Корни и ветви, или история моей семьи

Москва, 2020

ПРЕДИСЛОВИЕ

Моё повествование о семье родилось из воспоминаний бабушки Евы и моей мамы Симы. Я слушала их рассказы с раннего детства, со временем к ним добавлялись подробности, я всё запоминала, детская память очень восприимчива. Будучи человеком эмоциональным, я не просто запоминала – я пропускала через себя события, произошедшие с моими родными. Когда мы с мужем потеряли родителей, я почувствовала, что мы остались старшими в роду, и если я не расскажу о наших семьях, то рассказывать будет уже некому. Детям это не под силу, нет той эмоциональной вовлечённости, что есть у меня, у нашего поколения. Я вынашивала этот замысел довольно долго, расспрашивала родственников, собирала материалы, искала документы в архивах. Молчать я больше не могла, я должна оставить детям и внуку эти воспоминания.

Сначала родились стихотворения о моей семье. Они уже жили во мне, оставалось только их записать. После их появления я поняла, что формат стихотворения мал для моей семейной саги, и перешла на прозу.

«Да, рукопись моя невелика – Родник, а не ручей и не река. Подземный ключ не сдвинет валунов, Не потрясёт береговых основ. И может течь, а может и не течь Негромкая прерывистая речь...

 Но впрочем, строчки – это не вода,

 А глубоко залегшая руда.»

В.Шаламов

РИВА И ГЕРШ

Я начну свой рассказ о семье с истоков нашего рода – с бабушки Ривы и дедушки Герша.

Рива родилась на Украине в городе Воскресенске Одесской области в 1908 году. Мою прабабушку, её маму, звали Гитл, а прадедушку – Иосиф. Иосиф рано умер, впоследствии Гитл вышла замуж за Хаима (в русифицированной версии Ефим). В этом браке родились ещё две дочери – Полина и Хася. Поля и Хася имели девичью фамилию Кербель. У меня нет свидетельств о том, была ли это фамилия прабабушки Гитл, или это фамилия Ефима, второго мужа. Ефим удочерил Риву, по документам она Рива Ефимовна.

Дед Герш родился в 1900 году в Польше (г. Варшава, м. Окунево) в большой религиозной семье. Его отец Шая был раввином. Мать Рива занималась семьёй, в которой было 10 детей. Дед Герш попал в плен, вероятно, в конце 1-й мировой войны, либо в Советско-польскую войну(1919 – 1921 гг.). В Воскресенске Герш познакомился с16-летней Ривой, которая вскоре стала его женой, и в июле 1926 года у них родилась дочь Хана (Анна). У евреев, особенно религиозных, не положено жениться на девушке, носившей то же имя, что и мать, поэтому в письмах, передаваемых в Польшу с оказией, он называл свою жену Верой.

В конце 20 – начале 30 годов молодая семья переехала в Москву, вернее, в ближайший пригород Салтыковку, где и родилась 6 января 1932 года моя мама Сима. В середине 30-х годов семья приобрела часть деревянного дома в Перово. (Адрес я помню: улица Красноармейская дом 48 квартира 2). Герш и Рива были красивой парой. Дед имел хороший слух и красивый голос и часто пел в синагоге на Большой Бронной. Мама рассказывала, что когда он пел дома, под окнами собирались соседи. Дед не нравился одному из соседей, тот был большим антисемитом и написал на деда ложный донос. Деда посадили. Бабушка, смелая женщина, пошла на приём к Н. К. Крупской, вдове В. И. Ленина. Вероятно, дело настолько было шито белыми нитками, что власти ничего не смогли вменить деду в вину, а времена были далеко не вегетарианские. Благодаря бабушкиной смелости и упорству, а также вмешательству Крупской, после долгого хождения по инстанциям, деда освободили.

Жизнь налаживалась, дочки росли. В начале 1941 года родился долгожданный сын Гена. Сима унаследовала от отца хороший слух и поступила в музыкальную школу по классу скрипки, к сожалению, она не смогла продолжить обучение во время войны. Герш не успел насладиться общением с семьёй, как началась война с фашистской Германией. Он был мобилизован в первые же месяцы войны. Герш Шаевич Зисман пропал без вести в декабре 1941 года, попав в окружение под Москвой. Бабушка Рива ждала его возвращения до своих последних дней, она надеялась, что каким-то чудом он остался жив. Запросы в разные организации и в Польшу не принесли хороших известий. Она одна поднимала троих детей, не уезжала в эвакуацию, перенесла голод и бомбёжки. Через год после окончания войны пришло извещение о том, что дед пропал без вести и бабушке надо ходатайствовать о пенсии и льготах.

 

МОЙ ДЕД

Воспоминания живут в моей душе, и часто снятся сны о войне.

Память нескольких поколений переходит от деда ко мне.

Девятилетняя девочка прижалась к отцу — не оторвать.

Застыли в безмолвном крике сестра с маленьким братом на руках и мать.

«Не плачьте, мои дорогие. Это не первая моя война.

Вернусь, как только растает снег и придёт весна».

Он вернулся даже из тюрьмы, куда безвинно попал по доносу соседа.

Это возращение было чудом. Казалось, позади уже все беды. Дед пропал в сорок первом, оказавшись в окружении под Москвой И никто не знал, то ли погибший он, то ли живой.

Сын ребе из Варшавы, Герш попал в плен в первую мировую

Остался в Москве, влюбившись в шестнадцатилетнюю красавицу молодую.

Рива до конца своих дней его ждала. Запросы в Польшу ничего не дали.

Сколько же родных, согнанных и замученных в гетто, мы потеряли!

Семья раввина не могла остаться в живых в оккупированной стране.

По ком звонит колокол? Он звонит и по мне.

Растёт мой внук, который носит имя деда.

Любимая веточка большого дерева. Наша маленькая победа!

Через расстояния и годы эстафету памяти пронесём.

И не прервётся связь времён – пока помним, мы живём.

Я хорошо помню бабушку Риву. Мы жили рядом и часто её навещали. Первое, что ощущалось при приближении к Красноармейской улице – это сладкий запах цветущих лип. Они росли и во и дворах, и вдоль дороги. По улице ходила коза с большими рогами и огромные индюки, их я очень боялась. У бабушки во дворе был маленький сад, там росли астры, шиповник и малина. Мы с бабушкой шли в садик с мисочкой, в которую аккуратно складывали собранные ягоды. Аромат малины, шиповника и нагретой солнцем земли давал такое ощущение счастья, которое возможно только в детстве.

Мне исполнилось 7 лет, и 1 сентября 1964 года я в новой школьной форме с большим букетом цветов пошла в 1-й класс.

После школы мама меня привела к бабушке Риве. Она была очень рада. Тогда она уже с трудом передвигалась по дому, больше лежала. У неё была тяжелая форма диабета. Через несколько месяцев её не стало, ей было всего 56 лет. Рива Ефимовна Зисман похоронена на еврейской части Востряковского кладбища.

Хана (Анна), старшая дочь дедушки и бабушки, после войны вышла замуж за Наума Беренштейна. Наум Борухович прошёл всю войну, имел ранения и контузию. Дочь Ханы и Наума, моя двоюродная сестра Рита родилась 9 мая 1949 года, в День победы. Рита была одарена от природы: писала стихотворения, хорошо пела и танцевала, её даже приглашали в профессиональный ансамбль, хотя специального образования у неё в этой области не было. Впоследствии Рита вышла замуж за Наума Рожанко, в 1974 году у них родился сын Борис. Тёти Ханы не стало в 1997 году. Рита умерла в октябре 2007 года.

 Геннадий, младший сын, жил на Красноармейской улице вместе с матерью до призыва на службу в армию. Бабушка Рива умерла во время его службы. Гена не хотел возвращаться один в опустевший дом, и в конце службы в Белоруссии женился и привёз в Москву жену Галину. В этом браке родились две дочки. Семья переехала в новую хорошую квартиру после того, как старый деревянный дом подвергся сносу. К сожалению, несмотря на усилия Гены сохранить семью, она распалась. Гена позже женился, детей в этом браке не было. Он умер в 1989 году в 48 лет от инфаркта. Я была очень привязана к Гене, считала его старшим братом. Сыновей у него не было, и передать фамилию было некому…

Сима, моя мама, в 6 августа 1955 года вышла замуж за Иосифа Песелиса. Молодая семья стала жить у родителей мужа. Я появилась на свет 20 февраля 1957 года.

ЗУС И ЕХЕВЕД

Моя бабушка Ева (Ехевед) родилась в 1902 году в селе Янковцы Казатинского района Винницкой области на Украине. Её отец Вольф Борухович Нудельман родился в 1875 году, а мать Рейзя Мошковна Пакер – в 1876 году. Прадед Вольф работал лесничим. В семье Нудельман было шесть детей: 4 девочки и 2 мальчика. Вольф умер в 1940(41?) году от болезни лёгких. Прабабушку Рейзю я помню, мне было 4 года, когда она умерла в 1961 году в 85 лет от онкологического заболевания.

Мой дед Зус (Зися) Песелис родился в 1900 году в местечке Животов Оратовского района Винницкой области на Украине. Он имел старшего брата Шулима и младшую сестру Полю. Родители: Аврум-Шмуль Мошкович и ХаяРухля Шулимовна, мои прадедушка и прабабушка. Возможно, фамилия указывает на то, что предыдущие поколения были выходцами из Литвы; его и брата называли в местечке литваками.

Ева вышла замуж за Зисю 26 января 1930 года, брак был зарегистрирован в Москве во Фрунзенском отделе ЗАГСа. В этом браке родился их единственный сын Иосиф, мой будущий отец. Иосиф родился 4 декабря 1930 года в Москве. Семья тогда жила в доме на Бережковской набережной, стоящем на берегу Москвы-реки недалеко от Киевского вокзала. Вскоре две комнаты для Зиси с семьёй и Рейзи с дочерьми стали тесны, надо было думать о переезде в другой дом.

Дом 19 на Совхозной улице (сначала называемой Колхозной) в Перово был построен примерно в 1936 году. Все жители этого дома были евреями, многие из них были родственниками или знакомыми. Такой вот маленький Иерусалим.

Дом был большой, двухэтажный, с тремя подъездами и зелёным двором. Ева, Зися и Ося жили в квартире 6 на втором этаже, сюда же мой отец привёл мою маму, здесь прошло моё дошкольное детство.

В 1941 году началась Великая Отечественная война, и дед был мобилизован на фронт. Он, имея плохое зрение, служил в медикосанитарном батальоне; прошёл всю войну. Мне он не рассказывал о войне, я была ещё слишком мала.

Бабушка вместе с Осей, которому к началу войны исполнилось 10 лет, уехала в эвакуацию в Башкирию в село под Уфой. Она работала на трудовом фронте – шила одежду для солдат.

Закончилась война, жизнь понемногу налаживалась, но тут деда стало подводить здоровье: начались сердечные приступы, и вскоре он вынужден был уйти с работы, так как добираться до неё стало тяжело, и перейти на надомный труд. Дед очень любил меня, играл со мной, чинил мои игрушки, рассказывал сказки, утешал меня, когда я падала и разбивала коленки. У него были очень добрые руки. Моя мама, рано потерявшая отца, называла его папой.

Каждая семья в нашем доме имела маленький участок земли: кто-то сажал картошку, кто-то – редис и лук. Под окнами наших соседей тёти Бебы и дяди Миши росли красивые желтые цветы, похожие на солнышко – золотые шары. Весь двор ими любовался. В нашем садике папа построил беседку и летний душ с большим баком на крыше. В жаркие дни вода за день нагревалась, и, вернувшись с работы, папа и мама принимали душ. Часто мама брала меня

с собой, мне очень нравилось плескаться под теплыми струями. После душа мы сидели в обвитой вьюнками беседке и, блаженствуя, пили чай. В этой беседке любил посидеть и дед, здесь же они с бабушкой выполняли надомную работу – шили рукавицы для рабочих. Когда дед уже не мог работать, мама и папа помогали бабушке. Он много болел, перенёс пять инфарктов; война сказалась. Дед умер в 62 года. Мне было 5 лет, я очень скучала по нему.

Бабушка Ева была главой целого семейного клана. Будучи старшей сестрой, она руководила младшими сёстрами; братья ушли рано.

Я пошла в школу в 1964 году. Начало 1-го класса совпало с переездом на новую квартиру. Бабушка была общительна и гостеприимна, любила готовить и принимать гостей. У нас были родственники в других городах и, приезжая в Москву, они останавливались у нас. Бабушка имела большой интерес к жизни, много читала, всегда стремилась узнать что-то новое, с ней можно было говорить на любую тему. В 21 год я стала жить отдельно, в 23 года вышла замуж. Через 3 года Ева стала прабабушкой: в апреле 1983 года родился наш старший сын Костя, а в мае 1985 года – младший сын Игорь. Ева очень любила правнуков.

Мы жили рядом и часто навещали родителей и бабушку. В 83 года бабушка сломала шейку бедра и могла передвигаться только в ходунках, сделанных специально для нее. Она хорошо приспособилась к ним и уверенно перемещалась по квартире. Мои дети очень любили бабулю Еву, и охотно оставались с ней на пару часов, слушались её беспрекословно. Дети росли, они пошли в школу, когда бабушке было около 90 лет. Состояние её стало постепенно ухудшаться, и через какое-то время она перестала вставать с постели. Евы не стало 5 января 1992 года.

ЗИСЯ И ЕВА

Возможно, возраст такой подходит

 Или бессонница навевает; Всё чаще ушедшие близкие Приходят ко мне ночами.

