до конца дней своих. Это - генерал-лейтенант Буриченков. Мы, курсанты, знали, что он во времена царизма был юнкером в одном из многочисленных военных училищ. Окончил училище и долго служил офицером в царской армии. Воевал во время 1-ой империалистической войны на разных должностях до Февральской революции. Когда началась гражданская война, служил командиром в Красной армии.

Вступать в коммунистическую партию не надо было. Он был старым большевиком. Выполнял задания партии.

К сожалению, не знаю его дальнейшей судьбы. Не стал ли он жертвой сталинского режима.

Жил он на территории училища, и мы, курсанты, часто видели его. Он часто посещал казарму. Приходил в учебные классы.

Ежедневная наша жизнь в училище строилась так, чтобы то, что делали, запоминали и руководствовались в своей практической жизни.

Придя в столовую на прием пищи, мы видели, что столы были хорошо сервированы. Приборы и салфетки лежали на своих положенных местах. Периодически нас посещал квалифицированный официант из какого-либо киевского ресторана и обучал нас, как правильно сидеть за обеденным столом и как правильно пользоваться столовыми приборами и принимать пищу.

Практиковалось то, чего в других училищах вовсе не было.

В Киеве действовал театр оперы и балета.

Из этого театра приходили молодые балерины и обучали нас обычным танцам, но положение балерин при этом было не из приятных.

Дело в том, что мы, курсанты, ежедневно чистили лошадей, и, естественно, от нас пахло не одеколоном, а кониной.

В то время у курсантов был один комплект одежды.

В последующие годы это обучение танцам пригодилось.

Ведь я часто посещал Дом офицеров и бывал на других торжествах.

Кроме обучения военным наукам и своей основной специальности, в училище очень много времени уделялось физической культуре. Для этого был большой спортивный зал, в котором были все спортивные снаряды, и мы могли в свое свободное время им пользоваться.

Устраивались по выходным дням спортивные праздники. Будучи в лагерях (а мы ежегодно выходили в Дарницкие лагеря) почти ежедневно по шоссе Дарницы - Киев устраивали бег на десять километров. Кто только мог, увиливал от этого мероприятия. Мы этот бег очень не любили. Физически он был очень труден.

Весь учебный день в училище был до предела крайне загружен. Не все курсанты эту нагрузку физически выдерживали.

За три года обучения было много случаев, когда курсант отказывался от дальнейшего продолжения учебы и об этом докладывал. Были случаи, когда курсант уходил по увольнительной и не возвращался.

Начальник училища имел на этот счет свои взгляды. Он считал, что заставлять учиться не следует. Учеба должна быть только добровольной. При этом он забывал, что весь набор был по партийной мобилизации. Но, вместе с тем, эта большая физическая нагрузка являлась и хорошей закалкой. Это я чувствую на себе до сего времени.

Так продолжался целый год.

По существующему положению нам полагался двухнедельный отпуск. Нам его предоставили.

Я со своим другом Кацем поехал в Минск, где жили его родители. Мои родители в это время были под Евпаторией на двадцатом участке в колхозе.

В Минске я, конечно, посетил типографию, где работал, - в военной форме. Посетил и своего инструктора Беленького. Он очень обрадовался этой встрече. Пригласил он меня к себе на обед. Я с большим удовольствием пришел к нему на обед.

По возвращению в Киев сделал остановку в Курске и узнал, что Таня продолжает учиться в железнодорожном техникуме в Воронеже и на каждый выходной день приезжает в Курск, и не с пустыми руками, а с запасом хлеба, который она собирает за неделю.

Дело в том, что в тот год хлеб выдавался по карточкам, по строгой норме, а родители Тани были, так называемыми, "лишенцами". Им карточки на хлеб не полагались. Таня их выручала.

По приезде в Киев, я немедля попытался связаться с Таней. Переписка продолжалась два года. Известно, чем она закончилась.

Приступив к учебе, я с еще большим усердием принялся за овладение военной наукой.

Я уже понял, что моя дальнейшая жизнь связана со службой в Советской армии, и надо иметь необходимые знания, чтобы стать квалифицированным командиром-артиллеристом.

Учеба несколько усложнилась. Увеличилось количество часов по английскому языку. При входе в класс учительницы, все вставали. Дежурный отдавал рапорт на английском языке. Текст этого рапорта и сегодня помню.

Чаще мы стали выходить на полевые занятия. Усложнились и решаемые в поле задачи.

Несколько раз вышли в поле в боевом составе. Из курсантов назначались командиры и орудийный расчет. Занимали наблюдательные пункты и огневые позиции и проводили артиллерийские стрельбы.

Каждый курсант получал на местности конкретную цель и вел по ней стрельбу с применением боевых снарядов.

Педагоги давали оценку выполнения поставленной задачи, каждый курсант имел лист оценок, куда заносились все отметки за прошедший период.

Усложнилась и работа по уходу за лошадьми. За мной была закреплена лошадь с кличкой Богатырь. Я не только чистил и кормил эту лошадь. Я периодически ее купал. А купание - это очень сложная работа. В больших котлах нагревается вода, и специальной щеткой и скребницей моется мылом хвост, грива и круп лошади.

А учеба становится все труднее и труднее.

Все свободное время приходится проводить в учебных классах.

Нет времени даже на письма Тане и домой. Иногда даже вынуждены отказываться от увольнительной на посещение города.

Наступило лето 1934 года. Летом меня посетил старший брат Лазарь. Оказалось, что в Киеве у нас есть родственники. Мы с братом посетили их.

В этом же году приехал ко мне и Петя. Я сходил с ним в какое-то кафе, и мы совершили экскурсию в Печерскую лавру, которая размещалась около нашего училища. Я был бесконечно рад, несмотря на мою загруженность.

Приближается пора выпускных экзаменов. Это самая ответственная пора нашей учебы.

Уже вывешено большое расписание этих экзаменов. Они будут продолжаться месяц. Весь октябрь.

Даже известно, когда на Дарницком полигоне будут выпускные артиллерийские стрельбы. Известно, что на них будет присутствовать командующий Харьковским военным округом, генерал армии Иона Якир.

Для училища это большая честь.

Период экзаменов проходит быстро. Я экзаменами вполне доволен. Доволен я остался и выпускными стрельбами. Для подавления цели я использовал четыре снаряда. Можно было и семь. Увидел вблизи и Якира.

Наступает долгожданный день, вернее вечер.

Мы все сидим в большом зале. Здесь многочисленные гости из Киева. Много женщин, девушек. То, чего мы никогда здесь не видели. В этом зале.

В центр президиума сидит наш уважаемый начальник училища. В президиуме много незнакомых нам людей.

Слово предоставляется полковнику из Генерального штаба, который зачитывает приказ наркома вооруженных сил о присвоении пофамильно первичных званий и о назначениях.

Я стал командиром взвода и получил назначение в 3-ю Крымскую дивизию в 9-ый стрелковый полк в артиллерийский дивизион.

Это стало известно мне, когда вручили выписку из приказа.

На вечере подходили преподаватели-педагоги, поздравляли.

Особо запомнил гражданских педагогов по математике и педагогички по английскому языку.

На вечере мы были уже в командирской форме, но еще без знаков различия.

Несколько в стороне стояли маленькие столики, на которых было угощение. Даже вино и водка.

Было очень весело. Много танцев. Я тоже танцевал с какой-то девушкой. Поблагодарил ее и подал ей стул для отдыха. Это было по-джентльменски. Нас этому учили.

Поздно вечером мы пришли в казарму, в которой прожили три года, - но уже не как курсанты. Мы не задумывались, разделись и легли спать так, как нам хотелось. Мы уже знали, что никто нас не накажет. Мы уже вышли из подчинения старшины.

На следующий день я, не задерживаясь, получил все необходимые документы и уехал по назначению. Мое назначение - это город Симферополь. Об окончании училища сообщил Тане и родителям. Попрощался с друзьями. Некоторое время держал с ними связь.

По прибытии в Симферополь первую ночь переночевал в одной из гостиниц.

Утром пошел в полк. Представился командиру и комиссару полка. Комиссар со мной побеседовал, поинтересовался моим социальным положением. Я, конечно, не сказал ему, что мой отец держал лавку. Доложил, что папа - сапожник, это, по-видимому, его устраивало.

Кстати, комиссар полка был из Крымских татар, которые через некоторое время сильно пострадают от сталинского режима.

С докладом о прибытии я также представился и командиру дивизиона, и еще многим.

Но никто не поинтересовался, есть ли у меня жилье.

Я по своей инициативе обратился в КЭЧ. Это орган, который занимается устройством прибывших командиров.

Мне повезло. Недавно в эксплуатацию был введен новый дом. В нем, в двухкомнатной квартире, жил ветеринарный врач полка с сестрой. Он занимал одну комнату. Я поселился во вторую комнату. Комната хорошая, вблизи полка. Это меня вполне устраивало. Я в этой комнате прожил все пять лет моего и нашего проживания в Симферополе.

18 февраля 1936 года в эту комнату с Симферопольского вокзала привезу Таню, которая впервые приехала ко мне из Сталинграда.

Сюда же, в эту комнату, в апреле 1937 года Таня привезет из Курска, где он родился, трехнедельного Эдика. В этой же комнате, до приезда ко мне Тани, проживала моя старшая сестра Клара, когда у нее были нарушены нормальные отношения с ее мужем, Яровым.

В 1938 году ко мне приезжают младшие сестры, Маня и Циля. В нашем полку одновременно со мной служил молодой командир - Изя Эпштейн. Я с ним подружился, и мы долго вместе проводили свободное время.

По приезде Мани, мы проводили время все вместе. Изе понравилась Маня, но почему-то взаимности со стороны Мани он не встретил. По-видимому, у Мани кто-то уже был.

Резкое изменение в моей жизни наступило, когда в своем последнем письме к Тане я признался в своей искренней любви и предложил переехать ко мне в Симферополь и оформить через ЗАГС наш брак.

Не спрашивая согласия Тани, я через свою финансовую часть полка, как это полагалось, выписал ей проездной документ. В графе "РОДСТВО" написал: жена.

Этим я удивил всех мальчиков и девочек по месту работы, где Таня работала техником по ремонту паровозов. Все ее сослуживцы считали, что Таня - холостячка.

Получив мое письмо, Таня принимает разумное решение. Собирает свои вещи и приезжает ко мне.

Я этому событию был безмерно рад и счастлив.

И вот, 18 февраля 1936 года в 17.00 я встречаю свою любимую Таню на Симферопольском вокзале.

Нанимаю извозчика и привожу на улицу Калинина в свою комнату.

К этому времени у меня в комнате стоял письменный стол, на котором красовалась настольная лампа с зеленым абажуром, и еще кое-какой скарб.

Было все, что необходимо для нормальной жизни по тогдашним нормам.

Первое, что я сделал - это приготовил чай и угостил Таню вкусным тортом, который купил впервые в жизни.

Познакомил Таню с девушкой - сестрой ветеринарного врача, которая жила в соседней комнате.

Мое, или уже наше, жилье Тане понравилось.

Отдохнув, в тот же вечер я повел Таню в Дом офицеров, где мы обычно вечерами собирались. Познакомил ее с моими друзьями. Это, в первую очередь, был Изя Эпштейн. Он мне на это сказал:"Губа не дура!"

