Рассказы

ТЁТЯ НАСТЯ

На первом этаже дома, соседнего с нашим, в маленькой ком- натке коммунальной квартиры жила очень старая тётя Настя. Жила она одна. Детей у неё не было, а единственная старшая сестра, которая с ней когда-то проживала, умерла много лет назад. Тётя Настя из дома почти не выходила. У неё была добрая соседка, которая водила её в баню, а когда производила для себя покупки, никогда не забывала про немощную тётю Настю.

Но летом, один раз в месяц, после того, как ей приносили пенсию, тётя Настя сама шла в магазин, покупала бутылку вина, немного хлеба, немного солёной трески и возвращалась домой. Там она жарила треску, выпивала рюмку-другую вина и появлялась во дворе. Она садилась на лавочку перед окном своей комнаты и начинала петь песни. Мы, маленькие мальчишки, вовлечённые в это событие, бегали около неё, смеялись в предвкушении забав- ного зрелища и кричали ей:

- Тётя Настя, попляши!

Тётя Настя отвечала нам беззубой улыбкой, обязательно допевала свой песенный репертуар, с трудом отрывалась от лавочки и шла по кругу с частушками про любовь. Эти частушки мы вежливо слушали, не мешая тёте Насте, ради того, чтобы после каждой из них услышать утопающую в детском смехе самую весёлую Настину прибаутку:

-Эх, лапти мои,

Лапоточки мои,

Лапти ходу не дают

Всё до ж... достают.

Бабушка быстро уставала, она снова садилась на лавочку, прислонялась спиной к карнизу, а мы убегали в другую часть нашего большого двора, потому что наблюдать, как спит старый человек, нам было совсем не интересно.

Потом появлялась Настина соседка, поднимала её и уводила в дом, где тётя Настя, дожидаясь следующей пенсии, почти безвыходно сидела у окошка и наблюдала за нашими играми.

Лето 2007

КОЛХОЗНЫЙ БАРОН

Каждый новый учебный год в институте начинался с длительной поездки в деревню. Это наш деканат, по воле партии, посылал нас на помощь тем коллективным хозяйствам, чьи коллективы без помощи студентов не могли собрать и убрать урожай. Безнаказанно ответить взаимностью деканату, а тем более партии у студента не было никакой возможности, поэтому в сентябре контингент тружеников на колхозных полях резко омолаживался. Так было и в этот раз. Студенты всех факультетов с первого по четвёртый курс были направлены в колхозы Борисовского района. Только выпускники, студенты пятого курса с первого сентября приступили к учёбе.

Константин Иванович Дочурин, человек нескончаемой энергии, из энтузиастов художественной самодеятельности собрал концертную бригаду, куда вошёл и я, которая должна была весь сентябрь днём трудиться на полях, а вечером давать концерты для колхозников района. Такое под силу было только Дочурину. Нужно было решать вопросы не только благоустройства и занятости ребят, но и проблемы перевозки людей и музыкальных инструментов, что Константин Иванович всегда делал с основательностью ответственного человека. Телевидения тогда в деревнях не было, поэтому на выступления даже таких ещё совсем зелёных «артистов» собирались полные сельские клубы. Встречали нас тепло и долго не отпускали. Мы уезжали в приподнятом настроении, которое помогало нам утром следующего дня выходить на поле и успешно справляться с трудовыми задачами.

Месяц пролетел, как один день. Константин Иванович был нами очень доволен, похвалил нас, и с благодарственной грамотой руководства Борисовского района мы приехали в Славоярск.

В это время городские газеты сообщали, что план уборки урожая в области заваливается, и райком партии прислал новую разнарядку посылки студентов на село, в соответствии с которой институт должен был потрудиться там и в октябре. Наш деканат напряжённо искал безболезненный вариант выполнения нового задания, но не находил, и вынужден был снять с учёбы пятый курс. Я ничего этого не знал, и когда явился в институт на следующий день после приезда, чтобы узнать, когда начнутся занятия, то сразу же попал на глаза декану Венере Степановне Ткачук. Она, увидев меня, как-то сразу повеселела и сообщила мне, что мой «культурный» отдых закончился, и я должен завтра выехать в колхоз вместе с пятикурсниками.

Константин Иванович Дочурин, которому я, придя в музыкальную комнату, рассказал о распоряжении декана, тоже возмутился и пошёл выяснять у Ткачук причины его.

- Да, Гриша, «любит» тебя Венера Степановна, - огорчённо сказал он мне по возвращении, - ведь из всей нашей бригады только тебя высылают завтра. Единственное, чего мне удалось добиться, так это, чтобы тебя отправили вместе с Ильёй Панкратьевым.

С Ильёй мы учились на одном факультете, только он был на один курс меня старше и весь сентябрь «обогащал свою память знаниями». Он был любимым учеником Дочурина, играл в его оркестрe на баяне и был одним из немногих, на чьи научные и музыкальныe способности Константин Иванович мог всегда опереться. Я с ним познакомился ещё на первом курсе, когда стал петь в хоре, созданном по инициативе того же Дочурина. И так как хор выступал в основном в сопровождении оркестра, то на многих репетициях и на всех концертах мы с Ильёй много общались. Когда я выступал с художественным свистом, аккомпанировал мне на баяне только Илья. Особенно мы подружились, когда Илья создал мужской вокальный квартет, куда кроме нас с ним вошли студенты нашего факультета - оркестранты Юра Крытов и Эмиль Шулевич.

Репертуар у квартета был богатый - целых две песни. Одна песня была патриотическая, в которой мы - два русских парня и два еврейских парня клялись в любви к Азербайджану и в готовности отдать за него жизнь.

Припев песни:

"Мой Азербайджан!

За тебя я жизнь отдам,

Любимый мой Азербайджан!",

исполнявшийся нами с большим чувством, ни у кого из слу- шателей не оставлял сомнений, что эти парни, в случае чего, не подведут.

Другую песню, о старом извозчике, которому приснились сорок бочек белого вина, и о его лошади, которой снилось, будто ей в гриву луна вплела венок, мы пели «а капелла». Она нам очень очень нравилась, пели мы её проникновенно, тихо, с любовью к последнему рыцарю гужевой эры.

Но однажды при выступлении на сцене главного городского театра из-за плохой акустики, а может быть, из-за нашей неопытности, эта проникновенность оказать недостаточной и дальше сцены не прошла. После этого наш квартет прекратил выступления. Узнав об этом, четыре парня из Ливерпуля воспользовались благоприятной ситуацией и без заверений в любви к Азербайджану завоевали целый мир.

Но это случилось несколько позже описываемых здесь событий, а тогда, в первый день октября 1957 года я встретился с Ильей и сообщил ему, что меня как наиболее отличившегося в сентябре на уборке урожая студента, деканат наградил поездкой в составе пятикурсников в одну и лучших деревень того же Борисовского района для проведения так полюбившихся мне сельхозработ.

В середине следующего дня мы были уже на месте, и, не спеша, устраивали свой быт. Вечером наш руководитель, профессор Бардзеевский, собрал нас в самой большой избе, показал нам несколько карточных фокусов, продемонстрировал свои способности в отгадывании чужих мыслей, а потом сообщил нам, что завтра все будут копать на поле картошку, а он, Илья и Григории будут её на лошади отвозить.

Утром мы с Ильёй пришли на конюшню, где жилистый конюх с тёмным от загара лицом показал нам, как нужно запрягать и распрягать лошадь, а потом заставил нас при нём это сделать самим. Мы экзамен выдержали и на телеге поехали на поле, где профессор с колхозным бригадиром уже расставили ребят по полю и ждали нас.

Нашего коняку сероватой масти звали Барон, это был пожилой мерин, послушный, точно и сразу выполнявший приказы Ильи, который на правах старшего завладел вожжами и сидел на телеге недалеко от хвоста аристократа.

- Я вам специально подобрал такую лошадку, которая понимает без мата. А то вам с профессором ездить, - сказал нам на дорогу конюх-психолог, - Барон у нас один такой. Сами не знаем, откуда у него такая культурность.

Но культурность Барона не простиралась безгранично. При каждом своём шаге мерин издавал характерный звук, свидетельствовавший о том, что его хорошо кормят. Но если бы только звук. Эта его особенность сильно нас забавляла, а когда мы, погрузив на телегу собранную картошку, взяли в свою компанию профессора Бардзеевского, то стала забавлять и его. Илья делал попытки передать бразды правления мерином мне, но я сначала находил убедительные доводы отказаться от его предложения. А потом мне стало его жалко, и в перерывах между погрузочно-разгрузочными работами мы с Ильёй стали управлять Бароном поочерёдно. В один из таких перерывов я сочинил куплет на мотив известной арии из оперетты «Цыганский барон». Этот куплет так понравился моему напарнику и профессору, что мы пели его соло и трио. В тот день мы были в голосе, и арию сивого мерина:

- Я колхозный Барон

В воз с картошкой впряжён.

Для меня п....на

Жизнь трудна, жизнь трудна. -

- спели раз двадцать.

А поздно вечером к нам в избу пришёл профессор Бардзеевский и с волнением сообщил нам, что сегодня, когда мы дурачились и пели песни, Советский Союз запустил первый иcкусственный спутник Земли.

Так для нас закончилась эра гужевая и началась эра косми- ческая.

19.01.2008 г.

В моей книжке был маленький рассказик, настолько корoткий, что я его здесь полностью воспроизведу:

ОТЗЫВ НА СТАТЬЮ

Написали мы с Толиком статью и отправили в один отраслeвой научный журнал. Редакция журнала отдала статью на отзыв независимому рецензенту, имя которого редакция авторам статей не сообщала. Поэтому нам прислали текст отзыва без подписи рецензента.

Рецензент был немногословен. Отзыв, занимавший менее одной страницы, заканчивался так:

- «Мне бредставляется, статья может быть напечатана в Вашем журнале».

Блеск - одной буквой всех наповал!

Когда я отдавал книжку для вёрстки, я спросил у редактора, нельзя ли найти кого-нибудь для просмотра книги на предмет наличия в ней грамматических ошибок.