Тихо, закончены дневные дела,

И я возвращаюсь в те времена, Когда были живы Зися и Ева, Родители Оси, моего отца.

Мы жили в большом деревянном доме. В зелёном дворе играли дети. Наш двор, маленький мир, Казался мне лучшим на свете. Дедушка мало прожил,

 Всё-таки сказалась война.

Я купалась в его любви, как в море.

Помню его руки, обнимавшие меня. Когда деда не стало, Мне было всего пять лет. Я очень по нему скучала, Понимая, что его больше нет.

Бабушка Ева – старшая в доме, Глава целого семейного клана, Поблажки делались только мне.

 Бабушка была строга и упряма.

Она умерла тихо, в окружении родных.

Как же нам без неё плохо…

Ева оставила нас в девяносто лет; С ней ушла целая эпоха.

Я люблю вас, мои дорогие В моей памяти вы живые.

СЕМЬЯ СТАРОБИНЕЦ

Предыстория

Нас с мужем интересовало, откуда пошла фамилия Старобинец, и мы занялись этим вопросом. Известно, что еврейские фамилии часто давались либо по месту проживания (топонимические), либо по роду деятельности, например, Учитель, Школьник, Лиознов, Сарнов, Литвин. Поэтому, зная, что отец мужа и его родители родом из Белоруссии, мы стали искать корни нашей семьи в этом направлении.

Сделаю небольшое отступление

Случай помог нам, история поиска стала семейным анекдотом. Младшему сыну к трём годам была мала детская кроватка, и надо было ему купить новый раскладной диван, который занимал бы мало места. Легко сказать «купить» во времена тотального дефицита, мебель можно было приобрести только по предварительной записи и отмечаясь в магазине примерно полгода. Взяв детей за руки, я отправилась вместе с ними в мебельный магазин. В торговом зале я увидела понравившуюся мне модель. Я нашла нужного человека и сказала ему, что диван мне нужен сегодня, и желательно привезти, собрать его и поставить на место в тот же день. Цену услуг мне озвучили, я согласилась, и через десять минут, к восторгу детей, мы уже сидели в кабине мебельного фургона и ехали на склад за диваном. Когда у нас дома стали собирать его, я заметила ярлык, где было сказано, что диван сделан в Белоруссии в посёлке Старобине. Тут я увидела указующий перст судьбы и активно занялась изучением происхождения фамилий.

Посёлок Старобин упоминается с 16 века как поселение в Слуцком княжестве, с 1680 года – местечко в Новогрудском воеводстве Великого Княжества Литовской Речи Посполитой, а с 1793 года относится к Слуцкому уезду Северо-Западного края Российской империи. Ближе к нашему времени Старобин в 1924 году стал центром Старобинского района Минской области, а с 1991 года это посёлок городского типа Солигорского района Минской области, расположенный на реке Случь в 12 км на юг от Солигорска и в 145 км от Минска.

Солигорский район был полностью оккупирован немецкими войсками в июле 1941 года, и эта оккупация продолжалась до июля 1944 года. Одновременно с оккупацией нацисты начали полное уничтожение евреев. В тех населенных пунктах, где евреи не были сразу уничтожены, их сгоняли в гетто и использовали на тяжелых работах. Люди умирали от голода, болезней и непосильного труда. Спасшиеся из гетто евреи воевали в партизанских отрядах, в том числе и евреи из Старобина.

Мой свекор Лев Давыдович Старобинец родился в 1912 году в местечке Березино. Березино – город в Минской области, расположен в 101 км на восток от Минска около железнодорожной станции Гродзянка. Версия о происхождении фамилии по посёлку Старобин может считаться вполне достоверной, учитывая близкое расстояние между Старобином и Березино, а также черту оседлости евреев. Предыдущие поколения мужчин из рода Старобинцев вполне могли жить в местечке Старобин и жениться на девушках из близлежащих мест. В 1897 году в Березино было зарегистрировано 4871 жителей, из которых 3377 были евреями. Большинство довоенного еврейского населения Березино погибло во время немецкой оккупации в 1941 – 1944 годов.

Бабушка и дедушка моего мужа успели с детьми уехать из Березино до войны. Иначе всё могло бы сложиться подругому.

Родоначальниками семьи являются Мера Гиршовна (1883 – 1962 гг.) и Давид Моисеевич Старобинцы (1883 – 1954 гг.). Они имели троих детей: Лазаря, Льва и Хаю. У Лазаря осталась дочь Аделина, которая со своей семьёй живёт в настоящее время в Германии. У Ады есть дочь Мария и внуки. Старший сын Лазаря Григорий и внук Георгий умерли рано от болезней. Хая замуж не вышла, детей не имела. Она жила и работала в Москве. Умерла в преклонном возрасте.

Семья Старобинец переехала в Москву примерно в конце двадцатых - начале тридцатых годов и жила в Бауманском районе в Елоховском проезде.

В ноябре 1934 года Лев был призван в армию в радиотелеграфный батальон, где прослужил 2 года рядовым и был уволен в запас в ноябре 1936 года. После службы Лев поступил в Авиационный техникум, обучение в котором окончил в 1941 году. 22 июня 1941 года фашистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз. 20 сентября 1941 года Лев был призван по мобилизации Первомайским районным военкоматом Москвы. Так для него началась война.

Вот его послужной список:

С 20 сентября 1941 года – 523 Артиллерийский полк, радиотелеграфист;

С октября 1941 года по май 1943 года – 38 Стрелковый корпус, радиотелеграфист;

С мая 1943 года по май 1945 года – 29 Гвардейский стрелковый корпус, радиотелеграфист.

Демобилизован 25 сентября 1945 года.

Правительственные награды: медали

За оборону Москвы

За боевые заслуги

За освобождение Варшавы За взятие Берлина За победу над Германией. Также благодарности от правительства СССР.

Вернувшись к мирной жизни, Лев устроился на работу. Он работал в Центральном Институте Авиационного моторостроения – ЦИАМе руководителем группы отдела снабжения. Вскоре он познакомился с Крейней, и через некоторое время они стали мужем и женой. Крейня окончила педагогическое училище и работала в школе учительницей младших классов. 4 сентября 1947 года у Льва и Крейни родился сын Владимир.

СИМА И ОСЯ

Сима и Ося познакомились примерно в 1950 году. Бабушка Рива с сыном Геной и родная тётя Оси Башева с дочерью Аней жили на Красноармейской улице в одном доме, вполне возможно, что первая их встреча произошла там, и раньше, в детстве. В юношестве они оказались в одной компании еврейской молодёжи.

Ося окончил строительный техникум. Сима в 1946 году после 7-го класса поступила в Московскую фармацевтическую школу, которая давала среднее образование и специальность.

Она окончила её с отличием в 1949 году, получила медаль, после чего работала провизором в аптеке с 1949 по 1953 год. Послевоенное время было тяжелое и голодное, дети остались без отца, бабушка Рива страдала сахарным диабетом; и заработанные Симой деньги не были лишними. В 1952 году она поступила в Московский инженерно-экономический институт без экзаменов. Там было лояльное руководство. Не могу умолчать о том, что её, медалистку, поступавшую по существовавшим тогда правилам по результатам собеседования без экзаменов, ни один московский ВУЗ не принимал. Она попала в «чёрный список» из-за того, что дед Герш, её отец, сидел в тюрьме (см. главу «Герш и Рива»). Сима вышла замуж за Осю 6 августа 1955 года. Я родилась 20 февраля 1957 года, и диплом моя мама писала, как она говорила, со мной на руках. Диплом был благополучно защищён в июне 1957 года. Мама вышла на работу во Всесоюзный электротехнический институт (ВЭИ) на должность инженера-экономиста. Профессионально мама постоянно совершенствовалась, получила дополнительное образование в Московском энергетическом институте (МЭИ), стала ведущим специалистом, хорошо известным в той отрасли, где работала. Отсутствие членства в рядах КПСС (Коммунистической партии Советского Союза) несколько тормозило её карьеру, но мама была человеком не только принципиальным, но и остроумным. На все вопросы на эту тему она отвечала, что недостойна столь высокого звания коммуниста, и её отставляли в покое.

Папа успешно работал в крупных строительных организациях руководителем группы, а затем ведущим инженером.

Мои родители жили вместе с Зисей и Евой на Совхозной улице. Я оставалась на попечении дедушки и бабушки. Тогда я ещё находилась на грудном вскармливании, и, покормив меня утром и оставив бутылочки с молоком, мама уходила на работу, вернее, уезжала на трамвае достаточно далеко, на Авиамоторную улицу. Бабушке тоже нужна была помощь, у дедушки начались проблемы с сердцем. Дед имел инвалидность, и ему была разрешена надомная работа – шитьё рукавиц для рабочих. Сам он сидеть за швейной машинкой уже не мог, шила бабушка и ей помогали мама и папа после работы и по выходным. Летом этот процесс осуществлялся во дворе на нашем участке сада в беседке, а в холодное время – в квартире. Я была домашним ребёнком, да и с детскими садами в то время были проблемы.

У нас в семье все очень любили читать. Я рано пристрастилась к чтению, не помню, учили ли меня целенаправленно; скорее всего, по моим просьбам показывали буквы и как из этих букв получаются впоследствии слова. Я начала учиться читать в 4 года и к 5-ти годам читала довольно бегло и про себя.

Лучшими подарками для меня были книги и куклы, в куклы я играла долго. Я очень любила зимними вечерами сидеть перед книжным шкафом и выбирать себе книгу. Топилась печка, было тепло и уютно, мы жили на 2-м этаже, и мне разрешалось сидеть на полу; правда, мама и бабушка требовали, чтобы я надевала длинные синие лыжные шаровары с начёсом, приходилось соглашаться – это была небольшая уступка с моей стороны за такое удовольствие. Иногда моя любовь к чтению приводила к совсем недетским вопросам, так как я могла читать книги, не предназначенные для детского возраста, и маме приходилось их из открытого доступа изымать. Популярный журнал «Здоровье» родители перестали выписывать из-за моей любознательности к некоторым сторонам жизни взрослых и интересу к медицине. Писать я тоже научилась сама печатными буквами. Когда я пошла в школу, моё умение читать сыграло со мной злую шутку. Тогда дети, в большинстве, шли в школу, не умея читать и писать. Прочесть по складам «Ма-ма мы-ла ра-му.» я уже физически не могла, а учительница думала, что я, имея хорошую память, просто запоминаю наизусть прочитанное взрослыми. Я горько плакала от обиды и недоверия. Родителям надо было предупредить заранее, что я давно умею читать. Пришлось маме придти в школу и попросить учительницу дать мне незнакомый сложный текст. Естественно, я без запинки с ним справилась и смогла ответить на все вопросы по тексту.

Больше мне не приходилось читать по слогам. Мою первую учительницу я помню до сих пор. Галина Александровна была молодой, доброй, внимательной, умеющей найти общий язык как с детьми, так и с взрослыми. Дети её любили. После переезда на новую квартиру пришлось поменять школу, о чём я очень жалела.

 Я росла довольно спокойным ребенком, меня не надо было специально занимать. Двор у нас на Совхозной улице был большой и зелёный, компанию составляло несколько детей моего возраста, было место, где можно было играть и в подвижные игры, и в куклы. По воскресеньям мы с родителями могли поехать в зоопарк, в Измайловский парк или в Кусково. Осенью 1964 года деревянные дома стали сносить и переселять жителей в новые дома со всеми удобствами. Большинство наших соседей, так же, как и мы, получили квартиры в Перово. Взрослые были очень рады, не надо теперь ходить к колонке за водой, думать о закупке дров на зиму, бегать через весь двор в холодную уборную. Меня, по малолетству, как и других детей, эти вопросы не очень заботили. Было грустно расставаться с домом, со своим двором, с товарищами по играм. Так как в нашем доме жили исключительно евреи, мой выход в большой мир сопровождался важным открытием. Оказывается, не все люди – евреи! Квартира, которую мы получили, находилась недалеко от нашего старого дома, на Перовской улице. Такие квартиры потом стали называть «хрущёвками». Квартира для 4-х человек была небольшая: две смежные комнаты с кладовкой, совмещённым санузлом и маленькой прихожей, вход на кухню размером 4,5 метра был прямо из комнаты. Папа потом отделил перегородкой кухню от комнаты и сделал в прихожей шкаф для верхней одежды. Мама с папой спали в проходной комнате, они рано вставали на работу, а мы с бабушкой в той, что следовала за проходной. Папа был хорошим специалистом, строителем-сметчиком, он часто ездил в командировки, и, будучи человеком компанейским, мог спокойно оставлять малознакомым людям наш адрес. Мобильных телефонов ещё не существовало, а городской стационарный телефон у нас в квартире появился примерно в 1969-70 году. Новые знакомые пользовались папиным приглашением, часто не удосуживаясь заранее предупредить о своём приезде телеграммой. Остановиться у нас и погостить несколько дней возможно было только в проходной комнате. Могло случиться и так, что гости приезжали без предупреждения в то время, когда мама и папа были в отпуске, что очень раздражало и пугало бабушку Еву. Она не хотела оставаться в квартире с совершенно незнакомыми людьми. В конце концов, бабушкино терпение лопнуло, и она сделала папе строгое предупреждение. Для родственников и близких друзей, конечно, делалось исключение. Вообще наш дом, несмотря на недостаток места, был очень гостеприимным; отмечались дни рождения, встречи, на мои дни рождения могла придти половина класса. Бабушка и мама очень хорошо готовили, и, несмотря на ограниченный выбор продуктов в магазинах, на столе было всё, что нужно; даже торты и шоколадные конфеты, которые мама делала сама.