Вся наша компания спустилась на первый этаж, где располагался буфет Дома офицеров, и устроила скромный ужин, и, конечно, с вином. Все нас поздравляли.

Началась наша совместная жизнь с Таней, которая продолжалась 65 лет.

А утром, как всегда, следует идти на работу. Работа, то есть полк, находился с нашим домом совсем рядом.

С Таней спустились в продовольственный магазин и купили продукты. Ведь тогда еще не было холодильников, и запасов дома никто не держал.

Магазин был в нашем доме. В этом магазине Таня через полтора года будет работать кассиром.

И первое расставание. Наш полк уходит на два дня на полевые занятия. Тане сказал, что к этому надо привыкать.

И, конечно, не ошибся.

В начале марта 1936 года к нам из Курска приезжает мама Тани, чтобы нас поздравить. И узнает, что мы еще не оформили брак.

25 марта мы втроем отправляемся в ЗАГС и оформляем свой брак. Таня почему-то оставила свою девичью фамилию.

Тогда это было в моде. В последующие годы нашей совместной жизни мы будем об этом сожалеть. Это очень неудобно.

Через некоторое время в дивизии происходит реорганизация. Создается новое подразделение - разведывательный дивизион.

Я там получаю новую должность и новую технику: орудия на автомашинах. Таня знакомится с женой командира дивизиона, которая старше Тани. Они подружились.

В новой должности я был очень недолго.

В декабре 1938 года приказом штаба округа я должен поехать на полгода на высшие артиллерийские курсы совершенствования командного состава (ВАКУКС). Это в городе Пушкин под Ленинградом. Для дальнейшей службы это было очень необходимо. Получив этот приказ, я полагал, что Таня на время моей учебы отправится в Курск с маленьким сыном - к родителям.

Но Таня категорически отказалась. Она в это время работала кассиром в магазине. Она вызвала к себе маму из Курска.

В начале декабря я приехал на эти курсы и приступил к учебе. Познакомился с преподавательским составом. Это был цвет артиллерии. Многих я знал по учебникам, которые мы изучали, будучи в училище.

Учеба была очень напряженная. Мы были заняты 12 часов.

За время учебы ознакомился с Ленинградом, который мы посещали почти каждый выходной. Наведывался также к дяде Лейбе, который жил там с семьей.

Условия учебы были по высшему классу.

В июне 1939 года я возвращаюсь домой в Симферополь. Таня и повзрослевший Эдик очень обрадовались.

Но эта радость была для нас очень короткой.

Причиной этому стали военные действия на Халхин-Голе. Японцы сделали попытку захватить часть территории, которая им не принадлежала.

Советский союз принял решение их оттуда выгнать.

Наша 3-я Крымская дивизия в полном составе перебрасывается в район военных действий.

За короткое время эти военные действия успешно заканчиваются в пользу СССР.

Наши семьи в Симферополе ждут нашего возвращения. Мы на Дальнем востоке также этого ждем. Ждем очень долго. Уже наступила зима. Мы в палатках все ждем. Наконец, Генеральный штаб принимает решение: наша дивизия в Крым не возвращается. Она остается на Дальнем востоке. Штабом ее будет город Свобода.

Наш артиллерийский полк размещается на станции Шимановская.

Условия для размещения плохие. Но, к сожалению, в Москве этого не видно.

Через некоторое время я нахожу кое-какое жилье и посылаю за семьей. В январе 1940 года Таня приезжает. Устраиваемся, думая, что это надолго. Но прожили мы здесь только 8 месяцев.

В сентябре 1940 года наш полк с семьями передислоцируется на северный Сахалин. Проходит некоторое время, и мы находимся уже у берегов Александровска на Сахалине. После разгрузки мы в тайне от Японского посольства направляемся своим ходом в Погрансовхоз, где мы будем постоянно дислоцироваться.

Погрансовхоз от Александровска - порядка 50 километров. В прошлом, при Николае II, здесь содержали каторжников. Жилые помещения здесь - это несколько деревянных бараков и фанз.

Мне и моему политруку была выделена одна фанза, в которой и разместились мы с Таней. Всего в фанзе оказалось пять человек. Фанза - это круглое маленькое помещение и небольшая печка, отапливаемая дровами. Туалет - общий - на улице. Питание - солдатский паек.

Вдали, в 60 километрах - большой населенный пункт, где можно купить некоторые продукты.

Столица Северного Сахалина Александровск - это город с деревянными домами. Только два больших дома - кирпичные, это обком и облисполком.

Через некоторое время после нашего приезда у нас появится магазин военторга. Инициаторами появления этого магазина была Таня и еще одна женщина. Таня для этого несколько раз ездила на машине командира полка в столицу.

Мы с Таней на этом острове прожили пять лет.

Хочу, чтобы тот, кто будет читать эти воспоминания, знали кратко об истории этого острова и Курильской гряды, на которой мы тоже побываем.

С 1895 года эти острова находились в совместном владении России и Японии. В результате войны России и Японии в 1904 году Япония окажется победительницей, и все эти острова, включая и Курильские, присвоит себе.

В 1921 году, согласно договору 1904 года, северную часть Сахалина Япония возвращает России - по границе 50 параллели.

За двадцать лет пребывания на этой части острова Россия почти ничего не сделала, превратив его в место для заключенных.

Мы с Таней отдали этому острову лучшие годы своей жизни.

В 1941 году, 8 сентября, при самых неблагоприятных условиях, в маленькой комнате, без врачебной помощи и только в присутствии одной соседки, заранее заготовив дрова и воду, накормив Эдика и отправив его на улицу, в больших муках Таня рожает Соню.

Я в это время нахожусь на границе с Японией, которая могла объявить войну ежечасно.

Я смог приехать к Тане только через неделю, проскакав верхом на лошади более ста километров. И только на одни сутки. Таков был режим на границе.

Все остальные семьи с началом войны с Германией были эвакуированы на станцию Зима. Таня от эвакуации отказалась. Она ждала ребенка. В таком же положении находилась соседка, которая помогала Тане при родах.

Надо признать, что японцы были благоразумны. Они не выполняли требования Германии вступить в войну с Советским союзом. Они немцев просто обманывали. Главным в этой политике был сам император.

И вот 8 августа 1945 года, на основании договора с Америкой, Советский союз через три месяца после победы над Германией объявляет войну Японии.

Задолго до этого, в ноябре 1943 года меня повышают в должности и назначают заместителем командира полка. Это значит, что я отвечаю за боевую подготовку полка, я провожу занятия с командным составом.

В декабре 1943 года к нам в полк, во время нашего пребывания на границе с японцами, приезжает комиссия во главе с командующим артиллерией 16 армии и проводит тщательную проверку готовности полка к выполнению поставленной задачи.

Я все три дня сопровождаю командующего. Он и его комиссия остались довольны результатами проверки. А мы - тем более.

Перед отъездом командующий мне сказал:"Так держать!"

К чему он это сказал, я не совсем понял.

В 1944 году, в начале января, в полк приходит приказ о повышении меня в должности. Меня назначают командующим артиллерией 2-ой отдельной стрелковой бригады, которая дислоцируется в Александровске.

Через два дня я оставляю полк, в котором прослужил пять лет. Приезжаю в бригаду и приступаю к исполнению своих служебных обязанностей. В тот же день я получаю хорошую квартиру.

Я безотлагательно еду в погрансовхоз и привожу Таню с детьми. Нас уже четверо.

Таня очень довольна квартирой и условиями жизни.

Нам на квартиру доставляют все необходимое.

Но этой хорошей жизни быстро приходит конец.

Наша бригада отправляется на границу.

В ночь с 8-го на 9-е августа войска Дальневосточного фронта переходят границу Южного Сахалина и совместно с другими частями успешно преодолевают сопротивление японцев, наступают и вскоре занимают всю территорию Южного Сахалина.

То, что мы увидели на Южном Сахалине, по сравнению с Северным Сахалином, - трудно себе представить.

Это настоящие города, очень добротно отстроенные. Дороги между городами все асфальтированы. Все дома кирпичные, с отоплением и городской канализацией.

Жители Японии сбежали в лес.

Я занимаю большой дом. Здесь будет мой штаб. Много места и для моей семьи. Принимаю решение и посылаю людей на машине на Северный Сахалин, и через 6 часов я уже вместе с Таней, Эдиком и Соней.

Но мы с Таней в шоке. Бригада получает приказ овладеть островом Курильской гряды - Урупом. Оставлять здесь Таню нельзя. Отправить на материк - уже нет времени.

Уже началась погрузка в порту Корсаков на американский фрегат

Я обращаюсь к высшему начальству с просьбой разрешить мне взять с собой семью. Риск одинаковый: плыть на корабле - или оставить, фактически, на произвол судьбы на Южном Сахалине без защиты. Я получаю разрешение на погрузку семьи.

Таня с детьми на палубе. Капитан корабля, очень любезный человек, отводит им хорошую каюту, и они там удобно устраиваются. Им приносят хороший ужин.

Условие капитана: на всем пути плавания не показываться на палубе.

Я со спокойной душой оставляю Таню с детьми в каюте.

Сразу же приступаю к исполнению своих служебных обязанностей. А обязанности эти были очень ответственны. Ведь я отвечал за готовность всей артиллерии, установленной на палубе. Чтобы вести огонь на поражение, когда это потребуется.

Наконец, доплываем до острова Уруп, которым мы должны овладеть. Корабль бросает якорь примерно в 800 метрах от берега. Разведывательный катер, который был послан заранее, сигнализирует, что сопротивления или боя не будет.

Японцы капитулируют. На корабле сплошные крики "Ура!"

Я спускаюсь в каюту к Тане и сообщаю радостную весть. Таня от счастья заплакала. Я ее пытаюсь успокоить, но тоже заплакал. Дети в недоумении. Ведь мы ждали боя. И неизвестно, чем бы он закончился.

Начинается подготовка к разгрузке.

Разгрузка идет согласно заранее составленному плану.

С разгрузкой Тани я не спешу. Надо для них на берегу установить палатку и как-то ее утеплить. Этим занимается мой адъютант.

Пока шла разгрузка, стало темнеть. Но на берегу совершилось чудо. Меня встречает полковник Марчук Николай Николаевич. Он, оказывается, здесь уже второй день со своим полком. Я ему рассказываю, что со мной Таня. Они знают друг друга. Начинаем вспоминать Северный Сахалин, где мы вместе служили и жили.

Оставляются планы с палаткой для Тани. Он занял единственный дом на берегу. Предлагает разместить в нем Таню. Там все есть для нормальной жизни. Я, конечно, принял его предложение.

Возвращаюсь на корабль и сообщаю о встрече Тане. Ей не верится. Это уже второе везение на этом острове.

На берег уже возвращаюсь с семьей. Марчук сразу забирает их к себе. Я даже их не сопровождаю. У меня масса дел на берегу и на корабле. Продолжаю разгружать свои пушки и гаубицы.

Впоследствии, в течение двух лет Марчук будет у нас дома частым гостем.

Разгрузка продолжалась всю ночь и останется на следующий день.