- Сам я, как понимаете, внимательно смотрел тексты, вылавливал ошибки, но может быть, где-то не углядел. Будет неприятно, если потом друзья будут учить меня грамоте на моих же собственных ошибках.

- Я уверен, что вы, Григорий Яковлевич, перестраховываетесь. Зачем вам платить лишние деньги. Вот Маша будет производить вёрстку, заодно и на ошибки обратит внимание.

Красивая девушка Маша отнеслась к дополнительному поручению шефа очень ответственно. Когда она дошла в своей работе до этого рассказа, ей сразу же бросилась в глаза моя «описка».

Девушка она была скромная, ткнуть пожилого автора в его ошибку она постеснялась и исправила в слове «бредставляется» букву «б» на букву «п».

Потом, когда книга вышла, и я стал раздаривать её друзьям, когда при встречах или по телефону они делились со мной своими впечатлениями о книге, разговор обязательно заканчивался вопросом:

- Послушай, Гриша, а что это за буква, которая всех наповал? Когда мой друг Витя Турунский первым задал мне этот вопрос, я сказал, что это буква «б», что она отразила мнение рецензента не только о статье и её авторах, но и о журнале, который собирался эту статью опубликовать.

- Но буква «б» только в слове «быть». Что в ней такого

особенного, что она смогла так много отразить? - не унимался Виктор.

Я сразу понял, что случилось, и, чтобы как-то выйти из создавшегося положения, ответил:

- А ты подумай, Витя. Мне как-то не очень удобно давать дальнейшие пояснения человеку, который сам прекрасно умеет логически мыслить.

Тут я должен сделать не очень большое отступление. В начале семидесятых годов на одном из продолжительных учёных советов, которые регулярно проводились в нашем НИИ, моими соседями оказались начальник технологического цеха Яков Крокус и заведующий «резиновой» лабораторией Евгений Коротков. Совет был неинтересный, нам было скучно, и я рассказали анекдот-загадку:

- Зашёл один мужик в буфет и попросил буфетчицу, чтобы она налила ему сто пятьдесят граммов водки и отрезала сто граммов колбасы. Та посмотрела внимательно на мужика и сделала всё, как он просил. Мужик сел за стол, выпил водку, закусил колбасой, а потом снова подошёл к буфетчице, но но попросил на этот раз сто граммов водки и сто пятьдесят граммов колбасы. Буфетчица долго смотрела на посетителя и спросила:

- Скажите, а вы пожарник?

- Да, - с улыбкой ответил мужик.

Как она догадалась?

После этого учёный совет проходил без какого-либо участия моих соседей. Они сидели по левую и правую руку от меня, и, будучи людьми амбициозными, друг с другом советоваться не хотели и меня долго ни о чём не спрашивали. Они думали, и время от времени в своих тетрадях проводили какие-то вычисления. Ученый совет затянулся, и его перенесли на следующий день. Тут Женя и Яша сдались и попросили меня дать разгадку.

- Да вы что, ребята, глупее буфетчицы? Не буду я вам

подсказывать. Время ещё есть - завтра, наверное, тоже целый день просидим на учёном совете.

На следующий день они сели вместе и попросили меня уточнить цифровые параметры и порядок заказов водки и колбасы, возраст буфетчицы, заказывал ли мужик хлеб, ел ли он колбасу руками или с помощью вилки, какой пользовался посудой, как он, расплачиваясь, отсчитывал деньги. На все версии, которые которые oни предлагали, когда мы сидели в кабинете директора, когда после учёного совета спускались по лестнице, я мотал головой. Лишь когда вышли на улицу, я перестал их интриговать:

- На мужике была роба, на голове каска, а на боку висел топорик.

Последние слова я произносил набегу. Они бежали очень быстро, но я ещё быстрей, что позволило мне избежать справедливой расправы.

Эту историю я вспомнил, когда предложил Вите самому подумать, почему буква «б» в заключительном предложении отзыва является такой информационно-ёмкой. Тех, кто ко мне обращался в дальнейшем за разъяснениями относительно загадочной буквы, которая всех наповал, я укорял за несообразительность и призывал самостоятельно разобраться в этом вопросе. Я обнаглел и пообещал бутылку виски в качестве приза тому, кто первый даст правильную интерпретацию рассказа. Это была моя большая глупость. Телефон трезвонил с утра до вечера. Одно было утешение, что число моих родных и друзей и, соответственно, тираж книжки не были велики. Иначе телефон пришлось бы попросту отключить. Так продолжалось месяц. Я был стоек и всем звонившим отказывал в праве на виски.

За это время я договорился с редактором об издании маленькой книжечки. Потом сел за компьютер, написал небольшой рассказ и назвал его «Загадочная буква». Потом издал книжку, состоявшую из одного рассказа, подарил её моим внимательным читателям и тем самым попросил прощения за своё озорство.

ЗАСЕДАНИЕ УЧЁНОГО СОВЕТА ПО АГРАРНОМУ

ВОПРОСУ В ЭПОХУ РАЗВИТОГО СОЦИАЛИЗМА

Учёный совет был близок к завершению, когда в кабинет ди- ректора НИИ низкомолекулярных соединений вошёл секретарь парткома института, наклонился к директорскому уху и стал что-то нашёптывать.

- А Вы сказали, что у нас научная конференция на носу? - тихо спросил директор.

- Конечно, сказал, а он и слушать не хочет. Говорит, что кон- ференцию можно перенести, а уборку урожая — нет. Направил к нам нового председателя нашего подшефного колхоза с разна- рядкой. Тот вот-вот должен подъехать. Что с ним делать?

Директор подумал и сказал:

- Вы его попросите подождать, у нас совет скоро закончится, народ я не отпущу, пусть посмотрят друг на друга и поговорят.

После того, как вопросы повестки дня учёного совета были обсуждены, директор попросил не расходиться:

- Товарищи, нам не удастся провести учёный совет, не обсудив

вопросы «аграрной тематики». Из райкома позвонили парторгу и сообщили, что в связи с тяжёлыми погодными условиями нам, как и другим предприятиям города, необходимо оказать помощь колхозам в уборке урожая. К нам приехал очередной председатель подшефного колхоза, он уже в приёмной. Вопрос, посылать сотрудников или не посылать, с ним обсуждать бесполезно, а вот о том, как наши люди будут размещены, какие условия им будут созданы для работы и для отдыха, самое время поговорить, - заключил директор и через секретаря позвал в кабинет парторга и председателя.

- Здравствуйте, товарищи научные сотрудники! - громким грудным басом с порога приветствовал членов ученого совета председатель колхоза - долговязый, лёгкой походкой шагающий по жизни человек.

- Здравия желаем, товарищ председатель! - неожиданно для себя вскочили два полковника в отставке, ответственные за гражданскую оборону и производственную дисциплину в институте, не пропускавшие ни одного заседания учёного совета. Они сидели в разных частях директорского кабинета, однако полученные в молодости строевые инстинкты моментально подняли их на радость остальной научной аудитории.

- Вольно, вольно, товарищи, - удовлетворённо произнёс председатель, — судя по тому, как вы меня встретили, нам бы сейчас хорошо было поговорить о чём-нибудь, совсем не связанном с сельским хозяйством. Но жизнь заставляет каждого из нас заниматься, как вы понимаете, не своим делом. Я тоже из науки, руководил отделом научной организации труда на одном предприятии пищевой промышленности, хотя до того тоже, как и некоторые из вас, служил в армии. Богатый опыт, который я там приобрёл, спрятать трудно, и я решил его направить на село. В том, что шефами моего колхоза оказались научные сотрудники, мне, безусловно, повезло. Вместе с вами я смогу собрать урожай в намеченные партией сроки, а заодно и проверить на практикe многие свои идеи, которые не были опробованы в пищевой пpoмышленности. Из-за проливных дождей наши поля с картошкой так размокли, что техника не может туда заехать. Единственный способ в таких условиях - уборка вручную. А для уборки вручную в первую очередь нужны руки, а также корзины, лопаты и дождевики. Лопаты и корзины мы предоставим, а вот что каcается дождевиков и рабочих рук, то это полностью ляжет бременем на плечи вашего института.

- И сколько же понадобится рук? - раздался полный иронии голос профессора Огнетушицера.

Председатель собирался сказать что-то ещё, но, будучи ocтановлeн вопросом, нашёл взглядом профессора и стал отвечать:

- Очень хороший вопрос. Получив от меня ответ на него, образованный человек быстро сообразит, сколько человек нужно будет послать и сколько, соответственно, дождевиков нужнo приобрести. Но я не хочу вам облегчать задачу и отвечаю, что вам потребуется приобрести девяносто дождевиков. Из этой информации вы легко можете сами найти ответ на поставленный вами вопрос.

Аудитория улыбнулась, ей понравился ответ председателя.

- А как будут людей доставлять к месту работы? Расстояние от деревень до поля с прошлого года, наверное, не изменилось. А оно большое. Мои сотрудники жаловались мне в прошлом году, что их возили на работу в тележках из-под навоза. а это, как вы понимаете, не очень приятно, - продолжал интересоваться профессор.

- Да. я понимаю, что научные сотрудники испытывают определённые нравственные переживания, когда их везут в тележке из-под навоза. Но поверьте, что и мы испытываем нравственные муки, когда после вашего отъезда нам приходится возить навоз в тележках из-под уважаемых нами научных сотрудников. Но. если научный сотрудник имеет возможность восстановиться в нашей замечательной бане с парилкой и реабилитировать себя в собственных глазах, то навоз, к сожалепыкх от общения с сохранившейся в тележке аурой интеллектуалов часть своих свойств безвозвратно теряет.

Несмотря на эти потери мы будем возить ваших людей на работу и с рабoты в тележках, - заливался вошедший в транс председатель.

После нудного учёного совета его участникам словесный поединок неизвестного агрария с известным своей активной жизненний позицией профессором был интересен. Их опыт отправки сотрудников в колхоз говорил о ее неотвратимости, и они, смирившись с этим, рады были немного расслабиться.

Директор, по горло сытый жизненной позицией профессора Огнетушицера в институтских делах, тоже пока не вмешивался в разговор и с удовольствием наблюдал за развитием дискуссии.