Одевалась я весьма скромно, многие вещи перешивались из маминых платьев, сшитых в своё время из качественных тканей. У нас была знакомая – хорошая портниха, и в результате всё выглядело вполне прилично. Со школьной одеждой вопрос решался легче: существовала обязательная школьная форма, как для девочек, так и для мальчиков. А какая была радость, когда удавалось купить что-то для дома или новую одежду и обувь. Книги – это отдельный рассказ: существовала подписка, сдача макулатуры для получения дефицитных книг; даже когда мы ездили отдыхать, то из других городов привозили книги. Отдыхать мы ездили практически каждый год. В два года я заболела коклюшем и заразила бабушку Еву; первое моё детское воспоминание – бабушка меня ведёт в поликлинику на уколы, а я упираюсь и не хочу идти. После выздоровления мы ещё долго кашляли, врач нам посоветовал уехать в тёплые края, и мы уехали в Казатин на родину бабушки к тёте Лиде и дяде Давиду, нашим родственникам. Туда же мы поехали, когда мне было пять лет. Самое яркое воспоминание – это купание собаки Мальчика во дворе в большом тазу. Белый Мальчик любил купаться, активно встряхиваясь, брызги летели во все стороны, и в капельках отражалось солнце. Тётя Лида работала в ресторане на вокзале, и мне очень нравилось приходить и смотреть, как она в белой шапочке и красивом фартуке стояла за стойкой, часто она угощала нас чем-нибудь вкусненьким. Казатин мне запомнился солнечным и позитивным, в нём было очарование, присущее маленьким городкам. Больше я в Казатине не была, позже тётя Лида и дядя Давид с детьми переехали в Белоруссию в Витебск, но Аркадий и Римма, их дети, а потом и внуки, приезжали в Москву. Боря и Женя поступили в московские ВУЗы. Сейчас Римма и её муж Марк живут в Израиле в Беэр-Шеве с детьми и внуками.

Потом я, как с родителями, так и с бабушкой Евой почти каждый год выезжала на море. Первый раз я с родителями поехала на Чёрное море в шесть лет в Хосту, под Сочи.

Хоста

Сейчас не вспомню, ехали мы на поезде или летели на самолёте. Первое, что меня поразило в Хосте – это пальмы. Я такого чуда ещё не видела! Мне они казались огромными, и я пыталась обхватить стволы руками. Я очень удивилась и обрадовалась, когда родители сообщили мне, что мы будем жить на настоящей горе! Мама и папа сняли там домик, мне он казался сказочным. Маленький пузатый автобус, пыхтя, взбирался на гору, чтобы отвезти живущих там людей. Можно было подняться пешком, но это было достаточно тяжело. В сентябре стояла тёплая погода, и каждый день мы спускались с горы и шли на море. Море я тоже увидела первый раз в жизни. Это была любовь с первого взгляда. Меня завораживало отсутствие берегов и бесконечность водного простора, шелест волн и крики чаек. 

 Мне очень нравилось купаться, хотя плавать я не умела. Вообще в Хосте с нами происходили разные интересные случаи. Город южный, темнело рано, и если случались грозы, то для меня, ребенка, это было фантастической картиной. Близкое небо, молнии, гром и маленький домик на горе в потоках дождя – это не московская гроза! Опишу ещё одно приключение,

правда, самое начало его я проспала и рассказываю со слов мамы. Мы мирно легли спать, и вдруг, в середине ночи раздались звуки взрывов, даже стёкла из окна вылетели. Мои родители, детьми пережившие войну, как по команде, вскочили со своей кровати и первым делом бросились спасать ребёнка, то есть меня. Я, накупавшись и набегавшись за день, крепко спала и просыпаться не торопилась. Наконец, когда родители собрались меня выносить и эвакуировать, я проснулась и сказала: «Мама, пахнет огурцами!». Родители немного успокоились, вернули меня в мою кровать и стали осматривать пол и пространство под своей кроватью. Там вперемешку валялись осколки стекла, огурцы и крышки от банок. До утра родители занимались уборкой. Хозяйка домика, засолив огурцы и герметично закрыв банки, поставила их под кровать. Стерилизация банок, видимо, была сделана плохо, вот они и взорвались. Всё могло окончиться гораздо хуже: кровать спасла от большого разброса осколков стекла. Утром пришли хозяйка и её муж, вставили в окно стёкла и навели порядок. Больше происшествий не было. В начале октября мы вернулись в Москву.

Ялта

В Ялте была с родителями в 11 лет в 1968 году.

Ялта запомнилась своей набережной, по которой вечерами фланировали отдыхающие, переполненными пляжами, канатной дорогой и портом, в который заходили разные корабли. Типичная летняя крымская жизнь. Особенно хороши были окрестности Ялты: Ливадия с её дворцом, Воронцовский дворец, Массандра, Никитский ботанический сад, дом писателя А. П. Чехова.

Поляна сказок

Под Ялтой была Поляна Сказок. Это настоящий музей под открытым небом. Гостей там принимал старичок, вырезавший сказочные персонажи из дерева. Его звали Павел Павлович Безруков, он родился в 1890 году в городе Ейске.

С детства он любил произведения Пушкина. Из его рук выходили герои пушкинских сказок и поэм. Приехать в Крым его заставила болезнь – туберкулёз горла. После нескольких визитов в Крым недуг начал отступать и Павел Павлович поселился окончательно на лесной поляне под скалой Ставри-Кая. После войны он вернулся из эвакуации на свою поляну. Иногда ему помогали его дочери, носившие пушкинские имена – Татьяна и Ольга. В 1960 году «Поляна Сказок» была открыта. Слава о народном умельце, замечательном резчике по дереву, шла по всему Крыму, его творчество поддерживал знаменитый скульптор Сергей Тимофеевич Коненков. Гостями Павла Павловича были дети из знаменитого пионерского лагеря Артек, туристы и отдыхающие, в одиночку и группами. Спустя десятилетия трудно установить одну причину (версий было несколько), почему в 1968 году «Поляну Сказок» закрыли, а самого Мастера выслали из Ялты. Жители Ялты не смирились с этой потерей, не обошлось и без вмешательства властей, за сказочника вступились ялтинские и московские журналисты. Поднялся большой шум, власти пошли на попятную и 1 августа 1970 года Поляна Сказок открылась уже как филиал местного краеведческого музея. Со всей страны скульпторы присылали свои работы в дар музею. Но это уже был другой музей и другая история. Экскурсоводы даже не называли имя основателя музея. О Павле Безрукове стали вспоминать последние 20 лет. На свою «Поляну» Мастер так и не вернулся, уехал к родственникам в Москву. Он не только работал сам, но и старался передать свои знания молодым. Умер Павел Павлович Безруков в 1978 году.

Мы были на Поляне Сказок в 1968 году летом, успели до закрытия выставки. Павел Павлович произвёл 
на нас незабываемое впечатление. Дети окружали его и буквально следовали за ним по пятам, слушая, как он тихо и спокойно что-то рассказывает о своих скульптурах. Я очень рада, что мне довелось встретиться с таким талантливым, позитивным и добрым человеком, настоящим Мастером. Прошло больше 50 лет, память сохранила залитую солнечным светом Поляну, Павла Павловича и стоящих рядом маму с папой.

Паланга

Побывали мы и на Чёрном море в Евпатории и Анапе, на Балтийском море в Литве в Паланге и в других местах. В Паланге ещё можно было встретить довольно молодых людей, говорящих на идиш. В этом городе я была дважды: и с бабушкой, и с мамой. Он был своеобразен – окраина смотрелась практически сельской, хозяева держали коров, коз, курочек с петухами, выращивали овощи и фрукты. Центр города производил совершенно другое впечатление – чисто вымытый, зеленый, уютный, с маленькими магазинчиками, в которых продавались украшения из янтаря. Погода в Прибалтике переменчива, но нам везло, редко было пасмурно и дождливо. После завтрака мы шли на море. Я купалась в любую погоду, всё-таки лето. Отдыхающие, и мы в том числе, любили ходить по берегу и искать янтарь. Иногда попадались довольно крупные кусочки. Вечером, одевшись теплее, чем днём, мы шли гулять по пирсу, уходящему далеко в море.

Иногда была прохладная погода, и мы шли в библиотеку. О, эта библиотека заслуживает отдельного рассказа! Книги, журналы, газеты, расставленные и разложенные на стеллажах, могли удовлетворить вкус взыскательных читателей. Здание библиотеки было из дерева, с внутренним открытым двориком. В этом дворике было маленькое кафе, где подавали вкуснейший кофе и к нему различные пирожные. Запахи старого дерева, кофе и корицы, смешиваясь, создавали легкий неповторимый аромат. Это было не только гастрономическое, но и эстетическое удовольствие. Наверное, я стала ценить хороший кофе именно в Паланге. К сожалению, сейчас многое изменилось, этой библиотеки уже нет, город стал другим, да и мы тоже стали другими. Любовь к Литве осталась. Позже, в 1988 году, я была в Литве вместе с мужем.

Моего деда Зисю и его брата Шулима на Украине, где они жили, называли «литваками», то есть евреями, пришедшими из Литвы, возможно, и два-три поколения назад. Наверное, поэтому кусочек моего сердца так и остался в Литве.

Евпатория

В Евпатории я была дважды с бабушкой Евой и сопровождающей её сестрой Саррой (бабушка не никогда не путешествовала без других взрослых родственников, боялась). У меня имелись проблемы с носоглоткой, поэтому мы уезжали на два месяца дышать морским воздухом и делать ингаляции в курортной поликлинике. Иногда с нами ездили мои двоюродные сёстры. Мы снимали комнату, это было недорого, в этой же квартире или за стеной жили хозяева. В детстве меня не волновали бытовые неудобства, главное – мы были на море! Бабушка часто готовила дома; когда ей не хотелось готовить, днём мы ходили обедать в ресторан или хорошую столовую. Много купались и гуляли. В приморском парке для детей почти каждый день в летнем театре организовывались различные викторины, игры, концерты. Было очень интересно, я с удовольствием ходила в парк: особенно меня увлекало участие в викторинах. Сейчас такие мероприятия называются анимацией. Иногда мы с бабушкой и моей двоюродной сестрой Ритой катались на катере по морю. Лето пролетало быстро, пора было возвращаться домой.

Анапа почему-то мне запомнилась меньше, вспоминаются только морские купания, которые я люблю до сих пор.

Видимо, Евпатория мне больше пришлась по душе. Я, будучи взрослой и работая, решила поехать туда в отпуск. Напрасно я опасалась разочарования, как иногда бывает, когда возвращаешься в прежние места. Всё было хорошо. 

Время шло, в 1974 году я закончила школу. Я два года подряд сдавала все экзамены, чувствуя себя достаточно подготовленной, но студенткой медицинского ВУЗа так и не стала. Государственный антисемитизм был в самом расцвете, и мои анкетные данные явно не понравились приёмной комиссии. Я подала апелляцию по поводу оценки 3 балла за сочинение. Материалы сочинения, за которые я совершенно не волновалась (мои сочинения были в школе одними из лучших, я занималась в литературном кружке), были подчёркнуты красной волнистой линией, якобы тема не раскрыта. Я не поступила. Почти та же ситуация повторилась, когда я заканчивала Московский химико-технологический институт и устраивалась на работу. В академическом институте, в который меня направили на дипломную работу, меня сразу предупредили, что на постоянную работу не оставят, шёпотом добавляя, что не пройду по анкетным данным, в двух других местах был отказ, мотивированный тем, что я вдруг рожу ребенка. Любезная дама, сама еврейка, проработавшая 30 лет в том институте, куда я хотела устроиться на работу, оправдываясь, объясняла, почему я получу отказ, как будто я ещё нуждалась в объяснениях.

Я устроилась работать сразу после школы на кафедру физиологии мединститута, а потом в лабораторию известного академического института и училась на вечернем отделении. Поскольку специальность «Микробиология» была только на дневном отделении, я решила перейти на дневную форму обучения. Зарплату, а потом и стипендию, оставляя себе немного денег на обеды, я отдавала маме. Кооперативные квартиры были не очень дороги, но их трудно было приобрести. Маме удалось вступить в жилищный кооператив, и мы купили однокомнатную квартиру, куда я в 21 год ушла жить самостоятельно. Замуж я вышла в 23 года, после 4-го курса, и прожила там с мужем три года, до рождения нашего первого сына Константина.

Мы с мужем жили отдельно в этой квартире на улице с приятным названием 2-я Синичкина. Всё было хорошо; я училась, муж работал, но вдруг свекровь, никогда не жаловавшаяся на здоровье, заболела миеломной болезнью – раком кроветворной системы. Хождение по врачам, госпитализация в онкодиспансер, обнадёживающие прогнозы – всё это мы прошли. Болей не было, нарастала слабость и общее плохое самочувствие. Встал вопрос о повторной госпитализации, было понятно, что откладывать её нельзя. Наш ребёнок, будущий внук Крейни, которого она очень ждала, уже шевелился во мне, но стать бабушкой ей было не суждено. Ухудшение пошло очень быстро. Моя свекровь похоронена на еврейской части Востряковского кладбища рядом со своей мамой. Нашего первого сына мы назвали в честь бабушки.

Свёкор со свекровью много лет прожили вместе, он её очень любил, не отходил от неё, когда она заболела. Оставлять одного пожилого свёкра, только что потерявшего любимую жену, было опасно. На семейном совете было решено искать вариант 4-комнатной квартиры в том же районе недалеко от квартиры, где остался свёкор и где жил до женитьбы мой муж Володя, то есть в Перово. Мы поменяли мою однокомнатную квартиру на 2-й Синичкиной и двухкомнатную квартиру моих родителей и бабушки Евы на 4-комнатную на Братской улице. Мы с мужем и ребёнком стали жить на Зелёном проспекте вместе со свёкром.