У японцев на острове для своих офицеров были весьма приличные землянки. Все землянки обшиты одеялами и утеплены. Мы их, конечно, выселили, а поместили за проволокой, как это полагалось пленным.

Для своего штаба занимаю хорошую, просторную землянку. В этой землянке мы с семьей прожили весь первый год пребывания на острове. Во втором году пребывания мы с Таней будем жить в доме, который я для себя построю с помощью пленных японцев.

На этом острове мы значительно лучше прожили по сравнению с Сахалином. Правда, погода нам не благоприятствовала.

Беспрерывные дожди, а зимой - снег до 5 метров глубины и сильные ветра.

Питание значительно лучше. Команда пленных японцев ежедневно вылавливала для нас кету и горбушу, а наши женщины научились делать красную икру.

Молочных продуктов у нас не было. Но было сгущенное молоко и много других американских продуктов.

По выходным дням у нас была своя компания. Собирались, в основном, у командира бригады. Любимое занятие - это игра в преферанс. Таня очень увлекалась этой игрой. Были другие развлечения.

Но главное для нас было обучение командиров и солдат. В основном, занятия проводились в закрытых помещениях. Мешали дожди. Температура на острове в зимнее время - не более 15 градусов.

Лето - только июль и август.

Вот так мы и прожили два положенных года.

Накопили много денег. Мы получали два оклада. Расходы только на партвзносы и копейки на игру в преферанс.

К сожалению, все свои деньги мы потеряли в денежную реформу 1947 года. Мы в это время приехали во Владивосток.

Осенью 1947 года я с семьей переезжаю на материк.

Приезжаем в г.Курск, где живут родители Тани, а я уезжаю в г.Рига, где находится штаб Прибалтийского военного округа.

Сюда я направлен Генеральным штабом вооруженных сил СССР, где я должен получить новое назначение.

Я добросовестно ежедневно в течение многих месяцев приходил в отдел кадров артиллерии, но полковник, возглавлявший этот отдел, в вежливой форме отвечал, что надо ждать. Я, по своей наивности и честности, не мог подумать, что "надо ждать" означает в прямом смысле.

Этот полковник, конечно, знал, что я на Курильских островах получал ежемесячно по два оклада и, естественно, знал, что у меня есть деньги.

Так продолжалось более четырех месяцев. Таня с детьми ждет-не дождется моего вызова.

Узнаю, что командующий Прибалтийского военного округа, генерал армии Баграмян, периодически принимает офицеров по личным вопросам.

Я попадаю к нему на прием. Доложил, что я много месяцев не получаю назначение. В моем присутствии вызывается полковник, и в резкой форме генерал приказывает ему в течение суток подобрать для меня должность.

На следующий день мне вручают приказ, что я назначаюсь заместителем командира полка в г.Каунас.

Должность меня не совсем устраивает. Но я знал, что после войны все назначаются на одну ступень ниже. Но меня очень устраивает г.Каунас. Знаю, что он не разрушен, и там можно будет получить квартиру.

Еду в Каунас и вступаю в должность. Получаю хорошую квартиру. Вскоре ко мне приезжает Таня, Эдик, которому исполнилось уже десять лет, и Соня, уже шестилетняя.

Мы с Таней в этом городе очень хорошо устроились. Много хороших знакомых. Таня одно время работала в доме офицеров в библиотеке.

Но самое главное: наша семья стала друзьями с семьей командира полка. Вместе проводили свободное время. По выходным дням посещали Дом офицеров и рестораны. Имя этого командира полка - Миронов Сергей Иванович. Жена - Елена Ивановна, с детьми - Сережей и Верой.

В этом городе и в этой должности я проработал десять лет до моего ухода в отставку. Из этого города мы с семьей уедем в г.Воронеж.

К моменту приезда в г.Каунас Эдику исполнится 10 лет. Соне - шесть лет. Эдик на острове Уруп в учебе несколько отстал. Он учился в школе, если это можно назвать школой. Эта школа была создана по инициативе Тани для первого и второго класса в одной из землянок.

Эдик в Каунасе поступает в третий класс. Соня через год - в первый класс русской школы. Это - единственная школа в Каунасе на русском языке и в нашем районе, где мы жили. Остальные школы - на литовском языке.

Соня эту школу посещает по 9-ый класс. Эдик, к моменту нашего отъезда из Каунаса в 1957 году успеет закончить школу и поступить в Политехнический институт. Мы свою квартиру сдали и получили для него одну комнату.

Без нас он проживет только один год, а потом переведется в строительный институт г.Воронежа. Закончит его и будет работать в Ростове, Нальчике и Краснодаре. В этом городе он капитально устроился и живет.

Соня же продолжит свою учебу в Воронеже. Поступит в Лесотехнический институт, закончит его и будет работать по специальности.

Каунас для меня и Тани - это самые лучшие годы жизни.

Для Эдика и Сони это - годы детства и юности.

Каунас для нас знаменателен очень многим. Мы имели удовольствие здесь принять моих родителей. Они у нас жили полгода. Их застала Пасха. Надо было решить одну проблему: где взять мацу? Для Каунаса это очень просто. Иди в магазин и купи. Но беда в том, что мне и Тане этого делать было нельзя. Нас могли заметить.

Моя мама и Таня принимают мудрое решение: выпекать мацу в своей обычной духовке. И получилось! Хотя очень долго, с большими трудностями.

Мои папа и мама устраивают у себя дома Сейдер. По всем правилам. Для нас всех это было важное событие. Нам с Таней было очень приятно.

В разное время у нас бывали родители Тани. Все мои сестры: Клара, Маня и Циля. Многочисленные родственники.

Тане пришлось приложить максимум усилий, чтобы их достойно принять.

Каунас у меня останется в памяти много лет.

В этом городе мы прожили с Таней, Эдиком и Соней много лет - с 1947 по 1957 год.

Летом 1957 года покидаем этот город и переезжаем в г.Воронеж, в котором проживем 34 года.

Этот город мы не случайно избрали.

Здесь жили мои родители.

В этот город после отставки по договоренности приедут Петя Горовой и Мироновы.

Сразу же по окончании войны правительством было принято решение о первоочередном восстановлении 15 городов, разрушенных в результате войны с Германией.

Среди 15 городов и город Воронеж. В этом городе я и Таня с Эдиком и Соней впервые появились в 1957 году.

К этому времени центральная часть города была уже восстановлена.

На короткое время мы с семьей разместились у моих родителей, которые жили с Мишей, Цилей и с десятилетним Сашей. Жилищные условия были здесь довольно плачевные. Долго там жить было невозможно.

Родители Тани об этом знали. Они принимают решение продать дом в Курске и купить дом в Воронеже.

План был быстро осуществлен. Был куплен хороший дом в Рабкоровском переулке.

Мы с семьей сразу же переехали в этот дом. Условия размещения вполне приличные. Одновременно я встал на очередь на получение государственной квартиры.

В Воронеже уже жили Маня с Мишей и Яша с Леной.

После отставки из Читы переезжает Петя с семьей. Они также покупают здесь дом.

А вслед увольняется Павел Вейко, который служил на флоте в Севастополе. Меняет свою квартиру на квартиру в Воронеже. Квартира очень хорошая. Сюда вселяются Павел с Лизой и Вадик с Софой.

Таким образом, нас уже становится много. Жить стало веселее. Мы стали жить большой семьей.

Часто, особенно по субботам, мы стали встречаться.

Я и Таня научили всех играть в преферанс. В будущем мы будем все играть в эту игру. Поочередно стали часто встречаться друг у друга.

Наступило время для свадеб.

Первая свадьба - это Эдик и Рита. Эту свадьбу мы справляли в доме родителей Тани. Было много людей. На свадьбе оказались гостившие в Воронеже Толя Друкарев с другом. Свадьба была в 1962 году.

Через год состоялась свадьба Лены с Фимой Файном.

В 1968 году в одной из столовых города отмечали свадьбу Сони с Аликом. Было много приезжих родственников со стороны Алика. Много Сониных друзей. Мы с Таней пригласили наших хороших друзей - Лазаря Каплана с женой.

Значительно позже в Воронеже поженились Сима с Сашей Зибаревым и Соня Вейко с Толей Каплинским.

В 1975 году состоялась свадьба Саши Горового с Белой.

Естественно, мы стали свидетелями появления нового поколения детей. Это дети Риты и Эдика - Костик, Аня. У Сони с Аликом - наша третья внучка - Бела. В 1974 году - Ирочка.

Позже родится у Сони с Толей - Надя. А затем у Саши с Белой - Петя. И так далее.

Воронеж нам еще запомнится тем, что из этого города через гарнизонную поликлинику я и Таня часто получали путевки на разные курорты. Мы там очень хорошо укрепляли свое здоровье и проводили время.

Но этот город нам никогда не забыть. Мы здесь на еврейском кладбище похоронили самых близких нам людей. Еще до войны во время родов умирает моя младшая сестра Соня, и она похоронена на этом кладбище. После войны ее могилу с памятником не нашли. Это результат бомбежки Воронежа.

В 1959 году мы здесь похоронили моего отца, Исаака, а через год и мою мать, Басю.

В последующие годы хороним здесь и родителей Тани - Гирша и Берту.

Всего на этом кладбище захоронено десять наших самых близких.

Здесь увековечена память погибших в 1941 году трех младших братьев Тани и Лизы: Пети, Арона и Додика.

Я в Воронеж приехал после двадцатипятилетней службе в Советской армии молодым. Мне было сорок восемь лет. Я, конечно не мог не работать. Материально мы не нуждались. Мы могли прожить на мою пенсию.

Мне удалось спустя три месяца после ухода в отставку устроиться "по блату" на работу завхозом на телефонную станцию. Для меня эта работа была легкая. Я полную нагрузку не имел. Мои родители жили около моей работы, и я имел возможность навещать их почти ежедневно.

Таня также не хотела сидеть дома. Она устроилась бухгалтером на склад облпотребсоюза. Кроме того она начала посещать ежедневно стадион, где проводилась по часу и более физзарядка.

Руководителем этой зарядки была Татьяна Савельевна. Эта зарядка давала очень хорошую закалку. По выходным дням зарядка проводилась в лесу за городом, где проводили очень хорошо время до обеда. В этот день я составлял компанию Тане.

Таня, когда уже не работала, так или иначе была занята.

В 1969 году, после рождения Белы, а затем Ирочки, была большая забота помогать Соне воспитывать детей.

К моменту рождения Иры мне на работе начальник телефонной станции Старых помог купить кооперативную квартиру для Сони и Алика. До этого они жили вместе с нами.

Таня почти ежедневно заходила на рынок, закупала продукты и отвозила к ним. Новая квартира была в другом районе. Это было физически трудно. Но другого выхода не было. Алик и я работали, а Соня была занята детьми.

Мы с Таней жили рядом с рынком, в квартире, которую я получил от горисполкома. Это в значительной степени облегчало нам жизнь.

Ира, когда стала школьницей (это уже в 1981 году), когда они обменяли свою кооперативную квартиру на новую в нашем районе, Ира, кроме посещения школы, увлеклась танцами. У меня и у Тани добавилась новая нагрузка: мы встречали Иру с танцев и отвозили ее домой.

Благодаря этим танцам Ира со своей группой очень часто выезжали в другие города и частые зарубежные поездки.