Профессор начал наливаться краской:

- А транспортировать картошку на склад тоже собираетесь вручную?

Или, может быть, вы для этого из своего прежнего научного багажа что-нибудь извлечете?

- Научного или ненаучного, а у же извлек. По своим старым связям я договорился с мясокомбинатом, и нам привезли вчера двуx старыx рабочиx лошадeй, чем продлили их жизнь на полмесяца.

Конечно, это не мустанги, но мы их сейчас усиленно кормим овсом, и у них хватит сил отвозить собранный урожай от поля до картофелехранилища, - председатель повернулся лицом к ди- ректору и добавил, - Ну, а подносить корзины с картофелем нa край поля, как правильно догадался ваш агроном, конечно, при- дётся вручную.

Профессора могла вывести из себя и менее обидная мелочь, но сравнение с агрономом буквально взорвало его изнутри. Когда он впадал в такое состояние, ему становилось безразлично ,кто перед ним : подчинённый, начальник или посторонний человек. Его подчинённых на ученом совете не было, постороннего председателя колхоза после его пассажей Огнетушицер презирал, поэтому весь его гнев вдруг обрушился на директора:

- Я не понимаю, Аркадий Степанович, что за цирк здесь происходит! У каждого из нас по горло работы, а вы вместо того, чтобы сообщить подразделениям, сколько мужчин и женщин они должны отправить в колхоз, и быстрее отпустить, устроили нам выступление этого клоуна.

- Успокойтесь, Бронислав Вольфович, я вам всё объясню.

- Я сам вам могу всё объяснить, но я не понимаю, почему вы стараетесь принизить роль людей, на которых опираетесь. У вас не так много профессоров и докторов наук, чтобы давать обливать их грязью заезжему авантюристу, где-то поднаторевшему в словесных изысках. Скажите ему, что тот стиль изложения проблемы, который он выбрал, здесь неуместен.

- Успокойтесь, Бронислав Вольфович. Тон и форму вашего состязания с председателем колхоза, Глебом Валерьевичем, пер- вым задали вы, это состязание вы не выигрываете, а отсюда такая ваша реакция. Я вас очень ценю как специалиста, внесшего выдающийся вклад в становление и развитие нашего института. Ваши коллеги, в отличие от нашего гостя, знают вас как внимательного руководителя, к форме ваших вопросов давно привыкли. В таких делах, как посылка людей в колхоз, эта форма проистекаeт у вас из заботы о своих подчинённых, что должен учесть многоуважаемый Глеб Валерьевич. Успокойтесь, Бронислав Вольфович, и присаживайтесь. У вас, наверное, есть о чем ещё спросить председателя.

Конечно, это был цирк, где директор выступил в роли опытного дрессировщика, а профессор - взбунтовавшейся лошади, не желающей скакать по кругу под чужую музыку.

Аркадий Степанович прекрасно знал слабые и сильные стороны своих подчинённых. Он знал, что Огнетушицеру, несмотря на его красочную фамилию, не удастся самому погасить свой гнев, и нашёл единственные слова, которые сбили разгоревшееся было

пламя, и посадили на место удовлетворенного профессора. Такие сладкие слова учёный очень любил и понимал, что второй раз их сегодня не услышит. Он сел, гордо глядя на председателя, и вопросов больше решил не задавать.

Председатель сразу же этим воспользовался:

- Конечно, Аркадий Степанович, я учту ваше пожелание, хотя должен заметить, что активность руководителей в решении некоторых вопросов не всегда является оптимальным средством.

Вот у нас в НИИМСК, научно-исследовательском институте мяса для сырокопчёной колбасы, где я раньше работал, был начальник дoвольно многочисленной и сложной экономической службы. Так он приходил на работу, заходил в свой кабинет, запирался на ключ и ложился спать. А во сне он сильно храпел. Так сильно, что храп не давал спать другим работникам его службы, благодаря чему она постоянно побеждала в социалистическом соревновании и получала премии. Так, что разные могут быть стили руководства, и по-разному можно заботиться о своих подчинённых.

Но я, кажется, отвлёкся. Матрасов в колхозе мало, поэтому ваши люди должны привезти с собой мешки для тюфяков и подушек. Наше сено, которым они их набьют, по своему качеству удовлетворит требованиям самых заботливых руководителей, а по количеству в сеновалах - запросам самых озабоченных их подчинённых.

Вместе с теми, кто будет работать в поле, необходимо прислать

несколько поваров. Люди будут размещены в восьми домах, значит и поваров нужно столько же. Мясом, молоком и картошкой мы их обеспечим. Остальные продукты можно подкупить в магазине. Но прошу учесть, что спиртные напитки в рабочее время продаваться не будут.

- А в обед? - спросил заведующий лабораторией Меньшаков, свято чтивший в обеденное время в своём кабинете менделеевские заповеди.

- У нас на время уборки рабочее время включает в себя обеденное, - быстро ответил председатель, подождал, и, когда убедился, что Меньшаков его понял, продолжал, - Что касается лекарств, то ближайшая аптека находится далеко, в районном центре, поэтому их лучше всего захватить из дома. А так в ма- газине вечером можно будет купить перцовку - как показывает опыт колхозников, наилучшее профилактическое средство от простуды и расстройства желудка.

Меньшаков при этих словах председателя снисходительно кивал головой, как бы сообщая, что его личный опыт не входит в противоречие с опытом колхозников, а включает его как частный случай.

Возникла небольшая пауза, и заполнить её решил секретарь парткома:

- Вы тут хвастались своей баней, однако вход в неё доступен не каждому. В прошлом году подвергли дискриминации сотрудника института Михаила Доминова. Когда он после работы пришёл в баню, её заведующая долго не пропускала его, говоря, что он слишком грязный. Я вас попрошу, Глеб Валерьевич, распорядиться, чтобы наши люди имели беспрепятственный доступ в баню.

- Может быть, вы захотите нас ещё в расовой сегрегации обвинить? Я много слышал об этом случае от прежнего председателя, когда он передавал мне дела, и от колхозников. Ваш Михаил, когда пришёл в баню, действительно был похож на негра. Но это было следствием того, что он ухитрился провалиться в выгребную яму, как у нас говорят, «в говнах искупался». Как же можно его было в таком виде запустить в баню. Если б он зашёл туда, все остальные из неё моментально бы выбежали. Поэтому его заставили полностью раздеться за баней, вылили на него несколько шаек тёплой воды, а потом, уже белого, впустили помыться. Мало того, пока он мылся, ему кое-какую сухую одежонку нашли. Он потом в знак благодарности даже песню спел на иностранном языке. А вам, наверное, не всё рассказал, иначе бы здесь не выступали с претензиями.

Эта история сильно всех развеселила. Даже Огнетушицер улыбнулся, когда впервые услышал одно из любимых своих слов во множественном числе.

- У нас, кроме бани, есть хороший клуб, - продолжал пред- седатель, - с библиотекой и бильярдной комнатой. В библиотеке много книг, которые вы нам подарили в порядке шефской помощи.

Среди этих книг особенно широко представлены книги научно-методического и политического содержания, а также книги о роли профсоюзов в организации социалистического соревнования в научно-исследовательских организациях. Думаю, что, благодаря

вашей помощи, наша библиотека удовлетворит интеллектуальным и художественным потребностям научных сотрудников, которые приедут на уборку урожая.

Что касается бильярда, то он за время своего существования претерпел существенные функциональные превращения. Сначала исчезли кии и шары, потом кто-то срезал сукно, потом кто-то отвинтил борта, и теперь бильярдный стол используется для игры в шашки, домино и настольный теннис.

- Скажите, - вдруг независимо от своего желания снова стал спрашивать профессор, — раз вы так много людей затребовали от нас для отправки с поселением, выездов на один день, наверное, не потребуется? Иначе вы остановите всю работу в технологических подразделениях института, где она в основном сменная.

- Я понимаю ваш тонкий юмор, дорогой профессор, но не одобряю его. Мы выполняем волю нашей партии. Если партия говорит, что уборка урожая сейчас главное, значит, сменная работа вашей лаборатории есть дело второстепенное. Мы, каждый на своём месте, должны приложить все силы, чтобы задание партии выполнить. Помните, когда надо было построить Беломоро - Балтийский канал, Днепрогэс или космодром, деревня больше всех отправляла на эти стройки людей с поселением, и никто тогда не жаловался, что некому пахать. Я сюда приехал не для того, чтобы забрать ваш интеллект. Он при вас остается. Мобилизуйте его, как следует, и вы найдёте выход, даже если от вас потребуют ещё обеспечить и ежедневные выезды. Тут я должен вам заметить, что вы не очень хорошо знаете настроение своих людей. Они любят

ежедневные выезды. Самая распространённая российская привычка позволяет им каждый день привозить домой лучшую часть собранного ими урожая и обеспечить себя овощами на всю зиму. Так что ваше желание отменить ежедневные выезды в колхоз они вряд ли воспримут как вашу о них заботу.

Это был нокдаун. Но профессор быстро пришёл в себя и, обращаясь уже к членам ученого совета, сказал с улыбкой:

- Я сегодня задавал так много вопросов с одной целью: показать, что наш подшефный колхоз приобрёл в лице Глеба Валерьевича очень умного и энергичного руководителя. Кажется, мне это удалось.

Дружные аплодисменты подтвердили его слова.

На следующий день всем начальникам подразделений и служб позвонили из отдела кадров и сообщили, сколько сотрудников они должны и, следовательно, могут отправить в колхоз.

Весна 2007 г.

КАК СОЛОВЬЁВ-СЕДОЙ В ЯРОСЛАВЛЕ ГРИБЫ ПОКУПАЛ

Композитор Александр Колкер, рассказывая на канале «Россия» о последних днях Василия Павловича Соловьёва-Седого, вспомнил, как тот, показывая на тумбочку, в которой лежали его многочисленные награды, сказал:

- Саня, я бы отдал весь этот иконостас за возможность сходить в

лес за грибами.

Это сразу напомнило мне о декаде ленинградского искусства в Ярославле, проходившей в начале 60-х годов прошлого века. Среди приехавших в наш город музыкантов были композиторы В.П.Соловьёв-Седой и В.Е.Баснер. Они были давно знакомы и хорошо относились друг к другу.