Папа ушёл на пенсию в 60 лет, но продолжал работать, как сейчас говорят, фрилансером. Он был хорошим специалистом, инженером-сметчиком, и в сфере строительства его многие знали. Периодически он выезжал на объекты, а расчёты делал дома. Отец говорил: «Наконец-то я занимаюсь тем, чем я хочу и не надо рано утром никуда бежать». Он был доволен: спокойно, все близкие рядом, растут внуки. Бабушке Еве было 90 лет, постепенно её состояние ухудшалось, она почти не вставала с постели, и мама с папой за ней ухаживали. Я старалась помочь, ездила по поликлиникам и больницам, организовывала визиты нужных врачей. Бабушки не стало 5 января 1992 года, а 22 февраля 1992 года не стало моего свёкра. Он успел сказать: «Оля, мне плохо», - и потерял сознание. Реанимационная бригада прибыла быстро, не прошло и 10-ти минут, но запустить сердце было уже невозможно. Он умер мгновенно от инфаркта в 80 лет, как праведник, без страданий в окружении семьи.

Мой папа пережил свою маму и моего свёкра примерно на полтора года. Весной 1993 года у него был микроинсульт, он подлечился, встал на ноги, а в начале августа его положили в больницу с инфарктом, сразу в реанимацию, через несколько дней произошёл инсульт, и папы не стало. Ему было всего 62 года, как и деду Зисе… Папа похоронен на Востряковском кладбище. Мама умерла от последствий инфаркта на фоне сахарного диабета 2 ноября 2007 года.

Она похоронена на Востряковском кладбище по еврейскому обычаю, как и положено.

Я очень любила маму, мы хорошо понимали друг друга. Даже когда я жила самостоятельно со своей семьёй, мы вдвоём с мамой ходили на прогулки, на выставки, в театр. Последние несколько лет мама жила вместе с нами. Я и сейчас мысленно часто говорю с мамой.

 

СОН

Я вдруг попала в межвременье

И, к моему большому удивлению,

Здесь, как в сказке, хорошо, Теплый летний дождь прошёл, И пахнет озоном после грозы.

Остановились почему-то часы.

Ночь стала длиннее, по ощущенью. Успею закончить стихотворенье, Прочесть его маме и выпить с ней чай.

«Что с тобой? А впрочем, не отвечай. – Сказала моя мудрая мама – Знаю я, ты умна и упряма.

Я всё услышала между строк. Тебе пора домой, твой путь далёк.» Я просыпаюсь в слезах и тревоге:

Как будто нахожусь ещё в дороге. Вдруг слышу тихий ход часов И звуки птичьих голосов.

Спасибо, мама. Нам пора прощаться. Я понимаю – надо возвращаться.

Меня покидает моё сновиденье;

А на письменном столе – два стихотворенья.

На стене чередуются свет и тень.

Здравствуй, новый день!

ВОЛОДЯ И ОЛЯ

Володя родился 4 сентября 1947 года, я – 20 февраля 1957 года.

Мы жили в одном доме на Совхозной улице. В силу разницы в возрасте до определённой поры наши интересы не совпадали. У Володи, подростка, позже юноши, уже была своя компания, в которую входили еврейские юноши и девушки из нашего дома и соседнего: Бэлла, Эдик, Дима с братом Сашей, Вова, Ира, Борис, ещё один Саша и другие. После получения новых квартир большинство друзей, так же, как и мы, остались в Перово, и с некоторыми из них Володя дружил ещё долго. Я была любознательным ребёнком, мне нравилось общаться со старшими и мне льстило, что взрослые разговаривают со мной, как с большой девочкой. Когда я повзрослела, то периодически примыкала к этой компании.

Володя поступил в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта в 1964 году, выпускники, окончив МИИТ, получали звание лейтенантов, так как институт имел военную кафедру, и диплом по специальности.

После окончания института в 1969 году Володя получил распределение на работу и приступил к ней. Время от времени мы виделись, жили близко друг от друга, Володя иногда заходил к нам в гости. Мои родители спокойно меня отпускали с ним на выставки, в театр и кино. Мне было около 15-ти лет. И тут взрослый Володя, наверняка имевший личную жизнь, влюбился, как мальчишка, в девчонку-школьницу. Скоро и я поняла, что не совсем к нему равнодушна. Нас тянуло друг к другу, как магнитом, воздух вокруг нас сгущался, и летели искры. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы Володе не пришла повестка в армию. Володя стал готовиться к отбытию офицером в железнодорожные войска.

Прошло почти 50 лет, а мы до сих пор помним, как целовались при прощании, невозможно было оторваться друг от друга.

Жизнь шла дальше своим чередом: я ходила в школу, готовилась к поступлению в институт, общалась с друзьями. Володю, служившего под Тюменью, направили на Центральные офицерские курсы в Ленинград, на обратном пути ему удалось заехать в Москву, повидаться с родителями и со мной. Отслужив два года, он вернулся, когда я уже закончила школу. Наша встреча была очень бурной. Лет в восемнадцать мне стало ясно, что любовь вовсе не детская, и он это знал; но моя интуиция говорила мне, что пока не время. Я ещё не прожила тот отрезок жизни, который должна была пройти сама, без него. Есть девушки, которые стремятся выйти замуж во что бы то ни стало; я не относилась к этой категории. Мы встречались, потом были расставания. Наверное, надо было уйти, чтобы вернуться и понять, кто именно мне нужен. Я встречалась с другим человеком, в наших отношениях присутствовала романтика и общность интересов, мы были молоды и нам нравились одни и те же книги. Мне было интересно с ним. Так сложились обстоятельства, что после периода встреч какое-то время мы общались только по телефону. Я не думала о возобновлении прежних отношений с Володей. Время шло, я продолжала учёбу, ждала следующей встречи, и вдруг, как озарение, появилась уверенность, что моим мужем станет Володя, с которым мы давно не виделись и даже не созванивались. Случайно встретившись на улице и посмотрев Володе в глаза, я осознала, что интуиция меня не обманывала. Пламя стало разгораться с большей силой. Володя просил о встрече, я согласилась, мы снова стали встречаться. Я жила отдельно от родителей, необходимости долго гулять по зимним улицам не было. Несмотря на это, я умудрилась переболеть за время наших встреч фолликулярной ангиной с высокой температурой и еле успела сдать сессию в срок. Безопаснее для здоровья и учёбы было выйти замуж. Мы подали заявление в ЗАГС, был назначен день свадьбы – 31 мая, и мы стали готовиться к ней.

За два дня до свадьбы раздался звонок. Побледневшая мама принесла мне телефон: глядя на неё, побледнел и мой будущий муж. Взяв трубку, я услышала знакомый голос: «Оля, я хочу тебя видеть». Я ответила, что встречаться нам не надо, у меня скоро свадьба. Я знала, что чувства, связывавшие нас, были сильной влюблённостью, а к взрослой любви он в 23 года был не готов. Чтобы не отходить от истины, я должна сказать, что обстоятельства, разлучившие нас, были более чем серьёзными. Я об этом тогда не знала, но его семья стремилась меня оградить от предполагаемого продолжения отношений для моего же спокойствия. Он женился через несколько лет после того, как я вышла замуж.

Вернусь к свадьбе.

Были времена дефицита, но молодожёнам давали талоны в специальные свадебные магазины, где можно было купить кольца, одежду и обувь для свадьбы, постельное бельё, и, самое главное, красивое нижнее бельё, чем я очень порадовала себя и двух подруг! Платье розово-бежевого цвета я шила у своей постоянной портнихи. Я была категорически против белого платья и фаты, катания по Москве с куклами на капоте и посещения исторических мест. Во мне всегда был силен дух противоречия и, зная это, я его периодически сдерживала. Против ресторана я особенно не возражала, но, услышав, какое количество тётушек, которых я видела раз в жизни, собираются приглашать, сказала, что нам это совершенно неинтересно и мы сами выберем, кого нам приглашать. В результате празднование великого события (Володя наконец женился!) состоялось в квартире моих родителей, естественно, в этом участвовали и его родители. Мы пригласили наших друзей. Утром в день свадьбы был тёплый летний дождь и я, захватив собой зонт, отправилась делать причёску. Стол был хороший: что-то заказали в ресторане «Прага», что-то в знаменитом 40-м гастрономе по талонам, а вкуснейшую солёную рыбу нам достала работавшая в рыбной промышленности мама одной из моих подруг. Была очень приятная лёгкая непринуждённая атмосфера, танцевали, шутили. После свадьбы мы планировали поехать в свадебное путешествие, но у меня впереди была сессия, я заканчивала 4-й курс. Пока мы собирались, заказать что-то приличное уже было невозможно, а за границу поехать – нечего и говорить. Родственники подарили нам путёвки в приличный пансионат, куда мы и отправились после сдачи сессии и борьбы с деканатом. Стоял 1980 год, начиналась Олимпиада-80, и студенты должны были два месяца обязательно отработать, как в стройотряде, иначе, при всей лояльности нашего института, могли грозить большие неприятности. Я пошла к заместителю декана нашего факультета и объяснила ей ситуацию. Людмила Ивановна, умная и справедливая женщина, помогла мне, и в результате я отрабатывала трудовую повинность официанткой в ресторане, обслуживающем немецких туристов, всего один месяц.

Жили мы с Володей хорошо, нам удалось избежать этапа привыкания и притирок друг к другу, всё-таки знакомство было достаточно долгим. Я заканчивала учёбу в институте, Володя работал. По выходным навещали родителей. В свободное время любили ходить в театры, билеты на хорошие спектакли было трудно купить, и мы искали обходные пути: знакомились с контролёрами, это были интеллигентные пожилые дамы, они провожали нас в зал и предоставляли нам дополнительные стулья. Естественно, мы благодарили, и не только на словах. Пару раз мы сидели даже в будке осветителя, откуда было прекрасно видно. Часто ходили на закрытые кинопоказы, где можно было посмотреть фильмы известных режиссёров, не выходившие на широкий экран.

Ездили в гости к друзьям, приглашали их к нам.

Я защитила диплом в феврале 1982 года и получила распределение во Всесоюзный научно-исследовательский институт биосинтеза белковых веществ ВНИИсинтезбелок, на базе которого была основана наша кафедра микробиологии. Во время работы над дипломом у меня началась сильная аллергия, а сидеть в проектном отделе и корпеть над чертежами – это совершенно не соответствовало моим интересам. Я тяготела к медицине и близким к ней областям. Меня интересовала психология, я читала специальную литературу и знала, что свою мечту я со временем реализую.

Мы с Володей хотели детей. 26 апреля 1983 года в родильном доме №18 в 00 часов 40 минут родился наш первый сын Константин, а 27 мая 1985 года около11часов утра тот же роддом огласился громким криком нашего второго сына Игоря. Я же, как образцовая будущая мама, набирала за время нахождения в интересном положении до 2–4 кг и выходила из роддома стройная, как модель.

Дети росли. Когда Игорю исполнился год, моя мама вышла на пенсию, а мне скоро надо было выходить на работу. Я узнала, как обстоят дела с детскими садами и выяснила, что группы большие, до 30 человек, очереди надо было ждать долго, к тому же сад находился далеко от дома. Мы решили пойти другим путём и развивать детей самостоятельно. Стали появляться студии эстетического развития, как частные, так и государственные; при школах открывались отделения подготовки к обучению, недалеко от дома были бассейн и стадион «Авангард». Костя и Игорь занимались в таких студиях и ходили в бассейн и в группу общефизической подготовки (ОФП), которую вела тренер Татьяна Львовна. Занятия проходили на свежем воздухе, ребята катались на лыжах в Измайловском лесу. Я тоже ходила в свободное время в группу ОФП для взрослых. В 6 лет старший сын поступил в музыкальную школу по классу скрипки. Периодически мы ходили на детские представления; в театр, в цирк, слушали музыку. Такой режим требовал неполной рабочей недели, во «ВНИИсинтезбелок» зарплата была мизерная, да и работы фактически почти не было. Я, не колеблясь, перешла на другое место работы в Территориальный центр социального обслуживания населения. Я могла планировать своё рабочее время самостоятельно, главное – я должна была строго выполнять свои служебные обязанности. Зарплата заметно выросла. Мне нравилось работать с людьми, и этот опыт в дальнейшем, когда я получила второе образование и стала работать психологом, мне очень пригодился.

Летом детей мы вывозили на дачу до 1997 года. Своей дачи у нас не было, несмотря на то, что папа работал строителем. Мы собирались купить дачу, даже просматривали варианты, но пережив в 1992 году денежную реформу, а в 1998 году дефолт, отказались от этой затеи. К тому же закрылась фирма, в которой работал Володя, и он временно остался без работы. Мы с ним никогда не пренебрегали различными вариантами работы и не впадали в отчаяние. Сейчас наши дети не могут помнить пустые полки магазинов и продажу продуктов по карточкам, а детской одежды и обуви – по паспорту. Когда я показывала в «Детском мире» паспорт, мне не продавали два комплекта одного размера, говоря, что младший ребёнок доносит одежду за старшим. Мои доводы, что младший ребёнок крупнее старшего, во внимание не принимались. Как-то мы выходили из положения.