Я, будучи в Воронеже, успел еще десять лет поработать на базе Росткультторга. Здесь работа была более ответственная. Я имел дело с материальными ценностями.

Алик работал конструктором на заводе Автогенмаш.

Соня работала по специальности - мебельщиком, а потом - учителем домоводства.

Жизнь в Воронеже завершается в 1991 году, в марте месяце. Это год, когда в Воронеже пошли слухи о предстоящих еврейских погромах. Впоследствии, когда мы уже были в Израиле, пошли другие слухи, что еврейские погромы придумали работники Сохнута, которые занимались в легальной форме переселением евреев из СССР в Израиль.

В 1991 году, 7 марта, мы всей семьей окажемся на территории Израиля.

Это был для нас резкий перелом в нашей дальнейшей жизнедеятельности.

На этом я заканчиваю описание нашего многолетнего жизненного пути.

Очень сожалею, что не сделал этого при жизни нашей любимой всеми жены, мамы, бабушки и прабабушки. История была бы значительно полнее.

Это была ежедневная, многочасовая, в течение трех месяцев, очень трудная в физическом и моральном отношении работа.

Очень доволен, что просьбу Эдика и Сони я выполнил, и описание нашего жизненного пути состоялось.

Я пожелаю своим детям, внукам, правнукам и последующим нашим потомкам так жить и так любить, как это было у нас с Таней.

Я закончил это повествование как раз 5 июля 2001 года, когда исполнилось шесть месяцев со дня смерти нашей любимой.

Пусть эти воспоминания будут вечной памятью живых о мертвых!

Признаюсь, что эта концовка стоила мне много-много слез.

Папа и дедушка.

Как я отреагировал на замечания Эдика и Сони относительно того, что я в своих воспоминаниях недостаточно осветил детские годы, читайте на заключительных страницах.

-----------------------------------------------

Ознакомившись с моими воспоминаниями, и Эдик, и Соня выразили свое сожаление, что я недостаточно написал о своих детях.

Я, конечно, полностью согласен с таким замечанием. Решил, насколько это возможно, этот пробел восполнить. Я начинаю спустя много лет вспоминать.

Наши дети, Эдик и Соня, ради которых и строилась вся наша жизнь с Таней за шестьдесят пять лет совместной жизни, заслуживают значительно больше.

Главной причиной этому являются наши редкие встречи в годы войны. А это как раз были детские годы у Эдика, и Сони.

В феврале 1937 года, да и значительно раньше, мы с Таней уже знали, что в ближайшем будущем у нас будет ребенок. Надо было решить, где его рожать. Симферополь для этого не подходил. По долгу и роду службы я часто уезжал из Симферополя.

В Курске проживали родители Тани с тремя ее младшими братьями. Было принято единогласное решение, в том числе и семьей Тани, - ехать в Курск.

В конце февраля 1937 года мы с Таней отправляемся в Курск. Таню оставляю в во всех отношениях надежных руках и уезжаю на службу в Симферополь. Уже 14 марта получаю телеграмму, что у нас родился сын.

Имя ему дали Эдик. В то время такие имена были в моде.

В конце марта я встречаю Таню с сыном в Симферополе. Вместе с Таней и сыном приезжает молодая девушка - в качестве няни. Она у нас пробудет до начала зимы. Она, конечно, очень хорошо помогла Тане.

При первой встрече с сыном он мне улыбнулся. Или это показалось?

Первая моя длительная разлука с семьей состоялась в конце декабря 1938 года. Эдику уже исполнился 1 год и девять месяцев. И я с большим нетерпением ждал, когда эта разлука кончится. В начале июля 1939 года я возвращаюсь с учебы в г.Пушкино под Ленинградом - домой в Симферополь. И Тане, и Эдику привез подарки. Эдику привез костюмчик, в котором он сфотографирован на семейной карточке на руках у бабушки Бейли и дедушки Гриши. Это фото я разглядываю до сегодняшнего дня ежедневно. Оно висит в рамке у нас в комнате. Собственно говоря, с этого времени и начинается наше родительское знакомство. Я хорошо помню, что я уходил на службу, а Таня выходила с Эдиком гулять в ближайший скверик. После обеда я всегда ложился спать. Таня следила, чтобы я не проспал и всегда посылала Эдика меня будить. Эдик эту функцию выполнял с большой охотой.

К сожалению, это совместное проживание длилось очень недолго. Только два месяца. Эта разлука продлится до лета 1940 г. В августе эта встреча состоится на Дальнем востоке на станции Шимановская. Эдику уже три года и три месяца. Таню с Эдиком встречал на простой армейской повозке. С этого времени я Эдика начинаю приучать к лошадям, к которым по роду службы имел прямое отношение. Эдику в будущем придется много раз ездить верхом на лошади, гордо восседая вместе с папой.

На станции Шимановская мы были очень недолго. Меньше, чем через год наш полк в полном составе, вместе с семьями, переводят на Сахалин.

Очень скоро после нашего приезда начинается война с Германией.

Немцы некоторое время успешно наступают. Японцы на стороне Германии. С каждым днем ждем развязки войны на Дальнем Востоке.

Принимается решение эвакуировать все семьи из Северного Сахалина на материк. Таня от эвакуации отказывается. Боится по дороге потерять Эдика. Решение разумное. Принято без моего участия. Я в это время уже находился на границе с Японией.

Занимаемся укреплением обороны границы. Строим для себя глубокие землянки. В свою землянку несколько раз привозил Эдика. Несколько раз даже переночевал. В землянке учил его стрелять из пистолета. Через амбразуру землянки он наблюдал за действиями на японской стороне. Ему уже тогда было шесть лет.

Оставляю описание из жизни Эдика и перехожу к описанию о Тане с будущей дочкой.

Если вспомнить, как Таня рожала Соню, это даже трудно себе представить. Мы с Таней и Эдиком жили в маленькой комнате без всяких удобств в одном из бараков в, так называемом, "Погрансовхозе".

Шла война на Западе. Мы к этому времени уже обустроились. У меня своя землянка. Из этой землянки мы ведем ежедневное наблюдение за действиями японцев. Ведем, конечно, запись. Они, конечно, в долгу не остаются. Делают то же самое.

Но в это время там, где проживают Таня с Эдиком, происходит следующее. Это было 8 сентября 1941 года. Таня чувствует, что наступают роды... Физическую и моральную поддержку оказать никто не может. Врачебной помощи также нет. Есть только одна соседка по бараку, которая также ждала ребенка, но несколько позже. Следует накормить Эдика и отправить гулять. Заготовить воду, нагреть комнату. С большим трудом Таня, при помощи соседки, справляется. Наступает самый критический момент. Начинаются роды. Появляется ребенок - девочка. Соседка все необходимое совершает. Таня мужественно, и даже героически выдерживает такое испытание. И только после всего этого появляется санитарный инструктор с врачом Беленьким, которые понятия не имели о родах.

Таня через некоторое время просит позвать Эдика. Ему уже 4 года и девять месяцев. Как потом мне рассказывала Таня, войдя в комнату, Эдик очень удивленно посмотрел в сторону плачущей девочки. Разделся сам, подошел к маме и долго смотрел на маму и, конечно, на новорожденную. Что у него там творилось в голове, никто не знает. Долго не отходил. Когда мама спросила его, чего он хочет, он ответил, что хочет кушать, но долго не отходил от кровати, где лежали мама и новорожденная. Таня вспоминает, что Эдик очень нежно выражал свои чувства к девочке. В первую ночь Эдик проснулся и просит его укрыть. Мама упросила его, чтобы он укрылся сам.

Не могу не вспомнить о таком позорном факте. В гарнизоне, после того, как полк ушел на границу, осталась одна корова.

Таня обратилась к начальнику школы с просьбой ежедневно отпускать ей молоко. Но просьба осталась без удовлетворения.

Однажды Таня пошла в штаб школы, где размещались офицеры, и застала их за завтраком. На столе стоял кувшин с молоком. Таня не выдержала такую несправедливость и вылила кувшин с молоком на стол.

Это стало известно комиссару полка Алымову. Виноватый был строго наказан. Таня стала получать молоко, пока доилась корова.

Нашу девочку мы назвали Соня, в память умершей во время родов моей младшей сестры.

Передо мной появилась проблема: кроватка для ребенка. Купить в наших условиях - исключено. Пришлось посылать двух солдат в "Погрансовхоз"; они сколотили для ребенка кроватку. Она очень и очень нужна была. Таня отблагодарила этих солдат.

Девочка заметно росла. Мне неоднократно удавалось подкармливать Таню своим спецпайком, который мы получали ежемесячно. В этот паек входило 2 банки сгущенного молока, колбаса и еще кое-что.

Не удавались мне встречи с семьей. Командир полка Семенов не хотел этого. Он был старый холостяк.

Отпустил меня только на двое суток. Я проскакал верхом на лошади около 100 километров и все же встретился с Таней и детьми.

Таня позже мне рассказывала, что Эдик почему-то с нежеланием уходил гулять. Он оставался дома, чтобы поиграться и понаблюдать за Соней.

На протяжении нескольких лет я встречался с Таней и детьми очень редко. И только в конце 1943 года я, без ведома своего командира, совместно с моим политруком Куевдой, получил возможность перевезти свою семью и семью Куевды ближе к себе, в свободный домик. Я начал встречаться с семьей почти каждый день.

В нескольких километрах от границы находился поселок Онор с гражданским населением. В этом поселке мы и обосновались. В этом поселке мы имели возможность ежедневно покупать молоко и другие продукты, чего не имели в старом месте проживания.

И первое, что я сделал для маленькой Сони с помощью своих солдат, - из всякого рода тряпок - куклу. Это была первая игрушка у Сони в ее жизни.

Я под всякими предлогами отправлял из наблюдательного пункта своих подчиненных солдат и офицеров в поселок, чтобы помочь Тане поиграть с детьми. Да они сами охотно брали на себя такую обязанность.

А помощь такая была очень существенна. Надо было наколоть дров, принести воду.

Но самое главное для меня: мои солдаты уходили в поселок с полевым телефоном. Я на какое-то время получал возможность услышать детей - Эдика и Соню. И, конечно, подолгу разговаривал с Таней.

Дети заметно росли. Требовалось больше внимания и заботы, и все это ложилось на плечи Тани. Моя помощь Тане была ощутима, особенно после переезда в Онор. Но и здесь мы долго не пробыли.

В январе 1944 года поступил приказ о назначении меня командующим артиллерией 2-ой отдельной стрелковой бригады. Это было большое повышение. Бригада эта дислоцировалась в Александровске на Сахалине, куда я и переехал с семьей.

Получил сразу же добротную квартиру из трех комнат со всеми удобствами. У меня в подчинении были адъютант и ординарец. Наступила совершенно другая жизнь во всех отношениях. Таня была освобождена от физической работы. Обеды она готовила с помощью ординарца. Продукты питания доставлял адъютант. У нас была машина, которой часто пользовалась Таня. Особенно для поездки в город. Мы жили на окраине.

Адъютант на гражданке был учителем. Он очень часто занимался с Эдиком. Мы задумались о том, чтобы Эдик с нового учебного года начал посещать школу.

Так мы жили 1,5 года. Соня хорошо подросла. Эдик готовился в школу.