Ранее при подготовке Василием Павловичем второй редакции балета «Тарас Бульба» Веня помогал ему при оркестровке. В один из дней они договорились погулять по Ярославлю и пригласили на прогулку меня. Когда мы шли по Волжской набережной, Василий Павлович рассказал, что до войны бывал в нашем городе и даже однажды пережил романтическое приключение. Познакомившись с одной ярославской красавицей, он на лодке повёз её на Верхний остров, не зная, что проплывать под железнодорожным мостом на этом плавательном средстве, даже сильно влюблённым, в Ярославле запрещено. Его задержали до того, как он вошёл в охраняемую зону, но пожалели и отпустили, снабдив информацией, что в Ярославле есть ещё Нижний остров, где можно делать всё, что он собирался делать на Верхнем. «Одно учти, парень, - уже смеясь, предупредили его, - что с Нижнего острова до лодочной станции тебе придётся возвращаться против течения. Сохрани на это силы».

Василий Павлович рассказывал об этом приключении явно с удовольствием, они с Веней громко смеялись и моментами вели себя, как несдержанные мальчишки.

Дойдя до знаменитой Беседки, мы повернули в сторону Советской улицы, прошли по ней до площади с таким же названием, полюбовались Церковью Ильи Пророка и зашли на Мытный рынок.

Василий Павлович спросил меня, где торгуют сушёными грибами. У них в Комарово в этом году грибов было совсем мало, и Василий Павлович не смог запастись ими впрок. Я подвёл его к небольшому прилавку, где одиноко стояла с грибами деревенская старушка. Соловьёву-Седому явно хотелось поторговаться. То, что старушка была с грибами одна, работало против него, но то, что у старушки не было других покупателей, давало ему преимущество в торге.

Грибы у бабушки были только белые. Василий Павлович поднёс к носу одну связку, понюхал и повертел в пальцах несколько грибов и спросил:

- В печке сушила?

- Нет, на печке, на лежанке. В печке разве так высушишь? Обязательно почернеют, потеряют дух и станут ломаться. А на эти погляди - душистые, гнутся, краше моих грибов не бывает. Я два дня подряд в жару печку топила, чтобы они такими дошли. Бери, милай, не пожалеешь.

- Ох, бабуся, умеешь ты уговаривать. А сколько просишь за одну связку?

Бабушка назвала цену.

- А, может быть, скинешь мне немного? Смотри, кроме меня у тебя других покупателей не видно.

- Ладно, скину. Но, если бы ты был мне не по душе - не скинула

бы. Вижу, что ты из заезжих. У нас таких нет. Бери, где ещё таких чистеньких беленьких найдёшь.

И старушка назвала новую цену.

- А если я возьму у тебя две связки, скинешь ещё?

- Ну, чего ж не скинуть хорошему человеку. Конечно, скину. Бери, милай, не пожалеешь.

- А если я у тебя возьму все связки?

- Во, точно заезжий! Уступлю, не сумлевайся. Возьмёшь- долго меня ещё потом будешь нахваливать.

И бабушка назвала окончательную цену.

Василий Павлович, довольный удачным торгом, сделал из газеты большой куль, засыпал туда все грибы, неторопливо отсчитал названную старушкой сумму, вложил эти деньги ей в одну руку, а в другую - сумму, в два раза большую.

Мы уходили, а старушка так и стояла улыбаясь.

Василий Павлович Соловьёв-Седой умел делать людям праздник.

Весна 2007 г.

КУЛЮН

В нашей деревне, в старом бревенчатом доме, закрытом с двух

сторон зарослями сирени, проживала бабушка с дочерью и внуком. Но бабушка, на которой держалось всё хозяйство, умерла, дочь стала сильно попивать, а внук вскоре угодил в тюрьму. К дочери стали прибиваться бомжи, жили у неё в доме, пили, воровали у соседей картошку, консервы и всякую алюминиевую утварь, которую потом сдавали как цветной металл. Дело заканчивалось тем, что приезжала милицейская машина и увозила одного или двух обитателей дома. Но вместо них появлялись другие, которых ожидала та же участь.

А потом в дом вселились цыгане, купившие его у внука, незадолго до этого вышедшего на свободу. Дом он продал без юридического оформления в отсутствие матери. О том, что права на дом имеет его мать, он не сказал, и какое-то время она жила в цыганской семье. Но однажды в доме что- то пропало, подозрение, естественно, пало на опустившуюся хозяйку дома, и её из дома выгнали.

Вели себя цыгане шумно. Иван и его жена Рая в основном ругались, их дети Артур и Руслан целыми днями гоняли мяч между домами, а их старшая сестра Оксана нянчилась с маленьким, часто плачущим сыном.

Жили они тем, что собирали металлолом в округе. Время от времени к ним приезжала крытая грузовая машина, и целый час над деревней стоял грохот от погружаемых в кузов металлических цыганских находок. Но были у них и другие занятия.

Были легковые машины, ночью к ним приезжавшие и быстро уезжавшие, были лошади, неожиданно появлявшиеся и пасшиеся

на деревенской улице и так же неожиданно исчезавшие из деревни.

Однажды из милицейской машины вышла молодая женщина, видимо, следователь, и подошла к забору нашей дачи, где мы стояли с женой. Её почему-то интересовало, видели ли мы раньше лoшадь, что паслась последнюю неделю недалеко от нашего заборa.

- Нет, - отвечали мы, - морда и хвост той лошади, что паслась недалеко от нас, не показались нам знакомыми.

Следователь хихикнула и вопросов нам больше не задавала. За время проживания цыганской семьи в деревне у нас ничего не пропало, хотя до этого каждый год мы несли потери. Новые жильцы с соседями были непременно вежливы, особенно Рая, из-за тёмного загара похожая на негритянку. Иногда они обращались ко мне с мелкими просьбами, и я обычно им не отказывал.

Потом Иван, Рая с детьми и внуком уехали в соседний посёлок, а на их место приехала другая, совсем молодая цыганская семья, которая навела около дома порядок, возвела туалет, чем сразу заслужила в разговорах деревенских соседей уважительные сравнения, выгодно отличавшие новосёлов от предшественников, постоянно минировавших доступным им способом деревенские тропинки.

Однажды в тёплый майский день я работал в гараже. Ворота были приоткрыты, и к ним подошла, везя тележку, цыганка Рая, которую я с прошлого года не видел. Мы поздоровались, и она,

внимательно осмотрев «внутреннее содержание» гаража, спросила меня:

- У вас кулюна нет?

- Что за кулюн? Что им делают?

- Дрова надо расколоть.

- Тогда это не кулюн, а колун. Но он мне завтра будет самому нужен, - поспешил я опередить её просьбу.

- Дайте мне его только на час. Я через час привезу его обратно.

В прежние годы Иван или Рая брали у меня иногда молоток, или лопату, или вилы и вовремя их возвращали, поэтому я пошёл в сарай, взял колун и принёс его Рае.

Она положила его на тележку и ещё раз подтвердила, что привезёт «кулюн» через час, а потом сказала:

- Ты, дед, красивый был молодой. Купи куртку, хорошая куртка, сейчас тебе её покажу.

- Не надо мне никакой куртки.

- Ну, тогда купи куртку своей жене. Красивая куртка. Сделай жене подарок.

- Да не нужны нам куртки, убери их.

- Ну, тогда купи «кулюн».

Я оторопел.

- Что, что? А ну отдавай его обратно?

- Ты что? Совсем шуток не понимаешь. Нерусский что ли? Ты не русский?

- Да, не русский. Но и не цыган.

- А кто?

- Моих соплеменников, как и твоих, в войну уничтожали в

газовых камерах.

- Ну, значит ты курочку любишь кушать? Угадала?

- Угадала.

- Ладно, дед, через час я тебе привезу кулюн, - сказала она повезла за собой тележку.

Я рассказал жене о визите Раи. Жена сразу заметила, что я доверчив больше, чем это требует здравый смысл, и могу распрoститься со своим колуном. И была права. Ни через час, ни через день, ни через неделю Рая колун не возвратила. Жена сходила к новым цыганским соседям, рассказала им о том, как меня обманула Рая, и попросила их передать Ивану и Рае, чтобы они вернули колун. Прошло ещё несколько дней, но те и не думали возвращать понравившуюся, видимо, им чужую вещь.

Тогда я сам подошёл к молодым цыганам и, вспомнив любимый отцовский анекдот, официально заявил:

- Я прошу вас сообщить Ивану и Рае, что если завтра колун не будет у меня в сарае, то я оставлю за собой право поступить так, как когда-то поступил мой отец. Вот так им и скажите!

Повернулся и ушёл.

На следующий день, когда я прилёг после обеда, у нашей калитки раздался голос Ивана, который всех в деревне называл одним именем - «Эй!»:

- Эй, я пришёл!

Я встал и пошёл к калитке. Там стоял Иван, и, когда я подошёл, он вручил мне мой колун. Я отругал Раю за обман. Иван был со мной солидарен и посоветовал мне больше ей ничего не давать

- Дать можно, но нужно слово держать. Это называется обязательностью. Отсутствие обязательности - основная наша беда, - обобщил я наши отношения до масштабов страны и понёс колун в сарай.

- Эй! - услышал я, когда отошёл от Ивана и стал уже заходить за угол дома, — а что твой отец сделал?

Я остановился, повернулся к Ивану и ответил:

- Он купил новый колун.

Лето 2007 г.

ЛЮБВИ ВСЕ ТЯГОТЫ ПОКОРНЫ

Местонахождение начальной школы было особенное. Даже позже, когда я в ней уже не учился, маршруты многих моих пере- мещений по городу проходили рядом с ней (во дворец пионеров,

где я занимался гимнастикой; на волжский пляж; в кинотеатр «Летний»; на Советскую улицу, где мы, школьники, задолго до пешеходного Арбата в Москве, вечером гуляли прямо по проезжей части).