Бабушка Ева, когда я ещё была ребёнком, категорически отказалась от пребывания на даче, предпочитая выезжать со мной к морю. В то время можно было выбрать бюджетный вариант, сняв комнату не очень близко от моря. В1983 году Ева сломала шейку бедра, и передвигаться по квартире могла только с помощью специальных ходунков, оставлять её дома одну не представлялось возможным. Игорь немного подрос, и мы стали искать съёмную дачу. Это должен быть отдельный дом или половина дома недалеко от Москвы с газом и отоплением, со своим отдельным входом, большим закрытым участком. Я работала неполную неделю, могла приехать в середине недели и на выходные, в остальные дни с детьми оставалась мама. Эту дачу, находившуюся между станциями Удельная и Быково, мы снимали несколько лет. Затем мы снимали дачу также по Казанской дороге в Игнатьево, целый дом с большим запущенным, но плодоносящим садом, которым хозяевам заниматься было некогда, и они разрешали собирать все ягоды и фрукты, что вырастут за лето. Весь сентябрь я занималась консервированием и варкой варенья, что получалось у меня весьма прилично.

За всю историю моего консервирования не открылась ни одна банка, ничего не взорвалось, не заплесневело, и никто не пострадал.

В Удельной, рядом с санаторием и прудом, в отдельно стоящем здании, была ешива «Торат Хаим». Ешива – это учебное религиозное заведение для еврейских юношей. Главой ешивы был Александр Айзенштат. Ешива располагалась в Удельной с 1992 по 2002 год, затем переехала в деревню Хрипань. У нас в семье соблюдались основные еврейские праздники, мы ходили в Хоральную синагогу, но глубокого погружения в иудаизм не было. Здесь же, увидев столько евреев с пейсами в традиционной одежде и женщин в париках и длинных платьях, мы были приятно удивлены и пошли знакомиться. Нас хорошо приняли, мы ходили на шаббаты, даже потом приезжали из Москвы на еврейские праздники. Игорь и Костя отдыхали в еврейских летних лагерях, став постарше, посетили Израиль по специальной молодёжной программе Таглит.

К сожалению, во время моей молодости еврейская жизнь была скрыта от посторонних глаз. Помню, как мы с подругой Леной пошли на праздник Симхат Тора в начале еврейского Нового года – Рош-hа-Шона, и местные власти пустили машины по Большому Спасоглинищевскому переулку (бывшая улица Архипова), чтобы перед Хоральной синагогой не собиралась и не танцевала молодёжь. Обычно по этой улице транспорт не ходил…

Наши дети, окончив школу, поступили в ВУЗы. Они получили высшее образование, и успешно работают по выбранным специальностям.

Весной 1999 года одна моя знакомая дама порекомендовала меня раву Гедалье Маньковецкому для работы на время набора учеников в еврейскую школу Мигдаль-Ор. Школа находилась на Мичуринском проспекте, метро ещё в тот район не провели, и добиралась я туда долго и с пересадками. Работа меня заинтересовала, я хорошо себя зарекомендовала, к тому же наладила контакты в редакциях многих газет и в рекламном отделе на радио, это потом мне пригодилось. В 2000 году я стала работать в еврейской школе Эц Хаим. Основателем и первым директором школы тогда был Скляной Владимир Ильич. Первое время у школы не было своего помещения, и дети учились в здании Хоральной синагоги. Педагогический состав был очень сильным. Школа находилась под патронажем главного раввина Москвы Пинхаса Гольдшмидта и Фонда Рональда Лаудера. Работать в школе для меня было большим удовольствием, я вспоминаю годы работы в ней как лучшие в моей профессиональной деятельности. Приём детей в школу, общение с родителями и педагогами, работа со сложными случаями, консультирование, контакты с другими еврейскими организациями, презентация нашей школы на различных городских мероприятиях – всё это входило в мои обязанности. Я рассталась со школой из-за болезни мамы, перенёсшей тяжелый инфаркт. Последние годы мама жила вместе с нами, а после произошедшего с ней инфаркта я не хотела, чтобы она надолго оставалась одна.

Прошло определённое время после потери мамы, и я устроилась работать педагогом-психологом в детский сад. Я раньше не работала с детьми раннего возраста (от полутора лет), и мне было очень интересно заняться этой возрастной категорией. Малыши меня приняли хорошо.

Поскольку в основном они ещё не говорили или говорили мало, то выговорить «Ольга Иосифовна» они, конечно, не могли и, увидев меня, радостно кричали: «Баба!». На тот момент Игорь ещё не был женат, и внук ещё не успел появиться на свет, так что формально бабушкой я пока не была.

Я занималась не только детьми раннего возраста, проводила занятия с воспитанниками разных возрастных групп как индивидуальные, так и групповые. Детям было интересно на моих занятиях, они с удовольствием приходили в мой кабинет. В нашем саду действовала театральная студия, её вела Татьяна Ивановна, музыкальный руководитель, сама писавшая сценарии для постановок. Я периодически посещала репетиции, чтобы помочь некоторым детям адаптироваться к публичным выступлениям. Я часто использовала в своей работе элементы сказкотерапии; мы с детьми разыгрывали придуманные мною сказки. Проводила семинары для родителей и сотрудников, устраивала презентации. Работы было много и меня это радовало.

Израиль

Мы с мужем всегда старались узнать и увидеть что-то новое, и как появилась возможность, стали отдыхать за границей. О каждой из стран можно составить отдельный большой рас-

сказ. Первым путешествием через всю страну, побывав в Иерусалиме у Стены плача и спустившись в Иерусалим подземный, преодолев три пустыни, посетив мистический Цфат – город художников и мудрецов, увидели три моря и знаменитые Бахайские сады в Хайфе.

Испания

На 30-летие нашей свадьбы мы сделали себе подарок – полетели в Испанию. Нам хотелось увидеть Барселону, своеобразно показанную в фильмах одного из моих любимых режиссёров Педро Альмадовара, побродить по ней и заблудиться в её переулках, увидеть другие города и маленькие городки, море. По дороге в Театр-музей Сальвадора Дали Фигерасе мы сделали остановку в Жироне.

Жирона

Окно нарисовано на стене в память о настоящем еврейском доме, в глубине комнаты – менора, праздничный семисвечник. Инквизиция запрещала евреям совершать религиозные обряды, зажигать субботние и праздничные свечи. Служители инквизиции называли насильно крещённых евреев марранами – свиньями, а сами пострадавшие евреи называли себя анусим – принуждённые. Евреи шли на это ради спасения своей семьи, кто протестовал – пропадал в подвалах инквизиции.

Это один из старейших городов Испании с сохранившимся еврейским кварталом, сейчас там осталось примерно три еврейских семьи. До разгула инквизиции этот город называли испанским Иерусалимом.

Мы побывали на горе Монтсеррат, где в монастыре пел хор мальчиков. Нам удалось захватить несколько солнечных дней на побережье Коста Дорада в Салоу, съездить в Таррагону.

Франция

Моя семейная сага, кажется, пытается вылиться в повествование о путешествиях. Ограничусь ещё одним рассказом – о Париже.

20 февраля 2012 года мне исполнилось 55 лет, и я решила в виде подарка себе и мужу осуществить желание увидеть Париж, что и было сделано в мае. Естественно, я читала произведения французских писателей, в том числе и современных, (к сожалению, в переводе), неплохо знала французское кино, ходила на выставки, которые привозили в Москву, но хотелось увидеть Париж своими глазами. У меня не было преждевременного восторга и такого настроя: «Ах, Париж!» Но Париж действительно превзошёл мои ожидания, это был мой город, уютный и не помпезный, несмотря на изобилие исторических памятников. Такого ощущения у меня не было ни в одной стране. Знакомство с Парижем для нас началось с Музея Родена.

Мы прилетели в Париж рано утром и, немного отдохнув, отправились в этот музей, расположенный в старинном особняке посреди зеленого парка и представляющий собой большое собрание работ и коллекций знаменитого французского скульптора Огюста Родена. Фотографии не передают впечатления от скульптур. Живое выражение всех человеческих эмоций предстало перед нами. Это как музыка, которую воспринимаешь всеми струнами своей души: мелодия, на несколько мгновений застывшая в камне.

Для того, чтобы почувствовать новое место, надо его видеть не только из окна экскурсионного автобуса. Конечно, экскурсии входили в нашу программу, в условиях ограниченного времени не всегда бывает возможность

бусы не подъезжают к каждому отелю ввиду невозможности развернуться; и на автобусные экскурсии туристы собираются на площади перед зданием Гранд Опера. Мы специально выбрали маленький уютный отель Havane в центре города на рю де Тревиз. Рядом находилась станция метро Кадет, можно было и пешком дойти до нужных объектов. К сожалению, у нас не было возможности посмотреть балет и послушать оперу. Мы взяли билеты и самостоятельно совершили экскурсию по зданию Гранд Опера, побывали в зрительном зале с чудесным потолком, расписанным Марком Шагалом.

Наше знакомство с Лувром было явно недостаточным. Сказать всего несколько слов об одном из лучших музеев мира – лучше не говорить ничего. Мы были в Париже всего неделю, а хотелось бы остаться там надолго. Была бы возможность, мы хотя бы несколько недель посвятили Лувру.

Побывали в Музее д’Орсэ, находящемся в здании реконструированного железнодорожного вокзала. Основу коллекции составляют работы импрессионистов и постимпрессионистов. Мы были на выставке этого музея, когда её привозили в Москву, но познакомиться с первоисточником – другое дело. В одном из залов у меня состоялся интересный диалог со смотрительницей зала; увидев на моей шее цепочку с хамсой (кулон в виде охраняющей руки), она подошла и спросила, еврейка ли я; она тоже оказалась еврейкой, родившейся в Париже и имеющей отца – марокканского еврея. Девушка расспросила меня, откуда я и надолго ли в Париже, нравится ли мне здесь. Говорила я с ней на плохом английском, но поняли друг друга мы хорошо. Мир тесен. Мой английский язык резко улучшается, когда я бываю за границей, в Москве же я его быстро забываю. Побывали мы также в Центре Помпиду. Деятельность Центра посвящена современному искусству 20-го века.

Мне очень хотелось побывать в одном из парижских кабаре и в Булонском лесу. Явно привет от Ги де Мопассана. И вот мы отправились в Булонский лес. По дороге мы набрели на памятник господину, у ног которого сидит ворона с куском сыра в клюве, а к ней подкрадывается лисица. Муж утверждал, что это Крылов, я же сказала, что это Лафонтен. Спор разрешила проходившая мимо маленькая аккуратная французская старушка. Она улыбнулась и подтвердила мою правоту. Этот памятник относительно новый, установлен в 1983 году, автор работы – скульптор П. Корейа.

Дойдя с небольшими приключениями до Булонского леса и присев на скамейку отдохнуть, мы увидели, что к нам спокойно подходят весьма упитанные крупные зайцы. Несмотря на внушительные размеры, бегали они быстро, и мне не удалось их сфотографировать. Оказалось, они водятся в лесу, находящемся в черте города. Погуляв по лесу и покормив уточек в пруду, мы вернулись в отель. Вечером нас ждала встреча с кабаре Лидо!

Очень приятной была вечерняя прогулка на катере по Сене, запомнилось посещение Монмартра – квартала художников и многое другое.

Обо всём в рамках биографического очерка рассказать невозможно, и я не ставила себе такой задачи. В моём повествовании звучали и ещё прозвучат еврейские мотивы.

История еврейского квартала

Признанным еврейским центром Парижа является район Маре, а точнее , улица Розье с примыкающими к ней кварталами. По утверждению некоторых историков, евреи в Париже появились в 5-м веке; к замкам первых франкских королей вела улица, называемая Еврейской. Район, где сейчас расположен аэропорт Орли, был еврейским поселением Вилль Жюиф. Первая еврейская община обосновалась в районе Маре уже в 12-го веке. В самом начале здесь поселились евреи-сефарды из Испании и Португалии, позже стали приезжать ортодоксальные евреи из Эльзаса и Восточной Европы. В конце 19-го века сюда селились эмигранты из России и других стран Восточной Европы, открывались еврейские школы и ешивы. Евреи, в основном выходцы из России, утвердили за Парижем репутацию художественной и культурной столицы. Здесь творили Амедео Модильяни, Хаим Сутин, Марк Шагал и другие известные художники. В начале 20-го века была спроектирована архитектором Эктором Гимаром самая большая парижская синагога в стиле модерн и затем построена. К огромному сожалению, в 1940 году синагога была взорвана фашистами, её полностью восстановили в послевоенные годы. Пострадала не только синагога, многие жители района погибли в лагерях смерти Дранси и Освенцима. В 50-60 годы 20-го века ашкеназское еврейское население в большей части сменилось сефардским, выходцами из Северной Африки, Туниса, Марокко, Ливана и Алжира.

Как я уже упоминала, мы жили на улице Тревиз недалеко от Гранд Опера, отнюдь не в еврейском квартале, но у нас сложилось впечатление, что именно в нём. По вечерам мы могли наблюдать прогулку почтенного раввина с ребецен (женой) в сопровождении телохранителя; видели, как юноши-ортодоксы в традиционной одежде спешили в пятницу до начала шаббата добежать до станции метро и успеть на субботнюю молитву. Недалеко от нашего отеля находилось несколько еврейских магазинчиков, торгующих кошерными продуктами, где мы часто покупали что-то себе на ужин. Также рядом было два маленьких ресторана с кошерной еврейской едой, куда мы иногда заходили пообедать, и очаровательная кондитерская с вкусными пирожными, которые продавал живописный ветхозаветный старик в кипе.

Писать и говорить о городе, ставшем одним из самых любимых, можно бесконечно.