Но хорошая жизнь кончилась.

8 августа 1945 года Советский союз, согласно договору с Америкой, обязан был после победы над Германией в течение трех месяцев вступить в войну с Японией.

О ходе войны с Японией я не пишу. Об этом уже писал.

Опускаю также жизнь на Курильском острове Уруп.

В 1947 году я со своей семьей оказался в городе Каунасе.

Что мне запомнилось в Каунасе. Эдик и Соня учились в разных школах. У Эдика школа была рядом с домом. Соню я каждый день, идя на службу, провожал в школу. Из школы Соню встречала Таня. Через некоторое время Соня подружилась в школе с очень красивой девочкой. Ее звали Лиля Корпачева.

Я с ее отцом служил в одном полку, и мы дружили семьями. Все выходные дни проводили вместе в Доме офицеров. В Доме офицеров по праздникам устраивали утренники. Эти утренники мы посещали всей семьей.

Город Каунас является городом, где Эдик и Соня получили среднее образование. Эдик даже начал высшее образование.

Правда, не совсем удачно.

Дома в Каунасе был только один стол. Уроки Эдик и Соня делали за одним столом. Эдик подглядывал за Соней. Соня с обидой воспринимала все Эдины подсказки. Эдик был более уступчив. Соня, вроде бы без желания, но прислушивалась к его подсказкам.

Город Каунас, конечно, будем еще долго помнить. Это город, в котором мы прожили очень хорошо.

В 1957 году этот город оставляем. Я ушел в отставку.

Поселяемся в городе Воронеже, где проживем более 40 лет.

Семья Друкаревых

Семья Друкаревых берет начало в 1935 году. Она начинается с того, что до замужества Соня проживает и работает в одной из Воронежских артелей кустарей как рабочая, а затем становится ее секретарем.

Однажды в Курск из Воронежа по служебным делам приезжает аккуратный молодой человек по имени Шура. В это же время приезжает сюда к своим родственникам Лульевых погостить молодая, красивая девушка Соня Горовая.

То ли случайно, но эти молодые люди встречаются, и случается так, что Шура в эту девушку влюбляется, и очень серьезно.

Через некоторое время из этих молодых людей создается хорошая семья. А еще через некоторое положенное время у них родится сын, и назовут его Толя.

В этой семье Толя, с помощью бабушки и дедушки, нормально растет и развивается и является любимцем для всей Сониной семьи.

Но в эту семью приходит большая беда. Во время родов второго ребенка врач вынужден применить кесарево сечение и дает при этом больше нормы снотворного, в результате чего Соня умирает под ножом хирурга.

Муж Шура, который работает здесь в это время управляющим конторой "Союзшвейсбыт", а затем заместителем директора завода СИ-2, предпринимает усиленные действия, чтобы привлечь к ответственности врача, по вине которого в 1939 году умирает наша дорогая Соня. На руках остается младенец, но вскоре умирает.

Захоронение Сони происходит на еврейском кладбище города Воронежа. На похоронах присутствуют родители Сони, братья - Ефим, Лева, и сестры - Клара, Маня и Циля, все родственники, многочисленные знакомые и сослуживцы Шуры. Отсутствовал только старший брат Лазарь. Он к этому времени был репрессирован как враг народа, а затем расстрелян, как потом стало нам известно.

Сонин памятник в результате войны был уничтожен, и все поиски после войны не дали каких-либо результатов.

Толя, будучи ребенком, оставался на короткое время на попечении моих родителей и родственников - без матери, что значительно осложняет уход. Отец Толи продолжает трудиться, но не забывает, что у него есть сын, которому уделяет много внимания и заботы.

Но очень скоро Советский союз вынужден вступить в очень тяжелую и длительную войну с фашистской Германией. С первого дня войны начинается подготовка к эвакуации населения.

Мои родители в составе всей семьи и семьи моей сестры Мани, в том числе годовалой Леночки, и, конечно, своего любимого внука Толика, которому в эти дни исполнится только восемь лет, с большими трудностями, на неприспособленном транспорте, по железной дороге кое-как доберутся до Узбекистана.

Здесь их приютит один из многочисленных колхозов и, безусловно, устроит на работу. Толика в его возрасте работа также не минует. Он, со своими маленькими ручонками, тоже приложится.

В это время Воронежский областной комитет партии, как и все и все партийные органы страны, производит мобилизацию коммунистов.

Шура получает от обкома партии конкретное задание: произвести разведку в тылу противника. Подготовки для этого задания отводилось мало. Надо было спешить. Шура Друкарев, как и все, что он делал, делал добросовестно. Тем более это.

Известно, что с задания он не вернулся. Значит погиб. Не исключено, что его могли и свои предать. К сожалению, во время войны и такое бывало. Вечная ему память.

В мае 1945 года кончается Великая Отечественная война. В этом же году возвращается из эвакуации моя семья. И, конечно, с ней возвращается мой дорогой племянник, которого я очень почитаю. Особенно за его способности и стремление к военным наукам. Ведь я также прослужил в Советской армии 25 календарных лет. Эти годы останутся в памяти на всю оставшуюся жизнь ( 1932 - 1957).

Толику уже было двенадцать лет. Надо было думать о его устройстве. Однажды в разговоре с сослуживцами отца мы услышали, что Толю хорошо бы устроить в Суворовское училище.

За короткое время, с помощью сослуживца отца, это было сделано. Не исключено, что такое могло быть оговорено еще при жизни отца, и даже матери.

Вскоре Толя уже в форме суворовца. И на первых каникулах, когда я проходил службу в г.Каунасе, он вместе с товарищем приезжает к нам в гости. Мы были безмерно рады этому приезду. Это было, вероятно, в 1948 году. Особенно рад был наш сын Эдик, который был с Толей одногодкой. Эдик, будучи в каком-то году в Москве, заезжал к нему. Они его также очень хорошо приняли. Эдик до сих пор об этом помнит.

Суворовское училище Толя успешно закончил.

Начинается его служба в Советской армии. Известно, что она очень трудная. Тем более на первичных командных должностях. Толя преодолевает все трудности. Ему значительно помогает то, что он предварительно прошел обучение в Суворовском училище. Оно дало ему хорошую закалку.

Благодаря окончанию этого училища и его способностям к военным наукам, Толя очень быстро продвигался по служебной лестнице. При прохождении им службы на первичных командных должностях нельзя было этого не заметить.

Вскоре он поступает в военную академию им.Фрунзе, успешно проходит весь курс обучения и в 1960-е годы заканчивает ее, если не ошибаюсь.

Его способности были замечены в Генеральном штабе Советской армии. Через какое-то время он был представлен к присвоению генеральского звания.

В настоящее время он не только генерал, но ему поручено преподавать военные предметы в военных учебных заведениях. Это очень почетное и ответственное дело.

Мы - все родные - можем гордиться таким племянником.

Очень жаль, что по некоторым обстоятельствам мы не можем часто встречаться. Последняя наша встреча была в 1962 году, когда Толя приезжал к нам в гости на семейный праздник в город Воронеж.

Этот праздник запечатлен на многих фотографиях, которые мы храним на долгую память.

Все о жизни Тани и немного о себе

В 1914 году в еврейской семье в местечке Копаткевичи родилась девочка, которую назвали Таня или Тайбул.

Таня, став взрослой, прошла большую жизнь. Об этой жизни я хочу рассказать.

Таня в семье - первая. Очень хочется, чтобы имя Таня осталось в памяти детей, внуков, правнуков и всех друзей.

Таня - самый любимый для меня человек, с которым в горе и в радости я прошел свою жизнь, которая продолжалась 65 лет.

В ее жизни были обыкновенные годы, были трудные годы и были очень трудные, но на протяжении всей нашей совместной жизни я от нее не слышал ни слова упрека. А ведь виновником этой трудной жизни был я.

Первыми трудными годами ее жизни были те годы, когда начались события на Халхин-Голе в 1939 году.

Дивизия, в которой я проходил службу, отправляется в район боевых действий на Дальний восток, где шли бои против японских агрессоров, которые надумали нарушить нашу неприкосновенность. Получив хорошо по морде, японцы прекращают эти действия. Статус-кво восстановлен.

Но 3-я Крымская дивизия в Симферополь не возвращается. Она остается на Дальнем востоке, где для нее нет подготовленных жилищных условий. Она размещается в лагерных палатках и будет в них размещаться даже в зимнее время.

Семьи офицеров длительное время будут оставаться на своем старом месте, что, конечно не устраивало наших женщин.

Таня с сыном через некоторое время приезжает ко мне на Северный Сахалин, где находится наша бригада.

Таня оказывается в очень трудном положении. Я получаю маленькую фанзу, не приспособленную для жилья. В этой фанзе размещают еще одного бездетного офицера.

Северный Сахалин - это остров, которому мы с Таней отдали лучшие годы своей жизни.

По природным богатствам это довольно лакомый кусок для Советского союза. Здесь имеются уголь, нефть, морские богатства, что давало возможность местному населению жить не бедно.

Но, к великому сожалению, начальство, возглавлявшее этот остров, мало это беспокоило. Они жили в очень добротных квартирах со всеми удобствами.

На северной части острова было только два многоэтажных дома, где размещались обком партии и облисполком.

В конечном итоге такое отношение отразилось на бытовых условиях семей офицеров и гражданского населения.

Таня обладала большой силой воли, решительностью, твердым характером, трудолюбием. Ей всегда удавалось преодолевать многие трудности, которые вставали на ее жизненном пути.

Детские годы она провела в местечке Копаткевичи, где она родилась. Школьные годы - в городе Мозырь БССР.

В Мозыре была женская гимназия. В этой гимназии она училась, неизвестно только до какого класса. В этот период действовали всякого рода банды - Булак-Балаховича, Петлюры и другие банды.

Семья состояла из семи человек. Отец, мать и пятеро детей. Две девочки - Таня и Лиза. Три мальчика - 18, 20 и 22 года рождения. Все мальчики в первый год войны погибли. Дети все очень способные. Отец работал в Мозыре на кожевенном заводе у своего родственника. Местные органы власти зачислили его в НЭПманы, что очень усложняло бытовые условия всей семьи.

В 1931 году Таня одна, без родителей, переезжает жить в Воронеж и поступает учиться в железнодорожный техникум. Будучи в техникуме, еженедельно по субботам ездит в Курск, где живут ее родители и братья до гибели, и отвозит им собранный ею хлеб и другие продукты. В этом очень нуждаются ее родители. В то время хлеб выдавался по карточкам и строго по норме. Ее родители числились лишенцами и хлеба не получали.

В техникуме Таня очень много внимания уделяет спорту. Сдает все нормы на значок ГТО. Тогда это было очень модно. Здесь надо было и бегать, и плавать, и стрелять, и прыгать с вышки на парашюте.

По окончании техникума она получает назначение в Сталинградское депо на должность техника по ремонту паровозов.

Я в то время служил в Советской армии офицером в 3-ей Крымской дивизии.

С Таней мы были знакомы с детства. Когда мне исполнилось 12 лет, родители устроили для меня день рождения, и Таня, семилетняя девочка, и ее сестра Лиза были приглашены. Значительно позже Таня вспомнила, что подарила мне в этот день чернильницу-неразливайку. Не исключено, что я, двенадцатилетний мальчик, тогда уже "положил глаз" на семилетнюю девочку.