Напротив школы находились деревянные домики. Проходя мимо школы, я непроизвольно наблюдал жизнь в этих домах. Наибольший интерес у меня вызывал двухэтажный дом, в котором коммунально проживало несколько семей. Взгляд постороннего человека, не проникавший дальше входных дверей единственного подъезда, не давал возможности делать суждения об особенностях жизни каждой из семей. Люди входили в дом, дверь за ними закрывалась, или, наоборот, дверь открывалась, и люди выходили из дома. Что можно сказать об их жизни внутри дома? Ничего - или очень мало.

Но даже беглых моих наблюдений было достаточно, чтобы из обитателей дома выделить дружную семью с двумя детьми: мальчиком, он был постарше, и девочкой, которым рано ещё было ходить в школу напротив. Главой семьи был щуплый на вид водитель грузовика. Но потому, как легко он одновременно брал на pуки обоих встречавших его детей, можно было судить о его хо-, poшем здоровье и большой силе.

Машину он оставлял у дома, пoд своими окнами, а сам с детьми на руках заходил в дом. В этот момент его жена, большая, дородная Красавица, управлявшая домашним хозяйством, всегда стояла у окна на втором этаже, почти полностью закрывая его, и, улыбаясь, приветствовала мужа и детей.

Так было каждый день, но иногда в субботу вечером, перед

выходным днём (тогда был всего один выходной – воскресенье), когда грузовик останавливался перед парадной дверью дома, раздавался длинный автомобильный сигнал, а потом наступала тишина. Дети не выбегали встречать отца, потому что кормилец семьи был совершенно пьян. Для меня, когда я наблюдал эту картину, было непонятно, как он в таком состоянии вообще мог ехать по городу. Дав сигнал, водитель считал свою миссию законченной, и, привалившись левым боком к дверце машины, моментально засыпал.

Через минуту из дома выходила его жена, обходила спереди машину, потом, не обращая внимания на прохожих, открывала кабину и, как ребёнка, принимала вываливавшегося ей на руки спящего мужа. Никакого возмущения или грубых речей с её стороны я никогда не слышал. Она крепко прижимала свое сокровище к пышной груди, гордо заносила его в дом и пo парадной лестнице возносила на второй этаж. Вскоре из дома выбегал их сынишка, закрывал ключом кабину машины, проверял надежность запоров и убегал обратно.

Прошло много лет с тех пор. Я не знаю, как сложилась судьба обитателей деревянных домов. Но судьбу самих деревянных домов проследить удалось. Их снесли. Сейчас там стоит поблескивающий большими стеклянными лоджиями красивый камeнный особняк, к которому тоже подъезжают машины, в основнoм, иномарки. Но их водители мне неинтересны.

Лето 2001

МАХНУЛИСЬ НЕ ГЛЯДЯ

Стояла тёплая сухая осень. Поезд Москва - Киев прибыл на конечную остановку ранним утром без опоздания. Пассажиры выходили из вагонов и быстро шли вдоль перрона в сторону привокзальной площади. Скорость их движения устанавливалась стихийно и была обязательна для всех, кто хотел, чтобы его не затолкали и чтобы не отдавили ноги.

Когда основная людская масса схлынула и рассеялась по автобусам и троллейбусам, из мягкого вагона вышли два представительных мужчины, одетых по последней московской моде. Профессор математики Геннадий Михайлович Ростовский был одет в строгий чёрный костюм; на научной конференции, куда они ехали, ему предстояло вести заседание самой многочисленной секции. А профессор химии Анатолий Семёнович Огородский, напротив, был в светлом костюме; он приехал на конференцию послушать, как будут делать доклады его ученики. Профессора были дружны со студенческой скамьи, оба когда-то учились в МГУ, а сейчас заведовали лабораториями в старейшем московском научно-исследовательском институте и активно сотрудничали. В своей среде они никогда не слыли оригиналами, во всём придерживались строгих правил, однако взгляд случайного прохожего, брошенный на них в этот момент, тут же выхватил бы несоответствие их серьёзных, даже чем-то озабоченных лиц и внешнего вида. На ногах профессора Ростовского были старые разношенные кеды, а профессор Огородский был обут в красивые мужские туфли, отличающиеся друг от друга цветом, фасоном и размером.

Hакануне вечером Киевский вокзал встретил их сообщением, что на поезд, которым они любили ездить в столицу Украины, купейных билетов нет. Но они знали, что в железнодорожных кассах существовал порядок, при котором небольшая часть билетов придерживалась и только за десять минут до отхода поезда поступала в продажу.

Профессорам повезло с броней, и, довольные, они добежали до мягкого вагона и расположились в соседнем с проводником четырёхместном купе. Кроме них в купе никого не было. Они переоделись в спортивные костюмы, попросили у проводника чаю, поужинали, достали авторучки и толстую школьную тетрадь в клеточку и приступили к игре в «крестики-нолики». Им приходилось часто ездить в командировки вместе, и раньше они коротали время в поезде, играя в шахматы, благо, что у каждого проводника они были. Но профессор химии в шахматах был намного сильнее профессора математики, и тому надоело быть поставщиком положительных эмоций химику без какой-либо надежды на встречные поставки. Вот тогда-то и появилась эта толстая тетрадь, на листах которой разыгрывались драматические баталии между «крестиками» и «ноликами», в которых шансы сторон отличались мало. В переплётной мастерской института по просьбе учёных тетрадь одели в твёрдую обложку, после чего она всегда была готова к бою. Ответственность за наличие тетради на разного рода собраниях, учёных советах и, особенно, в совместных командировках, а также за неиспользование её в посторонних целях, за целомудренность её неисписанных ещё крестиками и ноликами страниц целиком и полностью лежала на Ростовском, и он свои обязанности хранителя тетради выполнял образцово.

Эта игра в поезде полюбилась им ещё и по приятной возможности одновременно что-нибудь читать, пока другой думает над очередным ходом.

Вот и сейчас они удобно уселись по обе стороны стола. Огородский достал свежий номер журнала «Наука и жизнь», а Ростовский - «Вечёрку», и игра началась. Последние страницы тетради были предназначены для фиксации результатов сражений. Счёт предыдущих встреч был трёхзначным, практически равным, 297- 295 в пользу математика, и каждый из соперников мечтал первым одержать трёхсотую победу.

В это же самое время на станции X, к которой через полчаса должен был подойти поезд с нашими крестонольцами, конюх Вася Кожухарь возвращался в свою деревню после того, как помог старшему брату Михаилу покрыть шифером крышу его недавно отстроенного дома. Васю провожали брат со всеми домочадцами, и проводы были шумными. Проводы были, а дешёвых билетов в общий вагон не было. Вася уже хорошо напровожался и не мог принимать участия в приобретении билета на поезд, поэтому отправкой его занимался Михаил, самый трезвый из провожавших. В кассе было только два билета в мягкий вагон, и на все убедительные доводы Михаила, что Вася и в жёстком вагоне хорошо проедет до своей станции У, что ехать-то всего три остановки, что денег у него сейчас таких нет, кассирша твердила:

- Ну, что я вам рожу билет в общий вагон, если его нету?

Наконец, общими усилиями Васины родственники наскребли необходимую сумму и купили Васе билет в мягкий вагон.

Поезд пришёл без опоздания. Перед тем, как помочь Васе произвести посадку, его заставили выпить на посошок. Вася не сопротивлялся, а только улыбался сыпавшимся на него советам и согласно кивал головой. Михаил попросил проводника вовремя разбудить Васю, чтобы тот не проспал свою остановку, помог Васе забраться в вагон и быстро нашёл нужное купе. Там сидели за столом два холёных мужчины, смотрели в лежавшую между ними тетрадь и о чём-то напряжённо думали. Братья, как смогли, поздоровались. Михаил раскатал ватный матрас на верхней полке, положил подушку поближе к окну, разул Васю, поставил его кеды у дверей, с помощью маленькой cтремянки - непременного атрибута купе в мягком вагоне, погрузил брата на его законное место и, разведя руками, попрощался с пассажирами:

- Оно, конечно, которого потому что, - это выражение-паразит частенько навещало его, когда он испытывал какое-нибудь смущение, - но билетов в общий вагон не было.

На выходе Михаил ещё раз попросил проводника вовремя разбудить Васю и соединился с ожидавшими его родными.

Любителей «крестика-нолика» совсем не обрадовало появление в купе нетрезвого соседа, но тот вёл себя тихо, вопросов не задавал, а после принятия горизонтального положения на верхней полке моментально заснул и спал спокойно, не мешая соревнующимся. А на клеточном поле борьба достигла апогея.

B момент Васиного появления счёт был 299-299, требовавший от cоперников максимальной концентрации внимания, и они были искренне благодарны Васе за то, что тот вёл себя идеально по

cравнению с тем, как бы мог себя вести. Партия затянулась. Паузы между ходами стали длинными, и наступила ситуация, когда игрокам сначала пришлось бороться не только друг с другом, но и со сном, а потом не столько друг с другом, сколько со сном.

Партия всё не заканчивалась, и впервые за всю историю их противостояния они согласились на ничью, причём со счётом 1-1, и при общем счёте 300-300, довольные своей мудростью, после недолгих поочерёдных приготовлений отошли ко сну.

Когда поезд уже стоял на станции У, проводник Иван Чугуев вспомнил о пассажире из первого купе, которого он сулил разбудить. Дело в том, что в бригаде проводников случилось ЧП: на предыдущей станции одну из проводниц увезла «скорая помощь», и им пришлось срочно собраться у начальника поезда и немного перераспределить свои обязанности и увеличить нагрузку. Это событие активно обсуждалось и вытеснило из памяти Ивана обещание, которое он дал брату подвыпившего пассажира. Проводник выругался и заспешил к первому купе. Открыв ключом дверь, он стал тормошить безмятежно спавшего Василия, приговаривая шёпотом:

- Вставай скорей, вставай скорей! Поезд уже на станции, тебе нужно выходить!