Желание рассказать о моей семье у меня возникло давно. Игорь, наш младший сын, в начале 2015 года женился на Алле, умной и красивой девушке, с которой встречался уже год. 29 октября 2015 года в свой день рождения Алла сделала себе и нам дорогой подарок – родила мальчика. Теперь у нас двойной праздник в этот день. У молодых появился сын, а у нас – внук, которого по общему согласию назвали Германом.

Жизнь продолжалась, мы побывали и в других местах, работали, отдыхали. Отметили 70-летие Володи в еврейском ресторане в Московском Еврейском Общинном Центре. Этот уютный зал назывался Штетл – местечко на идише.

31 мая 2020 года мы вдвоём отпраздновали 40-летие совместной жизни, Рубиновую свадьбу. Мы не смогли пригласить гостей из-за эпидемии коронавируса. Позволю себе цитату из моего же стихотворения, написанного к этой дате.

Сядем рядом, посмотрим друг другу в глаза. Ты столько всего мне взглядом сказал, что можно обойтись без слов.

Как магический круг, меня охраняет твоя любовь.

Для своих детей и любимого внука я решила сохранить историю нашей семьи. Потом дети и Гера напишут новые главы и продолжат начатое мной дело – сохранение нашей родословной.

СЫН ЗА ОТЦА НЕ ОТВЕЧАЕТ

Рассказ

Действующие лица, имена, фамилии и место действия в рассказе вымышлены, совпадения случайны. События, описанные в рассказе, достаточно характерны и повторялись не единожды с разными людьми.

Стихотворения Александра, как вымышленного персонажа, написаны автором.

Фаина и Самуил Котляр жили на окраине Москвы в деревянном доме, это был как раз тот уголок, где пригород смыкается с городом. Обычная еврейская семья, не очень ортодоксальная, но отмечающая шаббат и еврейские праздники и посещающая синагогу. Самуил – жгучий красавец брюнет, а Фаня – статная голубоглазая шатенка. Когда она шла по улице, люди оборачивались, чтобы на неё посмотреть – столько в ней было обаяния. Две дочери-погодки, Роза и Дина, статью пошли в мать, а красотой в отца. Говорят, если девочки похожи на папу, они будут счастливы. Детство у них было спокойное, отец работал инженером-механиком на заводе, а мать, будучи хорошей портнихой, брала заказы и шила дома. В соседнем доме жила русская семья: Татьяна и Николай Волковы с сыном Александром, который был на два года старше Розы. Семьи не враждовали, но близкие соседские отношения не сложились: встретившись на улице, разговаривали, но в гости друг к другу не ходили. Фане, при всей её доброжелательности, тяжело давалось общение с завистливой Татьяной, любящей обсуждать всё и всех. Дети часто играли вместе на тихой зелёной улице. Николай был слесарем по ремонту оборудования на том же заводе, где работал и Самуил.

 Всё было бы хорошо, если бы не случай, произошедший на заводе. Самуил дал задание Николаю проверить в цехе работу одного из сложных станков. Николай, работая не первый день, хорошо знал всё оборудование в цехе, в том числе и этот станок, а непосредственно перед работой Самуил всегда проводил дополнительный инструктаж. Николай ночью встречал своих родителей, приехавших из другого города, и не выспался. Приступая к работе, он не предупредил об этом Самуила, хотя по инструкции он был обязан сообщать о подобных обстоятельствах. Ремонт станка Николай провёл некачественно, в результате при работе ценный станок вышел из строя, и срывался план поставок.

Начальство обвинило Николая в порче государственного имущества, это грозило статьёй и серьёзным сроком. Испуганный Николай в объяснительной записке переложил вину на Самуила, обвинив его в том, что тот умышленно дал ему неверные инструкции. Поверили коммунисту Николаю, а не беспартийному Самуилу. Самуил был обвинён во вредительстве, осуждён и попал в тюрьму, а затем в лагерь.

Жизнь Фани с детьми резко изменилась, многие знакомые отвернулись от них. Денег, которые она зарабатывала шитьём, не хватало; заказов стало мало. Устроиться официально на работу, имея осуждённого мужа, было невозможно. Наконец Фане повезло: одной еврейской семье, знавшей её давно, нужна была няня к маленьким детям.

Материально стало легче. Фаня обращалась в различные инстанции, пытаясь доказать, что муж невиновен. В конце концов, ей дали понять, что она тоже может оказаться в тюрьме, и, боясь за судьбу детей, Фаня прекратила попытки добиться правды. Девочки ходили в школу, там эта тема почти не обсуждалась, не у них одних родственники были осуждены.

 Жизнь продолжалась. Дочки росли, помогали маме, как могли, – убирали дома, готовили, ходили в магазин и успевали сделать уроки. Учёба давалась им легко.

Саша, сын Николая и Татьяны, часто провожал Розу и Дину в школу. Он присоединялся к ним, когда они отходили подальше от своего дома. Он был постарше и, понимая, что происходит, старался избегать дома разговоров о семье Котляр. Детская дружба крепкая, но со временем Дина стала замечать, что Саша смотрит на Розу не так, как на неё, незаметные для посторонних знаки внимания не ускользнули от наблюдательной Дины.

«Знаешь, а ты Саше нравишься», – сказала она однажды Розе.

«Тебе кажется», - ответила Роза Дине, а сама задумалась. 

Саша ей тоже нравился. Красивый 15-летний юноша – это уже не ребёнок. В последнее время у Дины появились новые подружки, с которыми она возвращалась из школы, а возможно, не по годам сообразительная Дина специально оставляла их с Сашей наедине. Девочки были воспитаны в строгости, Роза ничего лишнего Саше не позволяла, он даже за руку стеснялся её взять, но ростки первой любви уже появились. Часто после уроков Роза и Саша гуляли по старому заросшему парку недалеко от школы, не боясь, что их увидят Сашины родители. Саша знал много интересных историй, а Роза была хорошим слушателем, её радовало то, что он рядом. Однажды на прогулке Саша вручил Розе тетрадь.

«Что это? Я могу сейчас посмотреть?» - спросила она.

«Нет, – ответил Саша – прочтёшь дома, когда будешь одна.»

Это были Сашины стихотворения. Роза читала всю ночь, и к утру поняла, что влюбилась. Стихи ей никто, кроме, Саши, не дарил. Роза спрятала эту тетрадь в дальний ящик стола, который запирался на ключ, и не показала даже Дине. Тайные свидания продолжались. Нежные объятия, первые веточки душистой сирени, робкие поцелуи и объяснения в любви – всё было впервые. Иногда они даже ходили на танцплощадку в парке. Роза светилась от счастья. Первая любовь – как пожар, разгорается от маленькой искорки и может угаснуть даже от небольшого ветерка. Дина знала, что Роза встречается с Сашей, и молчала, маме ничего не рассказывала. Мама догадывалась, вздыхала, но с Розой пока не говорила. Саша поступил в техникум, времени для встреч стало меньше. Фаня надеялась, что это может пройти, не всегда же первая влюблённость заканчивается серьёзными отношениями.

В конце 30-х годов вернулся Самуил, семья воссоединилась. После долгих поисков Самуил устроился на работу на небольшой завод по производству горюче-смазочных материалов. Жизнь понемногу налаживалась. Роза училась в медицинском училище и по вечерам работала в больнице санитаркой, Дина заканчивала школу.

Вряд ли Николая мучило чувство вины; возможно, он не хотел, чтобы окружающие узнали, что было на самом деле, но однажды, прихватив бутылку водки, он наведался вечером к семье Котляр.

«Давай посидим и поговорим. Я тогда боялся за свою семью» - сказал он.

«И поэтому ты донёс на меня, – ответил Самуил – о моей семье ты не думал. Уходи, доносчику в моём доме не место.

Говорить я с тобой не буду.»

Девочки, сидевшие в смежной комнате, чуть дыша, слушали этот разговор. Роза была потрясена, их отношения с Сашей оказались под угрозой. «Но ведь Саша хороший и ни в чём не виноват. И вообще, Сталин сказал, что сын за отца не отвечает», – думала она. Встречи продолжались, Роза и Саша встречались, стараясь, чтобы их никто не заметил. Первая любовь не угасала, а только разгоралась. У Розы уже было три больших тетради Сашиных стихотворений. В апреле 1941 года Розе исполнилось 18 лет, и Саша сделал ей предложение выйти за него замуж. После окончания техникума он работал на заводе, собирался уйти от родителей и снимать комнату, где они будут жить вместе.

«Я должен прийти к твоим родителям, и попросить твоей руки, как положено». Роза похолодела, она предвидела реакцию отца.

«Я согласна, но сначала я сама поговорю с мамой», - ответила она.

Разговор оказался тяжёлым. Фаина специально выбрала время, когда Самуила и Дины не было дома.

«Роза, я бы ещё как-то перенесла русского зятя, твои дети всё равно были бы евреями, но видеть в доме сына человека, который посадил твоего отца – этого не перенесу ни я, ни отец с его больным после лагерей сердцем, это убьет нас. Ваши дети будут также и внуками Волковых, это невозможно!»

«Мамочка, мы уедем в другой город»

«Нет, Роза, нет! Дай мне слово, что ты не выйдешь за Сашу замуж.»

Что могла сделать бедная Роза в свои восемнадцать лет? Она любила родителей и любила Сашу. Сердце разрывалось на две части, но она дала маме слово.

«Ну что? Ты говорила с мамой? Что она сказала?» – Саша засыпал Розу вопросами при встрече на следующий день. Он боялся услышать ответ, видя расстроенную Розу с красными от слёз и бессонной ночи глазами.

«Мама сказала, что…» – Роза замолчала и расплакалась.

Саша всё понял.

«Я не отвечаю за своего отца, я не такой, как он и никогда бы так не поступил. Я сам случайно узнал об этом из разговора отца с матерью, когда твой отец уже сидел. Скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простила. Я сделаю всё, что ты скажешь. Мы можем уехать».

«Мне не за что тебя прощать. Я люблю тебя и не знаю, как я буду без тебя жить. Ни твои, ни мои родители не позволят нам быть вместе. Я дала маме слово, что не выйду за тебя замуж».

«Роза, любимая, я не могу тебя потерять, должен же быть какой-то выход».

«Сейчас мы должны расстаться». Обнявшись, они плакали оба.

Два месяца Роза и Саша не виделись. 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Саша получил повестку явиться на призывной пункт. Роза, нарушив данное маме слово не видеться с Сашей, пришла проводить его на фронт. Она не могла не попрощаться с ним.

«Я буду тебя ждать, – сказала Роза – Пиши мне, но не на домашний адрес, а до востребования».

Саша ушёл на фронт. Через месяц был призван его отец, Николай. Осенью, когда фашисты уже подходили к Москве, ушёл на фронт Самуил. Он попал в окружение под Москвой. Из окружения он не вышел, через несколько месяцев на него пришла похоронка. Фаня не верила в его смерть, надеялась, что ошибка. Роза и Дина, закончившая медицинское училище, как и сестра, работали медсёстрами в госпитале, там же работала санитаркой и Фаня. От Саши пришло всего два письма. Розины письма возвращались с пометкой «Адресат выбыл». Единственным утешением для Розы были тетради с Сашиными стихотворениями. Вестей от сына и мужа Татьяна не получала. В 43 году ей пришло извещение, что муж пропал без вести, а в начале 44-го года – извещение о гибели сына. Беда не сблизила потерявших мужей Татьяну и Фаину, слишком глубока была душевная рана, нанесённая Николаем. После войны Татьяна переехала в другой район к матери, чтобы не оставаться одной в опустевшем доме.

9 мая, День Победы, был праздником со слезами на глазах. Надо было жить дальше и надеяться на лучшее.

На Розу, работавшую в госпитале, обратил внимание лечившийся там фронтовик Михаил, получивший ранение и лишившийся ноги ниже колена. Он уже шёл на поправку, проходил реабилитацию и учился ходить на протезе. Еврей, москвич, постарше её на 8 лет. Роза ему очень нравилась. Он уже думал о том, чтобы сделать Розе предложение, но не торопил её. Они встречались, Михаил познакомил её со своими родителями и понравился Фаине. Роза не могла забыть Сашу, но понимала, что жизнь продолжается. Михаил ей нравился, она его уважала, но не любила. Наконец он сделал ей официальное предложение, и в июне 45 года Роза согласилась выйти за него замуж. Сыграли скромную свадьбу, и молодые стали жить в доме Мишиных родителей. В марте 46 года у них родилась девочка Лиза. Лиза оказалась спокойным ребёнком, чем очень радовала маму и папу. Роза хотела продолжить обучение и стать врачом, муж и его родители её поддержали. Фаина и Дина часто заезжали к Розе, повидаться и помочь с малышкой, пока Роза занимается. Дина сама уже собиралась замуж, и иногда приезжала посоветоваться со старшей сестрой. Как-то, когда они остались в доме одни, а маленькая Лиза сладко спала, Роза достала из заветной шкатулки Сашины тетради.

Дина впервые прочитала его стихотворения.

«Как же он тебя любил и как был талантлив! Почему война забрала у нас самых лучших и самых любимых? Как ты живёшь с Мишей?» – воскликнула она. «Сашу не вернуть. А Миша меня любит, он заботливый, добрый и отличный отец.»

Годы шли. Роза стала врачом-кардиологом, у Дины с мужем росли сын и дочь, Лиза училась в институте, Мишу периодически мучили старые раны, а мама и свёкры потихоньку старели. Роза и Миша с дочерью жили отдельно и часто навещали родителей. Жизнь как жизнь, со своими трудностями и радостями. Однажды Роза после работы зашла к маме, чтобы измерить ей давление и занести продукты и лекарства. Роза не поехала сразу домой на автобусе, а решила прогуляться по скверу, подышать свежим воздухом. Задумавшись, она столкнулась с высоким мужчиной. Подняв голову, Роза не поверила своим глазам – перед ней стоял Саша, только постаревший. Этого не могло быть, ведь он погиб!