С Таней я встречался каждый год, когда приезжал в отпуск к родителям в Воронеж.

В начале 1936 года, когда я был уже офицером, я решился написать письмо Тане в Сталинград и предложил ей переехать ко мне и оформить брак.

18 февраля 1936 года я встречаю Таню на вокзале города Симферополя. Везу Таню в свою комнату. В соседней комнате проживает ветеринарный врач полка.

Вечером в Доме офицеров города Симферополя в одной из комнат в небольшой компании отмечается это событие.

С этого времени у Тани начинается скитальческая жизнь. Уже будучи в Воронеже, мы насчитали 9 переездов, кроме Воронежа и Иерусалима.

Живя в Симферополе, Таня без дела не сидит. Она за короткое время успевает поработать в библиотеке Дома офицеров и кассиром в магазине в доме, где мы живем.

Первая наша длительная разлука состоялась в конце 1938 года. Я уехал учиться на курсы усовершенствования командного состава под Ленинградом. Эта разлука продолжалась шесть месяцев.

К этому времени у нас уже растет сын Эдик которому уже два года. Таня во время моего отсутствия имеет возможность уехать к родителям в город Курск, но предпочитает жить среди женщин офицерского состава.

По возвращении с учебы, спустя месяц, наша дивизия в полном составе направляется на Халхин-Гол на войну с Японией.

По окончании событий на Халхин-Голе нас в Симферополь не возвращают. Остаемся на Дальнем востоке. Я со своим полком размещаюсь на станции Шимановская, что в Амурской области.

Через некоторое время сюда приезжает Таня с сыном. Сыну уже три года. Но в Шимановской не задерживаемся.

Летом 1940 года мы вместе с семьями переезжаем на Северный Сахалин.

А это очень сложно. Железнодорожным транспортом - до Владивостока. Во Владивостоке - погрузка на корабли и высадка в Александровске на Сахалине.

В Александровске оборудованного порта нет, и разгрузка происходит с рейда.

Из Александровска до места дислокации - на лошадях, а это - 80 километров по очень плохой дороге. Кроме того, мы все это должны проделать так, чтобы японцы не видели. Согласно договору с Японией, мы не имели права держать там регулярные войска.

Квартирные условия очень плохие.

Нам на две семьи выделили одну фанзу, которая протекала. В таких условиях мы жили несколько лет.

Но Таня не тужит. Она развернула общественную деятельность. Благодаря ее стараниям, периодически на нашу территорию приезжает Военторг, торгует своими товарами. Командование полка оказывает ей содействие.

Открытие детского сада на территории полка дает возможность многим женщинам предложить свои услуги в воспитании наших детей.

Детский сад работал почти до начала войны. При этом, услуги оказывались бесплатно, на общественных началах. Самое активное участие в этом принимала Таня, об этом

помнили наши офицеры и женщины много лет спустя.

Фактически, наша воинская часть была в это время на нелегальном положении. Согласно договору, Советский союз обязался Японии не размещать регулярные войска в этом месте, а только пограничные. И это строго выполнялось.

Чтобы ввести в заблуждение японцев, наши войска одевались в форму пограничников, хотя не имели никакого отношения к этой форме. Надо полагать, что японцы эту хитрость разгадали.

22 июня 1941 года начинается Великая отечественная война. В конце августа 1941 года все семьи офицерского состава эвакуируются с Дальнего востока, в первую очередь, из Северного Сахалина, в район Сибири на станцию Зима. Эвакуация производится в секретном порядке.

Таня и еще одна семья от эвакуации отказываются по той причине, что готовятся к родам.

8 сентября 1941 года при самых неблагоприятных условиях, без квалифицированной медицинской помощи, в присутствии одной только соседки, заранее заготовив воду, дрова, отправив четырехлетнего сына на улицу гулять, в больших муках Таня рожает девочку, которую потом назовем Соня.

Я в это время нахожусь на Советско-Японской границе.

Чтобы встретить Таню после родов, мне следовало получить разрешение от своего начальника, а затем проскакать верхом на лошади более ста километров. И то разрешение было только на одни сутки.

Таков был режим на границе. Мы ожидали начала военных действий с Японией каждый час.

С большим трудом в мае 1942 года мне удается на некоторое время вернуться в расположение своего полка и даже встретиться с Таней. Этому событию мы были очень рады. Нашей девочке уже было восемь месяцев, а сыну - пять лет.

Для полка здесь организована тыловая база.Это дает нам право по делам службы часто сюда заглядывать. Здесь, около границы, размещается поселок Онор с небольшим количеством гражданского населения.

Некоторые жильцы, боясь близости Японской границы, оставляют свои домики и переселяются к своим родственникам или на материк. У меня и моего заместителя по политчасти возникает идея перевезти в эти освободившиеся домики наши семьи. Согласовав это со старшим начальником, мы эту мечту осуществляем. Тем более, что опасность, риск - одинаковы, что в 80, что в 8 километрах.

Подготовив все необходимое для нормальной жизни и даже установив полевой телефон для связи со своим наблюдательным пунктом, мы в январе 1943 года перевозим свои семьи.

Здесь резко улучшаются жилищные условия. Появилось молоко, что было очень важно для детей. Я получил возможность ежедневно разговаривать по полевому телефону с Таней, и даже с сыном.

Так продолжалось до 8 августа 1945 года.

На основании договора с Америкой, Советский союз обязан был спустя три месяца после победы над Германией объявить войну Японии, что и было сделано.

Девятого августа 1945 года Советские войска на всем протяжении переходят свои границы и вступают в войну с Японией.

Японские войска оказывают упорное сопротивление. На многих участках фронта в действие вводят женщин-смертников.

Они с деревьев используют своих снайперов. Эти снайперы весьма успешно действуют.

Но война была непродолжительной. Через месяц наши войска достигли многих городов Южного Сахалина.

2 сентября 1945 года японский император просит перемирия. Но наиболее воинственные части продолжают сопротивление.

Но все же 2 сентября договор о перемирии был заключен.

Задолго до войны, в январе 1944 года, приказом главнокомандующего, будучи в должности заместителя командира полка, я получаю значительное повышение по службе. Меня назначают командующим артиллерией 2-ой отдельной стрелковой бригады. Переезжаю жить в город Александровск на Сахалине. Оставляю полк, в котором прослужил пять лет.

Получаю хорошую трехкомнатную квартиру, значительно повышается бытовое обслуживание. Мне выделяются адъютант и ординарец. Тане с семьей становится жить легче. Может уделить больше времени всей семье, постоянные прогулки с детьми.

Но такое положение продолжалось недолго.

В августе 1944 года, когда на границе зашевелились японцы, наше командование принимает меры по укреплению границы. Мы выводим наши войска ближе к границе, укрепляем наши НП, обеспечиваем их артиллерией.

Я со своим НП постоянно нахожусь на границе. Тане с детьми становится значительно труднее, ведь я с ними почти не бываю. Таня всегда в курсе всех событий. Она всегда готова приехать ко мне, когда это потребуется.

За короткое время война закончилась полной нашей победой. Мы овладели всем Южным Сахалином.

Я со своим штабом обосновался в одном из городов Южного Сахалина.

Считая, что война закончена, я посылаю машину с охраной в Северный Сахалин, и в течение шести часов Таню с детьми привозят ко мне. Я их принимаю в одном из освобожденных домов. Мне очень хотелось доставить Тане больше удобств и приятного. Мой адъютант организует для нее поездки в столицу Южного Сахалина Отомария, и она покупает там все необходимое для жизни - себе и детям. Условия для этого имеются, имеются также и японские деньги - иены.

Японцы убедились, что им ничего не грозит, стали возвращаться в свои дома и развернули торговлю.

Но, к великому сожалению, этому быстро приходит конец.

В конце августа наша бригада получает приказ от командующего фронтом отправиться на Курильские острова и овладеть островом Уруп.

Мы с Таней в шоке. Не оставлять же семью среди японцев. Или вернуться на Северный Сахалин, где уже ничего нет. Приходим к решению, что надо ехать вместе. Но для этого надо получить разрешение от более старшего начальника. Знаем, что один из начальников, чтобы иметь право на постоянное передвижение со своей полевой женой, присвоил ей звание лейтенанта.

Я решаюсь и прихожу на прием. Докладываю о своем положении, в котором оказался. Внимательно выслушав меня, он дает разрешение с условием, чтобы во время переезда Таня с детьми не показывалась на палубе.

Командир корабля, конечно, был в курсе нашего разговора. Ведь вся команда фрегата состояла из американских моряков.

Не медля, переезжаем в порт Корсаково, что на Южном Сахалине. Здесь таких портов - три, а на Северном - ни одного.

За короткое время погрузка закончена. Таню с детьми размещают глубоко под водой в просторной каюте. Я их в свободное время навещаю. Они поставлены на довольствие. За это я уже поблагодарил командира корабля.

Высылается катер на разведку берега, и слышим доклад, что боя не будет. Японцы капитулировали. На корабле сплошные крики "ура", "победа". Офицеры и солдаты поздравляют друг друга.

Разгрузка значительно сложнее. Она происходит с рейда в 800 метрах от берега согласно заранее составленному плану.

Первым отдается предпочтение Тане с детьми.

На берегу я собирался ставить утепленную палатку. Но нам очень повезло. Происходит чудо. Я встречаю своего однополчанина, с которым служил на Северном Сахалине - Марчука Николая Николаевича. Он командует здесь полком и уже второй день, как командует здесь. Он тут главный и успел уже несколько устроиться. Имеет он тут утепленное помещение. Он, конечно, забрал их к себе.

Таня в течение трех дней была в теплом и светлом помещении.

Я спокоен и могу без хлопот о семье работать по своим служебным делам.

Для той обстановки это было очень и очень важно. Я за это время занимался обследованием острова и размещением своих дивизионов.

Для себя, семьи и штаба я подготовил сравнительно неплохую землянку, вернее, всего несколько перестроил землянку, в которой размещались японские офицеры.

На четвертый день пребывания Тани с детьми у моего друга Марчука я перевез ее и детей в свою землянку, в которой мы прожили весь первый год нахождения на острове Уруп. И только тогда я ей рассказал, о том риске, в котором они находились во время плавания и переезда.

И только сейчас она и дети наши поняли, что были в большой опасности. Оценив все это, Таня расплакалась, а вслед и я за ней. Дети, видя это, были в недоумении.

На второй год пребывания на острове мы оставили землянку и переехали в новый дом, который нам построили солдаты и пленные японцы. Начали приезжать семьи. Таня с помощью еще одной женщины организовала школу для обучения детей 1-ого и 2-го классов. В том числе там начал учиться наш сын Эдик, которому исполнилось 7 лет.

Школа была очень примитивная. Мы ее разместили в одной освободившейся землянке. Действовала она вплоть до нашего отъезда.

На Курильских островах мы жили значительно лучше, чем на Северном Сахалине во всех отношениях. Был усиленный паек. Был даже спирт. Наши жилищные условия были значительно лучше, особенно со второго года пребывания. Двойная зарплата, которая почти не расходовалась. Кроме того, была свежая рыба - кета и горбуша, которую нам отлавливали пленные японцы. Женщины наши научились делать красную икру.

