Отчий дом

Красива ли была — не знаю, но молода была, детство было, и был ОТЧИЙ ДОМ.

Помню, как во сне умерла бабушка ז"ל — мать моей мамы. Приехали сестры мамы и делили ируша (наследство), достались нам подушки, перины.....

Отчетливо помню 1933 год. Голод. Мне было 6 лет, много людей умерло с голоду. С дерева акация сняли умершего парня-украинца. Многие уезжали в Киев, а к нам пришли жить отец и мать моего отца.

Может, только раз, а может, много раз бабушка водила нас в баню. А в субботу с бабушкой ходили к ее сестрам. Каким-то особым теплом веяло в их домах, пили чай в стаканах, иногда с кихелах, и кихелах те имели особый вкус.

Дед и бабушка ז"ל умерли, когда я уже была в 4-ом классе.

После голодного 33-го, года были немного лучше, но тоже были нелегкие годы.

Отец работал на пром.комбинате в слесарной мастерской, мало зарабатывал и много курил. Помню самое первое: мама покупала махорку. Нас было трое детей, и все учились. Я была самая младшая. Мама старалась подработать, ибо очень бедно мы жили.

Так сразу после Пурим мама в нашем доме организовывала "подряд". Пекли мацу для жителей городка. А городок был красивый: красивые ровные улицы, но нет, были и переулки. Один из них — Холерный переулок. Там жили несколько клезмеров. Но город — зеленый — Звенигородка, недалеко от Киева. Евреев было много: балабатим ун азей ореме лайт.

Любила я и эти "подряды". С вечера мама приносила мешочки с мукой клиентов. За ночь пекли мацу, а на рассвете, перед школой, я разносила в белой простыне выпеченную мацу. Были семьи, к которым надо было заходить только с черного хода, но за мацу — вернее, за работу — хорошо платили. Многие "дамы" сами были при выпечке и из пары килограммов муки пекли мацес с яичками, но были очень набожные евреи, что заставляли после выпечки такой мацы печь заново, пропалить и на втором боку их мацу печь, и чтобы, Боже упаси, шихса не месила тесто. Но особо красивая маца выходила у моей сестры, и с тех пор, как я помню себя, так каждый год мацу пекли только у нас, и были у нас постоянные женщины, которые тоже искали заработок.

Помню и субботы. В субботу мама ничего не делала, надевала специальный платок и садилась читать молитвы. Я читать не умела на идиш, мы учились в украинской школе, но я любила держать тот молитвенник в руках. Я не знаю, откуда он у нас появился, — может, ируша (наследство) от бабы — деда, но переплет был кожаный, очень красиво оформленный. Первые немцы, как зашли в наш дом, так сразу один немец забрал эту книгу, а книга была тяжелая, в ней было несколько килограмм.

Мама каждую субботу и в праздники читала молитвенник, правда, на праздники в одном доме собирался миньян, но никогда я среди них не была. Только в Йом Гакипурим мы, дети, ходили слушать шофар, но мы любили маахалим (еду) праздничную, и мама всегда старалась хоть на праздник сделать что-то вкусное. А праздник Шавуот — Швуйс был одним из самых приятных праздников: весь дом, пол и даже стены были завешены шелковой травой. В доме была неделя зелени. А вкус молочной пищи! Этот вкус не забыть.

Но мы учились в школах, и мама была довольна, что мы все учимся, выйдем в люди, ибо мама по-русски говорить не умела.

У мамы были два платья девичьи. Они лежали, и время от времени мы переодевались и устраивали театр. Я даже не знала про пуримские карнавалы. Про Пурим я знала, что был злодей Аман и что надо кушать оменташим, но мы, дети, много пели сами дома и танцевали под пение. Радио не у всех было, а патефон — вообще был редкостью, и только у богатых. Песни мы любили. Моя старшая сестра очень красиво пела. В школе она часто брала первые места за пение, и ее награждали премиями. Она получила книгу "Как закалялась сталь" Островского и "Гибель эскадры" Корнейчука.

Я закончила 7-ой класс в 1941 году.

И началась война.

И разрушился отчий дом.