«Роза», – прошептал он.

«Ты жив! Почему ты меня не искал?»

«Давай присядем на скамейку, и я тебе всё расскажу. Это долгий разговор».

В середине войны Саша получил тяжёлое ранение и попал в госпиталь. Молодой организм взял своё, Саша выжил и пошёл на поправку. Волков – фамилия достаточно распространённая, в том же госпитале оказался его однофамилец, которого врачи не смогли спасти. Произошла путаница, и похоронку отправили по Сашиному адресу. Такое случалось во время войны. Выписавшись из госпиталя, Саша вернулся на фронт. Дошел до Берлина, имел фронтовые награды. Его не демобилизовали в мае сразу после победы над фашисткой Германией. Он вернулся домой в конце августа 1945 года.

Надеясь, что дом, где жила Роза сохранился, он пришёл туда. Фаина рассказала ему, что Роза вышла замуж и ждёт ребёнка, и попросила её не искать. Саша пытался найти Розу, он очень хотел её увидеть. Встретить Розу случайно было маловероятно: весь день Саша работал, а учась на вечернем отделении филологического факультета МГУ, возвращался поздно. Новые адрес и фамилию Розы Фаина, естественно, не сообщила. Саша решил не искать Розу, чтобы не разрушать семью.

Роза смотрела на Сашу и видела двадцатилетнего юношу, с которым рассталась почти тридцать лет назад, и думала, что жизнь могла сложиться иначе. Какой смысл думать о том, что не произошло? Она хорошая жена и мать, примерная дочь, ей не в чем себя винить. Но почему так больно? Роза понимала, что это её первая любовь, прерванная на полуслове, расправляет сложенные крылья, и ей теперь придётся жить с этой болью. Роза сильная, она справится. Ничего не надо разрушать. У Саши тоже семья, дети, работа.

«А стихи ты ещё пишешь?» – спросила она.

«Да. Недавно у меня вышел новый сборник. Я хочу тебе его подарить. Ты разрешишь, надеюсь?»

«Конечно. Я оставлю тебе свой телефон, звони лучше на работу».

Саша проводил Розу до автобусной остановки. Изредка они созванивались и встречались где-нибудь в парке или маленьком кафе. Там им никто не мешал, можно было спокойно поговорить, обсудить недавно вышедшие Сашины книги. Это было единственное, что они могли себе позволить. Так продолжалось двадцать лет, а потом Саши не стало, сказались фронтовые раны. Тетради со стихами и книги Роза передала дочери.

Стихотворения Александра

СОЛНЦЕ

из детских стихов

Солнце спряталось за лесом и не хочет выходить.

Выходи скорее, солнце. Без тебя нам плохо жить!

Ты не светишь и не греешь своим ласковым лучом.

Выходи скорее, солнце. Нам с тобой всё нипочём!

РОЖДЕНИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Стихи рождаются, как дети, Вчера их не было на свете.

Из глубины небытия Они явились. Что же я? И чтобы в жизнь их отпускать, Сначала должен воспитать.

Вот этот длинен, этот крив! И всё это старо, как миф О творчестве и о поэте.

И я теперь за них в ответе.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

На границе бессонницы и тоски Появились эти стихи.

Из обрывков коротких снов,

Из твоих и моих слов,

Из протянутой к тебе руки, Из шёпота: «Не уходи…».

Твоё лицо на моей груди.

Мы думали, это просто танец,

А время уже разделилось на «до» и «после». Первая любовь, тихий самозванец, Пришла ко мне, как нежданная гостья. Легко влюбиться, разлюбить невозможно; Стрелу поймал я неосторожно.

Ты – мой подарок судьбы.

Дорог опыт первой любви.

ВОСПОМИНАНИЯ О БУДУЩЕМ

Дождь опять стучит в окно И на сердце грусть.

Я воспоминаниями к тебе вернусь, Как в чёрно-белом кино. Плёнку можно прокрутить назад; Сесть в кресло, выпить вино.

Думать о прошлом, которое не отпускает нас И о будущем - ещё не пришло оно.

Ты – малярия в моей крови.

Ты снова, мой друг, меня позови:

Возможно, приду, а может, и нет.

Душа заранее знает ответ.

Ненужные слова разлучают людей,

Время идёт всё быстрей и быстрей…

ВСТРЕЧА

Снег на твоих волосах постепенно тает.

Мы только встретились, а мне тебя уже не хватает.

Как «плюс» и «минус» — два полюса батареек,

Притягиваются наши взгляды друг к другу все быстрее.

Мы стоим в прихожей, не в силах объятья разомкнуть.

Ничего не говори, помолчим ещё чуть-чуть.

Включим в комнате лампу. Тишина. Мы одни.

Медленная прелюдия. За окном, как звезды, горят фонари.

Мы таем от нежности. Исчезли все границы.

Сейчас мы в свободном полёте, как вольные птицы.

Ведь время не может остановиться,

Наша долгожданная встреча должна повториться.

Поцелуй на прощанье. Постоим пять минут у порога.

Мы к себе не были слишком строги.

Пока мы не знаем, что завтра будет.

Пусть жизнь сама же нас рассудит.

МОЯ СЕСТРА РИТА

В последние месяцы болезни Рита отдала мне папку со своими стихотворениями и попросила позаботиться о том, чтобы они не пропали и были опубликованы. Я не была уверена в том, что сразу смогу выполнить обещанное. Мы о многом успели поговорить в те дни, когда я приезжала к Рите; не произнося это вслух, мы понимали, что время сжимается, как шагреневая кожа.

Два последних года были для меня очень трудными: моя мама перенесла обширный инфаркт. Она поднялась на ноги, но состояние её здоровья было нестабильным – раз в несколько месяцев ей приходилось ложиться в больницу.

Рита и мама ушли от нас почти одновременно, с разницей в три недели. Они были похоронены по еврейскому обычаю, и по воле случая их сопровождал в последний путь один и тот же раввин.

Папка со стихотворениями сестры стояла в моём книжном шкафу, я часто их перечитывала и мысленно слышала Ритин голос. Прошло несколько лет, и я почувствовала, что готова ими заняться и подготовить их к публикации. Прости меня, Рита, что я так долго ждала. Моя родная и любимая сестра, я выполнила своё обещание.

СТИХОТВОРЕНИЯ РИТЫ

БЛАГОДАТНАЯ ПОЧВА

Как томно смотришь на меня,

И невдомёк тебе – роняешь в душу семена. Смотри скорей, а вот росток; Расцвёл уж первый наш цветок.

По праву наш он: твой и мой, Не оторвать взгляд – будто неземной. Он цвета неба и морей,

А обрамленье – цвет зелени полей.

А в середине – цвет песка.

Ороси его слезами, если есть тоска. Будь осторожней, не залей, Ведь он всей нежности нежней.

И поспешишь ты в дальний путь, Слова мои ты не забудь:

«И в радости, и в грустные минутки

Моя душа с тобой и эти незабудки.»

НЕ БЫТЬ БЕЗ ТЕБЯ

Пробивается солнце сквозь плотные шторы, Будит, ласкает, зовёт на просторы. Так не хочу я сейчас просыпаться,

Сны досмотреть бы – тем упиваться.

Как же нам друг к другу пробиться?

Мы не свободны – с этим нужно смириться. Хочу я кричать: «Мне не быть без тебя!» Чтобы ты услышал, поверил в меня.

Может, одуматься, остановиться, Тебя бы забыть, с тобою проститься?

Но без меня к чему ты придёшь?

Подбитым соколом к ногам упадёшь.

Если душа к другой душе стремится,

Нам с тобой разве можно проститься?

Взлетай же, мой сокол; пари высоко.

Тебя я услышу – мне станет легко.

НЕ ХОЧУ Я ПУТИ ДЛЯ СЕБЯ ИНОГО

Ах… Как чувственно с диска звучит саксофон.

Приглушим же звуки – останется фон.

Ах… Всё вокруг для меня слилось в одночасье; Я с тобой навсегда, навсегда в этом счастье.

Ах… Не жалей, оторвись от земли поскорее, Так приблизимся к цели с тобою быстрее. Вольный ветер унесёт нас в предместье, Чтобы в надежде там встретить добрые вести.

Где ты? Облака, проплывая, тебя закрывают И снова, и снова с тобою сближают.

Ах… Был ли кто в этой жизни счастливей? Летим мы с тобою в дали тёмно-синей.

Выдержи, сердце, безумство такое, Не хочу пути для себя я иного.

И снова… Ах… Всё слилось для нас в одночасье.

Лишь с тобою я хочу пребывать в этом счастье.

РАЗУМ И СЕРДЦЕ

Разум и сердце, вы вечной борьбе.

Как поступить, если так по судьбе? Утопаем в объятьях почему-то одних, А мечтаем, мечтаем совсем о других.

Разум и сердце, вы помиритесь,

Обо всём меж собою договоритесь.

Куда же заводит такая мечта? Умом понимаю, что в никуда.

Разум и сердце, не могу я забыть.

Не должна даже думать, тем боле любить.

И вновь закрываю глаза и молчу.

Твой образ увижу – твоё имя шепчу.

Разум и сердце, вы помиритесь, К раздвоению личности приноровитесь Но каждый мненье оставляет своё.

Не уйти никуда – ты счастье моё.

ТАК ТЕБЕ СКАЖУ

Прилетает голубь к моему окну:

Смотрит – не насмотрится. Никак я не пойму, Почему один он и очень уж грустит?

Но мне, скажу я честно, всё безумно льстит.

Повода для встречи ему я не даю,

От меня далеко он в неведомом краю.

Что же, моя радость, тебе мне предложить? Это так непросто – беды бы не нажить.

Не можешь жить ты в клетке. Мне не дано летать.

А как же нам с тобою вместе пребывать?

Послушай меня, пленник, так тебе скажу:

О счастье для нас с тобою судьбу я попрошу. А если она не сможет помочь мне, тогда Буду вечно ждать тебя я у окна.

ТЫ НЕ ЗАБЫЛ

День прошёл, так тянется другой. Где же ты, голубь мой родной? Если сейчас не прилетишь, Себе ты это не простишь.

Кому сказать? Глазам не верится.

Я подошла к окну удостовериться. Почувствовал, родной, мой зов и прилетел, И за окошком грустно вдруг запел.

Он ходил, о чём-то ворковал.

Как знать, на что он уповал?

Потом вспорхнул любимый и исчез; Наверно, полетел к своим он в лес. Какое счастье – меня он не забыл; Похоже, тосковал – наш час пробил.

Немного вдруг мне полегчало, Когда тебя вновь я повстречала.

Надолго ль хватит тех мгновений?

Как в сказке, жду волшебных мановений.

Я УЖЕ ТАЮ

И снова слышу плеск воды,

А под ногами – шелест золотой листвы.

Во всём я слышу голос твой.

Сильней шуми, морской прибой.

Везде я вижу образ твой.

Ты далеко, но ты со мной.

Как капли дождя ощущаю:

Ты прикоснулся – я уже таю.

Этот мир только для нас. Луна нам светит сейчас.

Мы здесь король и королева,

Лишь костюмы другие – Адам и Ева.

О, НЕБО!

Уносит скорый поезд тебя вдаль.

Стоишь ты у окна, в глазах твоих печаль.

И не заснуть тебе, наверно, до зари. В ночи мелькают тускло фонари.

Ты вспомнишь стройный силуэт.

Такой её запомнишь, пройдёт хоть много лет. Захочешь прикоснуться к пылающей щеке, Но нет моста к бурлящей той реке.

Захочешь ты припасть к её груди,

Но одиночество почувствуешь в пути, И подержать подольше пальцы рук.

Уж веки тяжелы, исчезнет всё вокруг.

О, небо! Если посылаешь эти муки, Убереги нас лучше от разлуки.

Ну подари ты новую нам встречу.

Клянусь, что я за всё, за всё отвечу.

ДЕНЬ ЗА ДНЁМ

День за днём ничего уже больше не приносит.

И душа мрачна, так неотложно встречи просит.

В моих глазах стоишь ты бесконечно.

Надолго разлучились мы, но это же не вечно.

Когда наступят морозы и растают снега, Обязательно встретимся мы с тобою тогда. Не хочу больше слышать, как от всего ты устал; А хочу я услышать, как по мне тосковал.

Встречи возможны, когда зарядят дожди; В эти дни меня ты особенно жди.

А лучше на цифрах ты погадай,

Если поделятся на три – меня ты встречай.

МОИ ПОЗЫВНЫЕ

Струйки воды так мягко стекают, В фантазии яркие меня вовлекают. То обнаженье томит и пугает,

А время торопит, уже истекает.

Я выйду из душа, наброшу халат.

Светится на столе часов циферблат.

Подумаю вновь о тебе, драгоценный.

Подключись к этой связи – связи Вселенной.

В глазах увидишь образ знакомый,

И вдруг среди ночи охватит истомой.

Услышишь без звука слова неземные:

Люблю я.., люблю… - мои позывные.

СЕРДЦУ НЕ ПРИКАЖЕШЬ

Пять лет мы рядом – это много или мало?

Неважно это, важней, что на плаву держало. Я в радости и красоте печаль топила, И это счастье: быть с тобой – я не забыла.

Не забыть твою немногословность и холодность рук, Улыбку нежную, что освещает всё вокруг.