Не было только овощей, фруктов и молочных продуктов. Их заменяли яичный порошок, сгущенное молоко и консервы. Все - американского производства.

Погода нам не благоприятствовала. Очень сильные ветра, снег достигал до 5-6 метров. Очень долго лежит и уплотняется так, что свободно можно по нему ходить.

Выходные дни проводили в своей компании. За преферансом. Так продолжалось два года. В сентябре 1947 года закончился мой срок пребывания на острове.

Я имел право выбора округа, и я выбираю Прибалтийский военный округ, штаб которого размещается в г.Рига.

Я отвожу Таню с детьми в г.Курск, где живут ее родители, а сам еду в Ригу - по месту назначения. На этом заканчивается наша Дальневосточная эпопея.

Но начинается очень длительная волокита с получением должности.

В Советской армии проходят большие увольнения. Ведь в это время, согласно распоряжению Хрущева, увольняется более трех тысяч человек. И, конечно, очень много офицерского состава.

Я ежедневно приходил в отдел кадров артиллерии, но полковник, возглавлявший этот отдел, в вежливой форме отвечал, что надо ждать. Я, по своей наивности, не мог подумать, что "надо ждать" означает в прямом смысле. Я ему должен был заплатить и купить должность. Об этом я узнал значительно позже, что это практикуется здесь. Этот полковник, конечно, знал, что я служил на острове и получал двойной оклад. А Таня с детьми ждет-не дождется моего вызова. Так продолжалось более пяти месяцев.

Узнаю, что командующий Прибалтийским военным округом, генерал армии Баграмян изредка устраивает прием по личным вопросам. Я записываюсь на прием.

На приеме я доложил, кто я такой, и пожаловался, что уже полгода я без должности. В моем присутствии вызывается полковник, и он получает приказ в течение суток подобрать мне должность.

На следующий день мне вручают приказ о назначении меня заместителем командира полка в город Каунас. На этой должности я проработаю девять лет вплоть до ухода в отставку, прослужив в общей сложности двадцать пять календарных лет.

Мы с Таней и детьми - Эдиком и Соней - в этом городе очень хорошо устроились. У нас была хорошая квартира, много хороших знакомых. Но самое главное: семья командира полка и наша семья стали хорошими друзьями. Мы посещали друг друга. Вместе проводили свободное время. По выходным дням посещали ресторан, Дом офицеров и ездили на экскурсии.

Впоследствии, после моей и его отставки, наши семьи окажутся в городе Воронеже и проживут там много лет в постоянной дружбе. Семья - это Миронов Сергей Иванович с детьми Сережей и Верой.

Каунас для меня, Тани, Эдика и Сони - лучшие годы нашей жизни во всех отношениях: и морально, и материально, и в смысле жилищных условий

Конечно, не сравнить с Сахалином, островом Уруп и другими пунктами на Дальнем востоке.

К приезду в город Каунас Эдику исполнится десять лет, Соне - 6 лет. Эдик на острове Уруп в учебе несколько отстал. Он поступает в третий класс, а Соня - в детский сад, а затем в русскую школу по девятый класс.

В Каунасе была только одна русская школа, остальные - на литовском языке. Эдик к моменту нашего отъезда из Каунаса в 1957 году успеет закончить школу и поступает в Политехнический институт. Без нас он пробудет только один год, а затем переведется в Воронеж, где мы жили. В строительный институт, который закончит, поступает позже.

По окончании института получит назначение в Ростов, а затем - в Нальчик. Несколько позже - в Краснодар, где живет в настоящее время.

Каунас для нас знаменателен очень многим. У нас в гостях за время нашего пребывания в 1949 году в течение шести месяцев побывали мои родители. Их застала Пасха. Надо было решить одну проблему: где взять мацу. В городе купить мацу было возможно, но мы не хотели, чтобы нас заметили.

Моя мама и Таня принимают мудрое решение - выпекать мацу в своей домашней духовке. Получилось, хотя с большими трудностями.

Папа с мамой устраивают у себя дома Сейдер по всем правилам. Для них это был большой подарок, они остались очень довольны, а мне и Тане это было очень приятно.

В разное время у нас были родители Тани, моя старшая сестра Клара, муж моей младшей сестры, моя младшая сестра Маня, гости из Ленинграда. Был Петя с семьей.

Тане пришлось приложить много усилий, чтобы достойно их встретить. Что касается материальной стороны - нам было нетрудно.

Каунас останется у нас в памяти много лет. В этом городе я прослужил самые молодые годы моей жизни. Впервые в этом городе мы с Таней узнали, что такое настоящая квартира. Здесь Таня заводит три тетради, куда записывает все исторические и знаменательные события и даты, и будет вести эти записи до конца своей жизни.

В Каунасе мы прожили десять лет. Но в 1956 году наш Генеральный секретарь, Хрущев, испугался, что в каждой национальной республике имеется своя национальная воинская часть. Принимает решение об их ликвидации. На этом основании ликвидируется национальная литовская дивизия, которая размещалась в городе Вильнюсе.

Уволенные офицеры в Вильнюсе остаются в своих квартирах. Создаются огромные трудности для офицеров Каунаса. Им придется навещать свои семьи только по выходным дням. Но такие неудобства мало беспокоят нашего Генерального секретаря Хрущева.

Ко времени перевода нашей дивизии в город Вильнюс я заимел 25 календарных лет выслуги в Советской армии. Я подаю рапорт об увольнении в отставку. Моя просьба рассматривается и вскоре удовлетворена.

Мы с Таней уже заранее решили, что переезжаем в город Воронеж, где будет наше постоянное место.

В 1957 году Таня и наша пятнадцатилетняя дочь уже в Воронеже. Сын к этому времени учится в институте, мы временно живем с родителями Тани, которые переехали из Курска.

Через два года нам дают здесь хорошую квартиру. В этот город постепенно съезжаются все родственники.

Покупает здесь дом наш самый близкий для нас человек, наш однофамилец - Горовой Петя. С его семьей мы не теряем связь при жизни Пети, при жизни Ани и при жизни их детей. И сейчас, когда не живем в Воронеже, а живем в далеком Иерусалиме, а его семья - в Хайфе.

К великому сожалению, к этому времени мы потеряли самых дорогих для нас людей: Петю - 19 января 1964 г., Аню - 29 октября 1982 года и Таню - 5 января 2001 г..

Вот, по-видимому, на этом и следует закончить наш рассказ о жизни нашей с Таней и наших детей, Эдика и Сони.

Наши дети

В заключение рассказа о Тане мне хочется написать о своих детях, Эдике и Соне, и главное, о самых трудных годах их жизни.

Самые трудные годы им пришлось испытать, когда я проходил службу на Северном Сахалине. Кроме того, что Северный Сахалин отличается своим очень плохим климатом, о котором я уже писал, были еще другие причины, усложнявшие эту жизнь. Об этом мне и хочется, чтобы мои внуки и правнуки знали досконально.

К сожалению, даже мои взрослые дети не знают, что они прошли такую жизнь. Эдик - с трехлетнего возраста, а Соня - со дня рождения. Об этом я узнал в последнем телефонном разговоре с Эдиком, когда я поделился с ним о том, что хочу, чтобы вся наша многочисленная семья знала, какую трудную жизнь они прошли в свои детские годы.

Эдик мне заявил, что он этого не чувствовал. А не чувствовал потому, что у них такая, можно сказать, героическая мама. Эта мама приложила максимум усилий для облегчения их жизни. А жизнь была очень и очень трудная.

Эдик и Соня на острове были одинокими. Они росли в условиях, когда не было, с кем поиграться и не было, с чем поиграть. Тане приходилось мастерить из всякого рода подручного материала куклы и другие игрушки. И, конечно, они не были похожи на настоящие игрушки.

Не удивляйтесь, когда будете читать об одиночестве на острове. Причина одиночества известна. Я об этом писал.

На острове после эвакуации всего гражданского населения, имея в виду, конечно, жен офицерского состава, для охраны самой территории гарнизона была оставлена полковая школа, которая продолжала готовить сержантский состав. Во главе этой школы был назначен майор, в подчинении которого было 8 офицеров командного состава.

Тане и второй оставшейся семье по многим вопросам приходилось обращаться к майору. Но, к сожалению, этот майор не всегда действовал справедливо.

На острове в распоряжении майора оставалась возможность: от коровы, которая была там, получать некоторое количество молока. Само собой разумеется, что в первую очередь следовало отдавать двум оставшимся детям, которые в этом очень нуждались.

Но этот майор решил по-иному. Молоко это дети не получали. В один из дней Таня пошла жаловаться. Когда она вошла в их штаб, она была удивлена и возмущена. Этот майор со своими офицерами завтракали, и перед каждым из них стояло молоко.

Таня с грудным ребенком на руках учинила там разгром. Она рванула клеенку, и все было сброшено со стола, - и расплакалась. Ведь ее ребенок уже столько дней был без молока.

Об этом инциденте сообщили комиссару полка, полковнику Алымову, который на следующий день приехал, разобрался и объявил выговор этому майору. Таня и соседка стали получать молоко ежедневно. Улучшилось и обслуживание этих двух семей, которые остались на острове. Им стали подвозить дрова и воду. Для них это было очень важно. Таня смогла уделять больше внимания детям.

Перед Таней было много других очень сложных проблем, которые следовало безотлагательно решить. Подрастали дети. Их надо было кормить. Но как? Это беспокоило меня и Таню. Ведь, кроме солдатского пайка, почти ничего не было. Мне иногда удавалось из дополнительного офицерского пайка посылать им самое необходимое.

Изредка удавалось съездить в ближайшую лавку, что в 60 километрах от нашего постоянного жилья и купить некоторые продукты для питания.

Эдику уже 7 лет, а Соне - три года. Эдик и Соня растут в одиночестве. К Эдику иногда, когда он был на улице один, из жалости подходили проходящие мимо солдаты, а иногда и офицеры, чтобы поиграть с ним. Таня в это время занималась Сонечкой.

На протяжении всей моей службы на Северном Сахалине Эдик и Соня прожили в одной маленькой комнате без каких-либо удобств. Это, конечно, очень усложняло нашу жизнь.

Почти все детские годы Эдика и Сони приходятся на те годы, когда я проходил службу в Советской армии.

В 1945 году кончается война, но не для Эдика и Сони.

И очень даже обидно, имея такое большое семейство, имея двух детей, которых очень люблю, не видеть их ежедневно, не встречаться с ними на праздниках.

Я к этому времени в новой должности. Бригада, в которой я служил, получает очень ответственное задание - овладеть одним из островов Курильской гряды - островом Уруп.

Эти острова в результате Русско-Японской войны в 1904 году захватывает Япония. Сейчас перед Советскими войсками поставлена задача вернуть эти острова под свое владение.

Наши войска к тому времени уже овладели Южным Сахалином.

Я преждевременно считаю, что война закончена и вызываю к себе свою семью. Хорошо устраиваю их в одном из освобожденных домов.

Но как быть? Нам предстоит опять переезжать. Мы с Таней в шоке. Оставлять семью среди японцев, которые еще не успели эвакуироваться, - нельзя.

Мы принимаем решение поехать всей семьей. Риск, конечно, есть.