Убедившись, что добудился до пассажира, Иван снова побежал в тамбур, чтобы в случае необходимости притормозить отход поезда, а Вася, опираясь руками на две верхние полки, соскользнул вниз. Тело Васино действовало, а разум продолжал ещё спать. Вася, не зажигая света, нащупал ногами обувь и, не прибегая к помощи глаз и рук, быстро обулся. Потом помчался к выходу из вагона и, когда ступил на перрон, услышал за спиной скрип начинающего движение поезда. До родной деревни оставалось полчаса езды автобусом, однако времени до автобуса - намного больше. Была тёплая ночь. Вася на станцию не пошёл, он лёг на стоявшую неподалёку лавку и тут же уснул.

После вчерашнего напряжённого противостояния учёные мужи спали крепко. Математик первым услышал голос проводника, извещавшего о скором завершении пути, и заспешил. Он знал, что в подобных случаях уже через несколько минут в туалет выстраивается длинная очередь, и не хотел быть среди последних. Геннадий Михайлович сел, надел одну туфлю, наклонился, чтобы достать другую, но не смог её найти там, где вчера перед сном оставил. Рядом с полкой Анатолия Семёновича тоже стояла только одна туфля, зато у дверей продолжали красоваться кеды их соседа с верхней полки, через которые им вчера пришлось несколько раз перешагивать. Геннадий бросил взгляд наверх - третьего пассажира там не было.

- Толя, просыпайся. Нас обокрали, — тихо сказал он.

Никакой крик не подействовал бы на Анатолия Семёновича так эффективно, как эти вкрадчиво сказанные слова. Он быстро сел, уставился на Геннадия Михайловича и спросил:

- Что, тетрадь увели?

- Нет, тетрадь это святое. Я её после игры положил в кейс, а кейс поставил под сиденье. У нас украли обувь, причём у меня правую туфлю, а у тебя - левую. Хотя костюмы, почему-то, не тронули.

Быстрей всего это сделал наш пьяный сосед.

Геннадий Михайлович приоткрыл дверь и позвал проводника, который в это время принимал постельное бельё у пассажиров. Тот скоро появился и рассказал, что в три часа ночи он еле добудился до третьего пассажира, которому нужно было выходить, а вот, как он одевался, ему наблюдать было некогда.

- Наверное, он спьяну вам тут накуролесил. Судя по тому, как шатался на перроне, когда мы отъезжали, он и сам не понимал, что натворил. Не знаю, чем и помочь. Единственное, что могу для вас сделать, - предложил чувствовавший и свою вину в произошедшем, но не желавший этого показывать, Иван, - открыть второй туалет, который рядом с моим купе, чтобы вам не ходить вдоль всего вагона. Когда нужно будет, скажите.

Проводник ушёл. Учёные стали изучать начальные условия поставленной им жизнью задачи.

Оказалось, что у их обидчика, судя по кедам, нога была на три размера меньше, чем у химика, и на два размера меньше, чем у математика. Это огорчало. Однако то, что оставшиеся туфли были на правую и на левую ноги, радовало. Ведь могло быть так, что тот мог влезть в туфли только правой или только левой ноги, а ему, судя по размеру его ног, сделать это было несложно, и тогда бы проблемы могли стать непреодолимыми. Анатолий Семёнович, приложив усилие, надел туфлю Геннадия Михайловича, а Геннадию Михайловичу над кедами пришлось поработать. Хорошо, что они были сильно поношенными; после того, как из них были выброшены тёплое стельки, он сумел натянуть кеды на ноги.

Профессора воспользовались любезным предложением проводника, привели себя в порядок и стали думать, что делать дальше.

На вокзале Геннадий Михайлович и Анатолий Семёнович зашли в кабину междугороднего телефона-автомата и позвонили своим жёнам, которые были подругами, находились в отпуске, любили путешествовать и готовились через неделю совершить на пароходе поездку до Ярославля и обратно. Они хотели поехать и в Киев вместе с мужьями, но мужья заявили, что на конференции будут завалены организационной работой и не смогут уделить своим благоверным то внимание, которое они заслуживают, и что в следующий раз они обязательно поедут вместе. И Галина, жена математика, и Людмила, жена химика, когда учёные сообщили, что «концепция изменилась», что у них в поезде украли обувь, реагировали одинаково. Каждая из них со смехом отвечала: «Это вас Бог наказал за то, что не взяли нас с собой», - и каждая обещала, так и быть, приехать с обувью в Киев на следующий день тем же поездом, если будут на него билеты.

На вокзальной площади друзья взяли такси и попросили подвезти их к магазину спортивных товаров, где, кроме прочего, продавалась и обувь для различных видов спорта. Они купили полукеды, Геннадий Михайлович - тёмной тональности, а Анатолий Семёнович - светлой, и тут же надели их. Туфли хотели выбросить вслед за старыми кедами в урну, стоявшую на выходе из магазина, но потом оставили, как доказательство удивительнoй истории, которые ещё бывают в жизни, положили их в одну из коробок, и поехали в оргкомитет конференции регистрироватъся. Во время регистрации их старый ленинградский приятель, тоже профессор,

известный острослов, Курганер, заметил несоответствия в их одеянии и, глядя на их полукеды, спросил:

- Москва, как всегда, на две головы впереди моды?

Москвичи рассказали о своих злоключениях и тем до слёз позабавили своих коллег. Насмеявшись вместе со всеми, кто там был, они взяли направления в гостиницу и уехали устраиваться.

Наступление утренней свежести Вася почувствовал спиной. Он и дома-то вставал всегда рано, а здесь под небом, в окружении особенно громких в это время звуков железнодорожной станции ему спать совсем уже не хотелось. Он потянулся, сел, и долго с изумлением смотрел на ноги. Его левая нога была обута в правый, чёрный, чей-то полуботинок, а правая - в левый, белый, и тоже чей-то. Вася стал оглядываться по сторонам и что-то говорить сообразно степени своего удивления. Но рядом в столь ранний час никого не было, и Васе пришлось самому искать объяснение случившемуся.

Вася любил выпить. А кто из мужиков в деревне не любит? Но Вася, в отличие от многих, выпив, никогда не буянил, а, наоборот, становился добрее и в поведении и в выражениях. В таком состоянии он людей, коров, лошадей, собак, кошек и даже лягушек иначе, как «милый ты мой», не называл. И все, видно, чувствовали это его состояние и тянулись к нему. Он и трезвый был добр, но намного сдержаннее в проявлении своей внутренней сути. И у брата Михаила он оказался, желая и найдя возможность помочь

тому покрыть крышу дома шифером. К Василию из города приехала погостить младшая сестра с мужем, и, хорошo приняв гостей, Вася договорился с ними, что они посмотрят за лошадьми и отпустят его на несколько дней к Михаилу.

И вот, будучи человеком, про которого говорят, что тот и мухи не обидит, Вася впервые почувствовал, что нанёс кому-то незаслуженную обиду. Хмель у него прошёл. Он достал из кармана курточки полиэтиленовый пакет, снял обувь, аккуратно положил её на дно пакета и в носках пошёл на станцию. Там он долго стоял перед расписанием движения поездов через станцию У, пытаясь вычислить станцию назначения поезда, на котором он приехал, и пришёл к выводу, что, быстрей всего, это Киев. Потом выпросил у дежурной по станции чистый лист бумаги и карандаш, подошёл к высокому подоконнику, и, подложив под лист кем-то оставленную на скамейке газету, стал крупным, корявым почерком писать покаянное письмо. Даже не письмо, а короткую записку, в которой он попросил прощения у своих неизвестных попутчиков за неудобства, которые он не со зла им создал, и пригласил, простят или не простят, к себе в гости. А в конце оставил свой адрес. Потом он вернул карандаш, снова подошёл к расписанию, определил время прихода ближайшего поезда на Киев и, спрятав ноги под скамейку, стал ждать.

Нужный ему поезд Вася встретил на перроне около лавки на которой провёл полночи. Он подошёл к молодой проводнице и коротко объяснил, что с ним произошло, и попросил её, когда приедет в Киев, отнести содержимое пакета туда, где хранятся потерянные вещи. Та расхохоталась, увидев красивую модельную обувь и вчетверо сложенный лист бумаги в пакете:

- Ты молодец, дядька, совестливый. Другой бы выкинул давно эти штиблеты и забыл, а ты молодец. Ладно, возьму, передам, хотя это всё «на деревню дедушке». Звать-то тебя как?

- Василий. Там, на листочке всё написано. Спасибо тебе.

Он дождался отхода поезда, махнул на прощание проводнице рукой и пошёл на автобусную остановку.

Утром следующего дня Геннадий Михайлович и Анатолий Семёнович позавтракали в гостиничном буфете и поехали на вокзал встречать своих жён, благо конференция открывалась в полдень. Поезд немного опаздывал, и оптимист Огородский неожиданно сказал:

- Послушай, Гена, давай узнаем, где на вокзале хранятся утерянные вещи, и, пока есть время, сходим туда. Хотя вероятность положительного исхода невелика, но всё-таки есть. Ведь тот пьяный мужик, когда стал соображать, тоже находился в затруднительном положении и думал, что ему сделать. Если он дерьмо, то наши туфли валяются сейчас где-нибудь в канаве. Но мы всё уже пережили и готовы к этому. А если он хороший мужик, то наверняка думал, как возвратить нам туфли. Мы же ему ничего худого не сделали. И даже не шумели, когда он спал, — добавил Анатолий Семёнович со смехом, — А если он ещё и настолько умный, что и нас не считает дураками, то наши туфли уже ждут своих владельцев в камере хранения. Пошли.

В справочной они выяснили, что такая камера хранения есть называется она бюро находок, нашли это бюро и обратились к сидевшей за столом строгой служительнице:

- Когда мы ехали в Киев, на станции У наш сосед по купе по ошибке вместо своей обуви надел нашу и сошёл. Она вам случайно не поступала?

- Что за обувь?

- Чёрный полуботинок на правую ногу и белый полуботинок - на левую.

- Ваши паспорта.

- Неужели поступили?! - обрадовано вместе воскликнули профессора.

- Ваши паспорта, - сухо повторила работница вокзала.

Геннадий Михайлович и Анатолий Семёнович достали и отдали ей документы. Она долго изучала их, потом попросила Огородского пройти к её столу и сесть на стоявший там стул. Потом вышла из- за стола, прошла в соседнюю комнату и вынесла оттуда полиэтиленовый пакет.