И не забыть мгновенья долгожданных встреч. Расплата за любовь – судьбы жестокий меч.

Любовь – беда, душу и тело поражает; Она слепа, порой не тех и выбирает.

Недаром люди говорят, что сердцу не прикажешь.

Но как она мне помогла, в двух словах и не расскажешь.

НА РАССТОЯНИИ

На счастье нам любовь послал Всевышний, И мы не будем выяснять, кто третий лишний.

Не будем смешивать мы в кучу прозу и мечту.

Послушай мой рассказ, тебе незамедлительно прочту.

Всю сладость чувств пошлю тебе на расстоянии, И не томись в ночной тоске, мое желание. Купаться можешь в чане из далёких грёз, Усыплю дно я шёлком лепестков из красных роз.

Почувствуешь ты на своём лице прохладу – так Так незаметно действует твоей мечты услада. И не заметишь, как куда-то уплываешь, А обо мне ты не случайно вспоминаешь.

Почувствуешь себя, как будто в тёплой ванне, Вино не пригубив, но в состоянье странном. И на мгновенье разомлеешь в первый раз, Ещё немного – ты войдешь в экстаз.

Сеанс прошёл, и если что-то, как хотела, получилось; Я удивлюсь, такое даже мне не снилось.

ДОЛГАЯ РАЗЛУКА

Пролетала вереницей стая журавлей над рекой, Не утаив, прокричала о долгой разлуке с тобой.

Покрылась толстым льдом та река

А замерзая, не обещала ждать, но пока…

Подо льдом у реки не охладела душа; Как была, так и осталась она хороша. А берега ослепляют, стоят все в снегу; Ждут, не дождутся тебя и в любую пургу.

И хоть крепки льдины – рисковать не пытайся, Но с рекою вовеки не расставайся.

И пусть глубина её заманчивых вод недоступна, Общение с ней для тебя всегда будет путно.

МОЖЕТ БЫТЬ

Прольётся свет, и сразу всё поймёшь, Лишь позже к этой мысли сам придёшь.

Подступит так, к реке потянет с новой силой, К тем берегам, что стали круче и ещё красивей.

А может, постоишь ты у причала

И вспомнишь, как начиналось всё – сначала.

Ты вспомнишь, как руки холодом вода вмиг обожгла, Разбередила душу, а боль ведь не прошла.

Как глянул в воду – она прозрачна и чиста, Увидел в ней себя: всё началось, как с белого листа.

«Как же так?» – подумал ты. Связал ты с ней свои мечты.

Кто сказал, что всё так безнадёжно?

Как знать: сейчас нельзя, а завтра можно.

Один ведь знает про всех на свете.

Ведь там видней, и есть на всё ответы.

Может быть, пройдут недолгие года:

Теплей, теплей – и обмельчает та река.

НАМ ВЕЧНОСТИ МАЛО

Закрой глаза, когда тебе невмоготу; Заполню я собой и мрак души, и пустоту.

Тебя я заслоню и обласкаю.

Нас теперь двое – целая стая.

Мы вольные птицы, ждёт нас дальний полёт.

Никто не узнает, когда будет наш взлёт.

Устанем с тобою, присядем на ветку.

Ласкай меня вечно – взор такой меткий. Мы к озеру счастья с тобой полетим И берег пустынный в ночи посетим.

Мы ненасытны – нам вечности мало.

Умываться с тобою водой будем талой.

Так в этой жизни никто не любил!

Ты поздно пришёл – меня погубил.

ОДНАЖДЫ

Очутилась однажды я в переходе метро: Странная женщина стояла в пальто. Крупные буквы видны на табличке, Что прикрепила к груди невеличка.

«Читаю про вас», – вот такие слова.

Не могу объяснить, зачем подошла.

«Что означают эти слова?» – был мой вопрос. «Я – экстрасенс, у людей всегда будет спрос.»

Тогда я попросила про любовь рассказать, Остальное не должно её интересовать. О плохом услышать я не желала, И всё же волненье меня не покидало.

Вот появилась в руках её колода карт.

Тяну я одну; на дворе стоит март.

Так несколько раз – всё вроде неплохо, Но от последней хотелось просто заохать.

Последняя карта мне говорила, Что в этой жизни я натворила. Молодой человек, совсем непростой, Обожает меня, но только душой.

За ним стоят люди очень богатые С большими связями, влияньем объятые.

Так сладостно сердце забилось в груди.

Неужели это правда? Тогда всё впереди.

Поблагодарила я женщину и отошла, Не успела оглянуться – она уж ушла. Сколько раз я бывала в том переходе метро, Странную женщину больше не видел никто.

СОБАКА И САПОГ

Купила как-то я себе новые сапожки.

И покидая магазин, надела их на дивны ножки.

А старые продавцы в коробку положили. Своё они, уж точно, отслужили.

Два старых сапога я отнесла на свалку.

Но вдруг собака подлетела, чуть не сбив вповалку.

Она залезла мордой в мой сапог. Пора уж мне писать пролог.

Обнюхав мой сапог, оценила там меха.

Всё правильно, а вдруг там требуха.

И мордой утыкалась в мех, и лапами цеплялась, А после за ухом задумчиво чесалась.

Потом зубами лязгнула – и вот в них мой сапог. Куда-то понесла его, никто ей не помог.

За шествием собаки с сапогом

Я наблюдала долго, но ушла потом.

А через два часа вернулась я на то же место.

Второй сапог исчез – слизнули, будто тесто.

Я БУДУ ЖДАТЬ

Машина тронулась, а я осталась стоять.

Один поворот, и мы расстались опять. А на щеке теплилось ощущение кожи твоей, И в памяти будет надолго пометкой моей.

А машина летела по тёмным мостовым, И хранил ты мгновение ещё таковым.

И мокрый снег моросил за холодным стеклом. Стояла я так близко, никого не видя кругом.

А машина мчалась по тёмным мостовым, И навсегда останется в прошлом миг таковым. Так близко были твои губы и глаза,

Но виденье исчезло – засверкала слеза.

И в потоке машин буду ждать лишь твою.

Предназначено свыше – сплести с тобой судьбу мою. И пусть за окном идёт мокрый снег,

Переплелись две судьбы, я с тобой навек.

ИСПЫТАНЬЕ

Хочу я закончить все эти страданья.

За что мне такое – от чувств испытанье? Тебя не ждала, не искала нигде; Теперь ты со мною во всём и везде.

Как же понять? Если две души неразлучны, То дни без тебя беспросветны и скучны.

Неужели до конца должна быть с тобой? Кроме меня, это видит даже слепой.

Почему же я ничего не пойму?

Я так мечтаю, что стенку пройму. И как не ищу пути, чтобы скорее расстаться, Нахожу лишь один – с тобою остаться.

КТО-ТО СКАЖЕТ

Кто-то скажет: «К чему тебе вся эта суета?

От неё в душе лишь беспокойство, маета.» Но я ни на что не променяю эту маету

От чувств высоких и ощущений остроту.

Кто-то скажет: «Твои мечты несбыточны, опасны.

Зачем же мучаешь себя ты так напрасно?» Но если кому-то это не дано понять, Зачем же нужно о том им объяснять?

Чужие мнения мне вовсе не нужны.

Они душе моей по-прежнему чужды.

И как бы ни было, друг друга будем покорять.

А не мечтая, просто не сможем мы взлетать.

Дарован судьбой лишь миг, одно мгновенье.

И так мучительно мы ждём с тобою продолженья.

Я знаю – всё уходит, но это не пройдёт.

А то, что очень ждёшь, к нам обязательно придёт.

ИСКУШЕНИЕ

Мы с тобой не «тили-тили» И разом тесто не месили.

Ты послан с неба, будто каравай, И так немерено велик, хоть отбавляй.

Всем хорош: и нежен, и ароматен, И горяч, и наружностью приятен.

Как же мне тебя вкусить?

Жаром пышешь – не охладить.

Наделен ты даром неба. Не хочу другого хлеба.

Зачем меня ты дразнишь? Я не голодна.

И сказать по правде, я ведь не одна.

Как же устоять мне, ты мой «Каравай»?

В мечтах к тебе взываю, там и искушай.

ВОСПОМИНАНИЯ

Весна пришла, и вот настал апрель. Тепла тогда совсем не ощущала. Но вновь тебя увидела. Поверь, Тут чувств в душе я не сдержала.

И с губ моих вдруг сорвались Слова, что так оберегала.

Не день уже прошёл – дни пронеслись.

Храню ответ на то, что я тебе сказала.

И лягут строчки на листе, И оживут воспоминанья снова. Сказав, что помнишь о весне,

Ты в жизни закружился новой.

Я ПРЕДПОЛАГАЮ

Зловеще сидели птицы на ветке; Плела уж судьба жестокие сетки.

Зачем полетели птицы к окну моему? Почему это так? Никак не пойму.

Если б пораньше узнать мне об этом, Всё изменилось бы нынешним летом.

Предположить только можно: сейчас я в догадке – От болезни бежать бы мне без оглядки.

ГРЁЗЫ

За мокрым стеклом больничной палаты Вновь о тебе мои мысли крылаты.

Знал ли ты раньше, что такое бывает? Твой образ…Я в грёзах, меня он спасает.

Нам ветер – прохлада, облака – как перина.

Нам дождь – не помеха, не пристанет ангина. Где ты витаешь, оставь сокровенным; А что испытаешь, то будет отменным.

Так белоснежна, тонка моя кожа;

Лишь раз прикоснёшься – ну невозможно…

Пусть с расстоянья объятья так пылки, А опера эта не так уж и мылка.

И в криках любви нас гром заглушает.

Надолго ль то счастье? А кто его знает.

ГЛАВНАЯ ТЕМА

Из больничной палаты смотрю на фонтан, На стройность берёз – в душе чувств океан.

Там жизнь за окном: заботы, проблемы. У меня о здоровье – главная тема.

А ты и не знаешь, что со мною случилось.

Одно я скажу: «Беда приключилась».

Не поддамся унынию – это ведь грех. Буду тверда, как грецкий орех.

МОЯ РАДУГА

Всё чаще вспоминаю о тебе.

Злой рок написан на моей судьбе.

Хочу я верить, что всё ко мне по-прежнему вернётся И в сон волшебный вновь мы окунёмся.

Живу одним лишь днём, храню я чувств мгновенья.

Ты – радуга моя, дарю тебе свои творенья.

И в радужных тонах хочу тебе являться.

Я не забыла музыку твою. Зачем же сомневаться?

ПОМОЛИСЬ ЗА ЗДОРОВЬЕ

Лежу в больнице, устремив взгляд в потолок; Много анализов сдала я впрок.

Я в мыслях с тобою – жду, чтобы пришёл, Услышал меня и молитву прочёл.

Посмотри ты на небо: серые тучи

И дождь проливной не проходит, наскучил.

Прошу тебя с надеждой и любовью: «Ты помолись за моё здоровье.»

Поднимусь я, буду здоровой скоро;

Устреми же ты к небу ясные взоры.

Одного лишь – увидеть тебя хочу.

Как только поправлюсь, к тебе поспешу.

ПУТЬ

Ведущие к мечте извилисты дороги, Тернистый путь лежит через снега. И обивать придётся не одни пороги; Благая цель твоя так далека.

И проберётся холод под одежду, Не сморит сон от бесконечных дум. Не теряй ты никогда в себе надежды, В пути послушай свой холодный ум.

Я шла к тебе через печали, От счастья забывая обо всём. Но птицы о разлуке прокричали; Понять должна я, что почём.

Они кричали долго, надрываясь.

Того, что было, больше не вернёшь.

Я искренне в грехах своих раскаюсь,

Ты ж, без сомненья, до истины дойдёшь.

МОЛИТВА

Время ты не торопи.

Изменить ты ничего не сможешь.

Одно лишь остаётся – ждать, ну потерпи; Слезами горю не поможешь.

Мерцают огоньки в ночи.

У каждого своя дорога.

Придя в отчаянье, ты не кричи, Твои молитвы – для меня подмога.

Услышьте, я прошу, молитвы небеса, Не дайте хворому во тьме погибнуть.

Как в детстве, хочется мне верить в чудеса,

Глубины мыслей мудрецов, их смысл постигнуть.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Самым первым читателем и строгим критиком при работе над книгой был мой муж Володя. Он внимательно читал каждую главу, помогал подбирать фотографии, уточнял многие моменты, касающиеся нашего дома 19 на Совхозной улице. Его поддержка для меня очень дорога.

Мы с мужем очень признательны нашим близким друзьям Нине и Алексею Александровым, помощь которых была бесценна в трудные моменты нашей жизни. Наша дружба, начавшаяся в молодости, продолжается и сейчас. Встречи могут быть случайными, а добрые отношения – нет. Спасибо Нине и Алёше за тепло и понимание, которое они нам дарят, за то, что нас принимают такими, какие мы есть и поддерживают во всех наших начинаниях.

Я рада, что у меня есть подруга, к которой я могу обратиться в любое время. Инна Сегаль не раз помогала мне в тех ситуациях, когда я болела, когда мне срочно нужна была помощь.

Я благодарю мою подругу Лену Гришутину за добрые слова, сказанные от души. Я услышала очень тёплые отзывы о моих стихотворениях и главах из моей будущей книги.

Спасибо моему троюродному брату Леониду, троюродной сестре Любе и племяннику Борису за интерес к моему повествованию и стихотворениям, за помощь в уточнении некоторых биографических подробностей, касающихся моих бабушек, дедушек и тети.

С ЛЮБОВЬЮ И БЛАГОДАРНОСТЬЮ. ОЛЬГА