Получил разрешение от высшего начальника. Таня и дети не знают ничего о риске. Они считают, что это - очередной переезд.

В начале сентября 1945 года наша бригада успешно выполняет задачу и высаживается на острове Уруп.

Все японцы как пленные выселяются из своих землянок. Эти землянки занимают наши войска.

Одну землянку я занимаю под свой штаб и для своей семьи. Эдик и Соня становятся жильцами этой землянки. Землянки - глубоко под землей. В этой землянке мы прожили весь первый год.

На второй год мы перебрались в большой дом, построенный для нас пленными.

В этом доме жили значительно лучше, чем на Сахалине.

Дети не были в одиночестве. За ними был постоянный уход.

Таня была освобождена от всей физической работы. Она имела возможность уделить внимание детям.

На острове появились дети такого же возраста. Им стало веселее.

В 1947 году заканчивается мой срок пребывания на острове. Здесь полагалось служить два года.

Я получаю назначение в город Каунас, где начинается новая жизнь для всех нас.

Эдик продолжает свою трудовую деятельность. Ему сейчас 66 лет. Соня работает на своем месте. 62 года. Двое детей.

Я полагал, что со старением будет стареть любовь к детям, но глубоко ошибся. Любовь к детям не ослабевает, а усиливается.

Наши друзья

В течение длительного периода мы с Таней вели и ведем дружбу с очень необыкновенными и замечательными людьми. Это Изя и Буся.

Эта дружба продолжается по сей день.

К великому нашему сожалению, когда пишу эти строки, уже нет в живых очень дорогих для нас людей - Изи и Тани. Дружба эта продолжается по сей день. Она не ослабнет до конца нашей жизни. В этом я глубоко уверен.

Я очень хорошо помню, когда при жизни Изи мы посещали эту квартиру. В этой скромно обставленной, всегда чисто убранной квартире мы с Таней чувствовали себя как дома. В этой квартире нам никогда не было скучно, нам всегда было интересно там бывать.

Изе, Тане и мне доставляло большое удовлетворение встречать Бусю, когда она возвращалась из ульпана. Тем для разговоров у нас было предостаточно, благодаря таким собеседникам.

Они любили рассказывать о своей очень разнообразной жизни. Таня рассказывала о той очень трудной жизни, которую она прошла на Северном Сахалине.

Изя и Буся очень внимательно слушали, тем более, что их жизнь несколько похожа на пройденную мной и Таней.

Буся - очень образованный и в высшей степени интеллигентный человек. Обладает большими педагогическими знаниями. Долгое время была преподавателем русского языка и литературы, а в последние годы - заведующим учебной частью в одной из школ.

В течение всей своей трудовой деятельности пользовалась большой любовью учеников и преподавательского состава.

Благодаря своим педагогическим знаниям и высокой культуре, сумела воспитать очень образованного во всех отношениях сына Сашу.

Прилагает большие усилия, чтобы воспитать своих внучек, Веру и Лену. Эти усилия дали очень хорошие всходы.

Можно уже сейчас заметить, что это семейство, возглавляемое сыном Сашей и очень заботливой мамой Белой, пользуется большим уважением среди всех окружающих нас соседей и являются примером для подражания.

Очень хочется подчеркнуть, что, когда настало время усиленного ухода за мамой Бусей, она этот уход в полной мере получает от всей семьи. Не видеть этого нельзя.

Буся ведет дружбу со многими знакомыми, но хочется подчеркнуть, что буквально все, с кем она была знакома и знакома сейчас, относятся к ней с огромным уважением - в полном смысле этого слова.

Среди всех знакомых следует выделить Хану, Риву, Миру, Сару Райтман и Сару Хейфец.

Вот такая дружба была у Тани с Бусей.

Из жизни Алика

17 марта 1941 года в городе Курске в семье педагога Голубицкого родился мальчик, которому дали имя Алик.

В июне 1941 года начинается Великая Отечественная война. Среди первых жертв в этой войне был и отец Алика, о чем мать Голубицкая узнает из уведомления военкомата.

Мать Голубицкая и трехмесячный сын Алик вместе с бабушкой, очень религиозной, в связи с угрозой захвата немцами города, эвакуируются в город Магнитогорск, где проживут на протяжении всей войны.

По окончании войны мать с сыном возвращаются в город Курск, где начинается их новая очень трудная жизнь, учитывая, что все было разграблено, что жили они без какой-либо помощи, без отца, с малолетним сыном и со старой бабушкой.

Мать Голубицкая через некоторое время решает вторично выйти замуж - за человека, который служит в Красной армии на территории Германии в должности переводчика с немецкого языка.

Мать, Гита Абрамовна, с сыном Аликом, которому уже четыре года, и с новой фамилией - Шклярник, переезжают жить по месту службы второго мужа Гиты и отчима Алика - в город Веймар. Но, как все военные, часто переезжают в другие города.

Другими городами были Берлин и небольшой город на севере Германии, где родился в 1947 году младший брат Алика - Додик.

Воспитание Алика проходило в семье, где каждый делал все то, что хотел - по своему велению. Здесь властвовали послушность и самостоятельность. Таким рос и вырос послушным мальчиком Алик.

В этой семье не знали, что такое окрик, тем более наказание ремнем. В материальном отношении семья считалась вполне обеспеченной.

В 1948 году начинается школьный период Алика, и он поступает учиться в русскую школу на территории Германии. В этой школе он учится только один год.

В 1949 году отец Алика, Исаак Шклярник, заканчивает свою службу в Красной армии и всей семьей переезжает на постоянное место жительства в город Курск.

Город Курск для Алика является городом, где он учился и получил среднее образование. А по окончании средней школы он поступает учиться в Железнодорожный техникум. Получил среднее техническое образование.

В жизни Алику приходилось работать на разных работах. Он одновременно работал на электровозе помощником машиниста и на других работах. Был мастером на все руки.

В 1962 году его призывают в Советскую армию рядовым. В то время в армии служили по три года. Первый год он прослужил солдатом. На следующий год он отличается своей дисциплинированностью, и его назначают старшим писарем батальона. Он выполняет много обязанностей, которые не могут выполнять другие. За хорошую службу он получает отпуск домой на десять дней.

Через некоторое время по окончании службы в армии он поступает учиться в Воронежский политехнический институт, где заочно в течение шести лет учится. В том же году создает свою семью. Жена - Софья Львовна, педагог по образованию. Алик эту семью очень и даже очень любит и проявляет много внимания и большую заботу об их благополучии.

Писать об Алике и не подчеркнуть те отзывы, которые имеются о нем, также нельзя. Все родственники и знакомые с большой похвалой отзываются о нем. Достаточно с Аликом хоть один раз поговорить, и у вас останется добрая и долгая память. Он на редкость добрый, очень внимательный и благожелательный человек. Он делает людям только добро.

"Какой у вас зять хороший! Мы таких еще не видели!" - так о нем говорят все, кто его знает. Для меня Алик даже больше, чем сын. Сын ведь очень далеко.

По окончании политехнического института его назначают начальником бюро оснастки на одном из крупнейших заводов Воронежа - Автогенмаш, где он проработает много лет, вплоть до своего отъезда на постоянное место жительство в Израиль, где проживает по настоящее время со всей своей семьей.

У Алика и Сони две взрослых дочери и две маленьких внучки.

Японцы дали о себе знать

Мне хочется в этой небольшой статье написать о тех событиях во время Великой отечественной войны, которые или плохо, или вовсе не были освещены в нашей печати. Многие из этих событий до сего времени даже не рассекречены. А не рассекречены лишь потому, что в этом вопросе очень много неразберихи.

В связи с 25-летием Союза ветеранов, я расскажу о тех событиях, в которых я принимал активное и очень ответственное участие.

События эти относятся к тому периоду, когда в начале августа 1945 года во исполнения договора с Америкой, Советский союз обязался спустя три месяца по окончании войны с Германией вступить в войну с Японией.

Договор был выполнен.

Здесь имеется в виду начало военных действий, когда начнется война советских и японских войск.

В этот период японская армия считалась одной из сильнейших армий мира. По уровню стойкости, дисциплины, отваги в бою, готовности к самопожертвованию она не знала себе равных.

Против этой армии проводилась молниеносная сокрушительная операция, в результате которой японские войска потерпели поражение и на двадцать пятый день войны заявили о своей капитуляции.

Но война на этом не закончена. Не все японские войска подчинились приказу императора и продолжали военные действия. Война здесь завершилась только 2 сентября 1945 года, когда японцы на всей территории прекратили военные действия и сдались в плен.

Но и на этом не для всех воинов Дальнего востока она была закончена.

Воины самого дальнего востока получили боевое задание овладеть одним из островов Курильской гряды - островом Уруп. Этот остров находится на высоте 1426 метров и состоит из ряда вулканов, соединенных основаниями. Площадь острова составляет 1500 квадратных метров.

О боевом задании нам стало известно только накануне. Я тогда служил во 2-ой стрелковой бригаде в должности командующего артиллерией. В мои обязанности входило подготовить к бою все пушки, входящие в мое подчинение. Под моим командованием тогда шесть разнокалиберных дивизионов. Дивизионы эти располагались на Северном Сахалине, а с захватом Южного Сахалина, передислоцировались на Южный Сахалин.

Корсаков (Отомари) - районный центр с портом на берегу залива Анна. Здесь и началась подготовка к отплытию для выполнения боевого задания.

Был подан американский корабль. Подготовка заключалась в том, что следовало подвезти необходимое количество боеприпасов и продовольствия.

Ведь мы рассчитывали жить там не один год. В течение двух суток загрузка была закончена, и мы отплыли от берега. Еще через двое суток мы были в пределах острова Уруп и уже в бинокли рассматривали его берега.

Но к разгрузке не приступали. Мы ведь знали, с кем имеем дело. Шла усиленная разведка.

Разведав и убедившись, что японцы встречают нас под белым флагом, миром, только тогда начали активную подготовку к разгрузке.

На четвертые сутки разгрузка была завершена полностью, и мы смогли отпустить американский корабль.

Весь состав японских солдат и офицеров был пленен. Они были выселены из своих землянок, в которых мы разместили своих солдат и офицеров.

Все землянки были обтянуты одеялами, глубоко под землей. Мы связались по телефону с высшим начальством, и нам было разрешено из пленных создать постоянную команду для ловли рыбы, и в течение всех лет пребывания на острове мы довольствовались горбушей и кетой - очень доброкачественной рыбой.

В этой статье следует подчеркнуть, что евреи-дальневосточники приложили немало усилий, чтобы ускорить победу над Японией. Герой Советского союза Каплан Лазарь Моисеевич, подполковник-однополчанин, долгое время после войны занимался тем, что готовил для артиллеристов квалифицированные кадры, за что неоднократно отмечался в приказах.

В течение многих лет я поддерживал связь с моими друзьями-товарищами по училищу: Кацем, Кацнельсоном, Ефимом Эйшинским, Рубиным.

Но, к сожалению, война нас разбросала.

Если кому-нибудь известно о таких, очень прошу сообщить.

Могу лишь сообщить, что до поступление в военное училище все работали в городе Минске в типографии им.Сталина по разным специальностям. Моя специальность была - ручной наборщик.