- Какой полуботинок ваш?

- Белый.

Она вынула из пакета белую туфлю, отдала её Огородскому и сказала:

- Примерьте.

Анатолий Семёнович снял полукеду, надел туфлю и с удовольствием оглядел свою ногу.

Служительница села за стол, открыла журнал, что-то долго туда

вписывала и попросила Огородского расписаться. Потом позвала сесть на тот же стул Ростовского.

- А какой полуботинок ваш?

- Чёрный! - отрапортовал Геннадий Михайлович.

- Примерьте.

Он на правой ноге повторил манипуляции своего друга, показал, что нога, как влитая в чёрную туфлю, снова обулся в спортивное и стал ждать, когда серьёзная женщина закончит писать в журнале. Она попросила Ростовского расписаться два раза, вернула паспорта, отдала пакет с Васиным посланием и сказала без тени улыбки:

- Вот работаю здесь двенадцать лет, а такой смешной находки не припомню. До свидания.

В это время прозвучало сообщение о прибытии поезда, и профессора, бросив туфли в пакет, побежали к платформе встречать своих супружниц.

Три дня научной конференции пролетели, как один. Оказалось, что Гена и Толя вовсе не были завалены организационной работой, и супружеские пары успели налюбоваться Киевом и побывать на концерте любимого певца Юрия Гуляева, но история, случившаяся в поезде, и полное искреннего переживания письмо неизвестного им простого человека, не выходила у них из головы. Они смогли достать у спекулянтов прекрасные кроссовки фирмы «АДИДАС», после конференции поехали в Москву утренним поездом и, когда доехали до станции У, вышли. В кассе они отметили остановку, узнали расписание движения вечерних московских поездов, потом выяснили, как доехать до деревни, в которой проживал Вася, и через час были уже у него в доме. Вася долго отказывался принять подарок, но Галина и Людмила его уговорили, заявив, что Василии оказался нравственно выше их мужей, сохранив их обувь, а они обувь Василия выбросили. Потом гости были приглашены к столу, где под ни с чем не сравнимую деревенскую закуску вместе с Васиными родными выпили за встречу, за знакомство и за здоровье две бутылки хорошего самогона. Вася не пил, он знал, что скоро придётся провожать гостей, и хотел сделать это, как положено, без приключений. Гости оставили Васе свои московские адреса и телефоны, попрощались с Васиными родственниками и с полной сумкой молочных продуктов, сопровождаемые Васей, поехали на станцию. Билетов в купейные и мягкие вагоны на ближайший поезд не было. Им дали четыре места в общий вагон, и они, попрощавшись с Васей, полные разнообразных впечатлений весело доехали до Москвы.

14.03.2008 г.

МИНУТА МОЛЧАНИЯ

Григорий стал заведовать лабораторией в двадцать пять лет. Тогда, в начале шестидесятых, и научно-исследовательский институт был молодой, и его директор был молод, и сотрудники института были молодыми. Тем не менее, Григории стал самым молодым заведующим. Научной степенью он ещё не обладал,

да и откуда она могла взяться у недавнего выпускника педагогического института по специальности «преподаватель математики и черчения».

Впрочем, о степени он тогда и не думал. Желания вникнуть в проблемы химической технологии было «хоть отбавляй», и он довольно быстро определил возможное место математики в этих проблемах.

Через пять лет Григорий сдал экзамены кандидатского минимума и защитил диссертацию, в которой технологические вопросы работы сложного химического реактора были решены при широком использовании математических методов. С тех пор Григорий и его лаборатория представляли институт на совещаниях и конференциях, где затрагивались вопросы математического моделирования.

Так было и в этот раз. Приехали коллеги из ГДР, три молодых немца, связанные с институтом совместными работами по процессам ректификации и их моделированию. Совещание проходило в директорском кабинете, продолжалось два дня, и, когда закончилось, его участники не разошлись, а были посажены в автобус и доставлены на институтскую базу отдыха «Родник удачи» под Гaвриловым - Ямом. Злые языки поговаривали, что название базе отдыха придумал заместитель директора Хитрожуков, построивший себе дачу рядом с базой.

Григорию ехать на банкет не хотелось. Он знал, что весь вечер придётся произносить речи, отличные от тех, что звучали на совещании. Там, в директорском кабинете, они были посвящены

специальным вопросам технологии. Если в них и присутствовали политические моменты, то они касались только плодотворного сотрудничества наших стран на благо укрепления социалистического лагеря. Но Григорий знал, что на банкете обязательно будут затрагиваться вопросы отношений между гражданами наших стран. И тут была тема, на которую ему совсем не хотелось говорить. Это была тема дружбы наших народов.

Дружба государств и дружба народов этих государств вовсе не одно и то же. О дружбе ГДР и СССР Григорий мог говорить, но о дружбе народов, если представителем народа ГДР является немец, а представителем народа СССР является еврей, ему говорить не хотелось.

В войну были уничтожены все его родственники, проживавшие в Двинске. В войну погибли два его любимых дяди, молодые ребята - обоим на момент гибели было по 22 года. Он на всю жизнь запомнил, как убивалась бабушка, когда почтальон принёс ей похоронку на младшего, на Лёву, который сгорел в танке.

Однажды Григорий уже находился в сходной ситуации. Он приехал на конференцию в Ленинград, остановился у брата на его даче в Репино. Вечером к брату из дома творчества композиторов приехали два немца, которые ставили в Берлине его балет. Были у них профессиональные разговоры, а потом они решили сыграть в преферанс и пригласили Григория четвёртым. Брат предупредил немецких коллег, что Григорий математик и не любит играть хуже, чем умеет. Гости не испугались, а, наоборот, оживились. Игра шла по крупной. Григорий был хороший игрок - когда ему не шла карта, он редко проигрывал, а много не проигрывал никогда.

В этот раз карта шла только ему. Даже когда он сдавал, кто-нибудь из балетмейстеров непременно «садился». Несколько раз каждый из них делал попытки «сломать карту», но эти затеи оказывались несостоятельными и оборачивались против них же. В итоге только брат-композитор проиграл мало за счёт того, что удачно вистовал, но немцы сильно облегчили свои кошельки.

Вот такие разговоры о такой дружбе Григорий мог бы вести всю ночь, но проигравшие быстро собрались и ретировались в дом творчества.

А как выиграть в разговорах, в заверениях в дружеских чувствах к людям, в лучшем случае тебе безразличным? Только с помощью лицемерия. А этого Григорий не любил у других и не позволял себе.

За ужином директор после того, как произнёс оду всеобщей и полной ассимиляции народов, единственному, по его мнению, способу установления прочного мира на земле, предоставил слово своему заместителю Хитрожукову. Тот прочитал свои стихи про калопровод, рассказал несколько анекдотов из своей турис- тическои жизни и поделился опытом, как можно выспаться в пa- латке, где все туристы громко храпят. (Оказывается, надо заснуть первым).

Григорий сидел за столом молча - молча чокался, молча выпивал и закусывал, молча улыбался.

Когда ему предоставили слово, он встал, медленно обошёл взглядом присутствовавших и застыл.

Хитрожуков, сидевший рядом с ним, два раза наступил ему на

ногу, второй раз – каблуком, но Григорий продолжал молчать. Директор, сидевший напротив, с интересом смотрел на него и не перебивал его молчания. Немцы, и до того обходившиеся без переводчика, терпеливо ждали, а потом, не сговариваясь, встали. Поднялись и директор c Хитро Жуковым. Григорий сказал:

- Благодарю вас. И пусть это никогда не повторится. Давайте выпьем, не чокаясь.

Лето 2007»

очки

Десять лет назад у меня сломaлся телевизор. Постепенно пропала чёткость изображения. Испробовал все регулировочные кнопки, но изображение продолжало быть расплывчатым. Хотел уже приглашать мастера, взял газету с oбьявлениями, положил eё рядом с телевизором и пошел за очками. Надев очки, пошел за газетой и, подходя к телевизору, бросил взгляд на экран. Изображение было контрастным и позвoляло разглядеть детали. С тeх пор смотрю телевизор в своих старых oчках.

А полгода назад у нас в доме завелись муравьи. Муравьи мелкие-мелкие, но всё равно неприятно.

Женщины нашего подъезда во время собрания жителей дома стали обсуждать методы барьбы с ними.

Одни предлагали договориться и всем в одно и то же время обработать полы, стены и вентиляционные решетки "Доместосом" – антисептиком, содержащим хлорку. Другие считали, что все это бесполезно, что нужно заставить ЖКО выслать нам санитарную бригаду, которая бы насыпала какую-нибудь отраву в подвальных помещениях.

Возник горячий спор. Я стал невольным свидетелем этого спора и рискнул разрешить его.

- Дорогие женщины, я я знаю один проверенный простой способ. Конечно, не все им смогут воспользоваться, но люди опытные, мудрые, прожившие большую жизнь, найдут в нем определённые достоинства. Он не требует генеральной уборки и обращения в ЖКО, и я, если хотите, могу вам о нём подробно рассказать.

- Расскажите, расскажите, - стали просить опытные и мудрые.

Я сделал небольшую паузу и сказал:

- Я снимаю очки, и муравьёв как не бывало.

ХРЕН

Ольга Петровна, жена отставного полковника Юрия Степановича Неверова была большой искусницей в поварских делах. Её знаменитая свинина, запеченная большим куском каким- то хитрым способом в духовке, отличалась не только красотой, божественными запахом и нежностью, но и снисходительным отношением к разного рода соусам, лучшими из которых были соусы из хрена.

Забота об их приготовлении полностью лежала на муже, и он к этому относился, как к одной из приятных своих супружеских обязанностей. Он тщательно мыл и чистил корни хрена, выгонял из дома всех своих домашних вместе с любимыми собакой и котом, брал мелкую тёрку, надевал противогаз, который хранился в доме со времён его военной службы, и начинал длительный процесс превращения этих иногда удивительных, а порой откровенных по форме корней в бесформенную массу. В такие дни соседи, чтобы не подвергаться безжaлoстным атакам фитонцидов, старались лишний раз не открывать входные двери своих квартир.

Конечно, можно было бы поступить иначе. Старинный школьный приятель Неверова, Владислав Владиславoвич Зачёсов, посмеялся однажды над его технологией и рекомендовал ему свой упрощенный вариант, различавшийся не только большей скоростью переработки, но и почти отсутствием слезоточивых веществ в зоне приготовления. Этих достоинств он добивался с помощью мясорубки и двух полиэтиленовых пакетов,один из которых был вначале пуст и закреплялся на выходе из мясорубки, а другой, полный нарезанного хрена, укреплялся на входe. Герметичность системы достигалась с помощью двух резиновых жгутов, плотно прижимавших горловины мясорубки и пакeты друг к другу.

- Что ты имеешь в итоге? - ответил ему на это Юрий Степанович. - Хрен грубого помола, который можно употреблять разве что с котлетами мясокомбината, чтобы как-то вытеснить из сознания жующих эти котлеты людей догадки об истинном их содержании. А я готовлю хрен для произведения искусствa моей волшебницы, и надо не уважать себя, гостей, а уж тем более её труд, чтобы перерабатывать такой ценный продукт твоим варварским способом. Хрен же, приготовленный по моей технологии, по своей нежности полностью соответствует райской буженине, которую умеет готовить только моя жена.

С этими убедительными доводами Владислав Владиславович спорить не мог, так как не раз убеждался за столом у Юрия Степановича в справедливости его слов.

Сырьё для приготовления коронного соуса обычно покупалось на рынке, но там его наличие носило сезонный характер, и Неверов стал искать альтернативные решения этой проблемы.

У преуспевающего коммерсанта Евгения, соседа по даче, в углу его большого участка, рядом с забором с давних пор рос мощным пучком хрен, листьям и которого при засолке огурцов и грибов пользовался как хозяин, так и Юрий Степанович.

Однажды ранней весной Евгений поменял старый ветхий забор своей дачи на новый, металлический, а широкие ворота для транc- порта поставил напротив того места, где к лету вырастали высоченные листья хрена. В тот год он решил подготовить участок под посадку картофеля, и договорился с трактористом, чтобы тот перепахал и пробороновал его. Тракторист выполнил работу добросовестно, а заодно, того не зная, разрезал и растащил корни хрена по всему участку. Но той весной дела Евгения пошли резко в гору, он сажать картошку раздумал, поэтому на следующий год весь участок был усеян молодыми побегами хрена. Евгений в конце дачных сезонов щедро делился корнями со своим соседом, и полковник успешно хранил их в гаражной яме, время oт времени уменьшая запасы. Так продолжалось три года, но пoтом Женя свою дачу продал, а новый хозяин оказался куркулем и не захотел делиться хреном с соседями.

Но дефицит вожделенного корня и его производных соусов в холодильнике Неверовых продолжался недолгo; произошло событие, которое на несколько лет превратило сложную проблему добывания хрена в простую формальность.

Предприятие, на втором этаже одного из корпусов которого располагалось акционерное общество, которым руководил Неверов, дала приют другой фирме на первом этаже тогo же корпуса.

Эта фирма занималась многостадийным процессом получения какого-то сильного имунного средства , пользующегося большим спросом на Западе, но для того чтобы получить десять граммов этого средства, нужно было переработать тонну экзотического овоща , а так как рентабельность производства требовала получения килограммов конечного продукта, первая его стадия была связана с приобрети нием, хранением и переработкой сотен тонн исходного сырья. Этим сырьём был хрен, для его хранения был построен большой склад, и мощные КАМАЗы, регулярно привозившие его с Украины, не давали этому «хренохранилищу» пустовать.

Общество Неверова занималось регистраторской деятельностью, технологическая фирма давила со страшной силой хрен, поэтому отношения между соседями ни в чём не были омрачены конкурентной борьбой. Более того, эти отношения были добрососедскими, выражавшимися в том, что, когда руководитель общества приходил к руководителю фирмы с двумя пустыми вёдрами, то уходил от него с теми же вёдрами, наполненными отборным хреном.

Конкуренция началась в семействе Неверовых. Если ранее Юрий Степанович готовил хрен к буженине, то теперь хрена было так много, что Ольге Петровне постоянно приходилось готовить буженину к хрену. А хрен был на любой вкус. На его приготовление в зависимости от желаемой остроты Юрий Степанович использовал в широком диапазоне концентраций разные виды уксусов, от яблочного до черничного, а также экологически чистую свёклу с собственной дачи, родниковую воду и рафинированные сахар и соль. Был хрен, применяемый и во врачебных целях в качестве полосканий и растираний. В доме Неверова перестали болеть. Перестали болеть в семьях его коллег по работе, друзей, бывших сослуживцев. Во время эпидемий гриппа и прочих острых респираторных заболеваний регистраторская служба Неверова была островом здоровья и не испытывала кадровых трудностей. Слухи об этом феномене здоровья разлетелись далеко за пределы региона. Из центра зачастили комиссии с проверками деятельности Неверовского общества. Комиссии вскоре уезжали, полные впечатлений, и какое-то время тоже переставали болеть, а потом снова приезжали искать недостатки и опять не находили их.

Но, как говорится, ничто в мире не вечно. Возможности Украины оказались неспособными удовлетворить растущие потребности российских профессионалов и любителей хрена, начались перебои с поставками, а потом и вовсе они прекратились. Украина решила сама заняться его переработкой, а на все уговоры наших предпринимателей продолжить поставки хрена в прямом смысле этого слова стала поставлять им этот чудодейственный корень - в переносном.

Такие же изменения претерпели отношения руководителя технологической фирмы и Юрия Степановича.

Потом фирма прекратила своё существование, а проверяющие комиссии стали находить недостатки в работе регистраторов. Здоровье Юрия Степановича сильно пошатнулось, он уволился, перешёл на строгую диету, о свинине и остром соусе из хрена забыл, тем более что противогаз потерял свои изолирующие свойства. А тут и вовсе случился дефолт.

Вот так печально закончилась одна страница истории нашей болезни, истории, связанной с жизнью многолетних растений семейства крестоцветных.

01.12.2008 г.

ДЕРЕВЕНСКАЯ ЗАРИСОВКА

Пуся сидел за высоким металлическим забором, сделанным из добротных отходов самого большого в городе производства. Он чувствовал себя спокойно - злому человеку или собаке перемахнуть забор было не под силу, а от чёрного соседского кота за его спиной была резиновая дорожка, ведущая мимо дуба к дому, по которой можно было быстро разогнаться и найти безопасное место. В заборе было много просветов, и вся деревенская улица Пусе была хорошо видна. Пуся любил после завтрака посидеть здесь, рядом с гаражом хозяина, и понаблюдать, кто сегодня приехал в деревню.

Поезд уже пришёл, и первым со станции лесной тропинкой доехал до деревни на велосипеде какой-то мужик с рюкзаком за спиной. Молоденький кобелёк Семка, лежавший недалеко от Пуси по другую сторону забора, первым увидел велосипедиста и с лаем бросился ему навстречу. Мужик ехал медленно, а Семка бегал сзади велосипеда, и пытался дотянуться до сапога мужика. Но сапог поднимался вверх и уходил вперед, а Сёмка быстро огибал заднее колесо и пытался повторить свой манёвр уже с другим сапогом. Сёмка был ещё совсем молодым, и его лай часто срывался на щенячий визг, и тогда он, как бы удивлённый таким срывом, на мгновение умолкал, а потом с новой силой принимался лаять на велосипедиста. Так он сопровождал незнакомца вдоль всей улицы до самой автомобильной дороги, куда выбежать поостерёгся, а потом, изредка полаивая, гордо возвратился на своё любимое место, рядом с железным забором, где дачники и коренные жители частенько его подкармливали.

Его хозяин, предприниматель Дима, отдал Сёмку на время предпринимателю Жене, у которого жили две большие овчарки - Грейт и Бакс. Грейт охранял вход в большой Женин дом, под стать дому была и огромная будка, построенная у входа. Бакс охранял остальную территорию Жениной дачи и бегал вдоль забора, отделявшего дачу от улицы. Вот Баксу-то на обучение и был отдан Сёмка. В первые дни они вместе бегали вдоль забора и облаивали всех, кто проходил мимо. А потом Сёмке учёба надоела, а может быть, мало перепадало еды при кормёжке, и он вырыл для себя лаз под забором и стал выбегать на улицу. Прохожие сначала от него отмахивались, грозили палкой, а потом, зная, что предстоит встреча с Сёмкой, стали прихватывать с собой кусок хлеба или печения и становились его лучшими друзьями.

Вот и сейчас из дома вышел Пусин хозяин. Он, держа в руке несколько сухариков, обошёл Пусю и сквозь щель в заборе покормил Сёмку. Потом ушёл за заросли сирени, сел на лавочку под старую развесистую яблоню и стал ждать, когда его осенит какая-нибудь удачная мысль.

Вдоль забора медленно прошли дачники - старожилы, благообразные старичок и старушка. У их ног уже вертелся Сёмка. Старичок достал из сумки батон, отломил небольшую горбушку и стал маленькими кусочками скармливать её Сёмке. В это время старушка увидела за забором большого рыжего кота с белыми мордой, грудью и кончиками лап, с густой шерстью и ещё более густым подшёрстком, смотрящего на неё голубыми глазами. Она раньше этого кота никогда не видела, хотя часто проходила мимо железного забора, и была моментально покорена его красотой.

- Вася, Вася, какой же ты красивый! - восторгалась старушка, - подойди поближе к забору, я тебя поглажу. У нас тоже есть кошечка, но, конечно, не такая красивая, как ты.

В это время старичок закончил кормить Сёмку, тоже подошёл к забору:

- Да, Вася, любят, видно, тебя хозяева.

Кот смотрел на развалившегося на траве Сёмку и ничем не выда- вал, насколько ему приятно слушать стариков. Они полюбовaлись котом ещё с полминуты и неспешно двинулись дальше по улице к своему дому. Сделав несколько шагов, они рассмеялись, услышав возглас у себя за спиной:

- Я не Вася, а Пуся!

Это небольшое яблоко упало на голову хозяина Пуси, и его осенило.

14.10.2007г.