Земелах: советские еврейские эго-документы

Моя семья — жизнь и судьба

М. Гиршгорн: Моя семья — жизнь и судьба

Родился я в [рукописная вставка: 24/XII] 1886 году в захолустном городе Смоленской губ. г. Мстиславле. Родители были ремесленниками, один дедушка портной, а другой медник-слесарь. Отец, по болезни своей, не мог зарабатывать и был на иждивении своих родителей. В 40 лет он умер, оставив после себя четверо детей, из коих я самый старший. Мать воспитывала нас трудами своими (вязала чулки, шила башлыки и продавала их в своем ларьке). С 10-ти летняго возраста я уже оставил родной город и учился в ближайших городах в благотворительных школах, и так я учился до смерти отца (17-ти лет) в том числе я 1 год пробыл у дедушки слесаря и изучал это ремесло. Затем мне нужно было помогать матери и я должен был бросить учение и найти заработок. 4 года до призыва на военную службу я жил у арендатора мельницы в деревне, помогал [рукописная вставка: ему] в хозяйстве и обучал [рукописная вставка: его] детей и за это я получал 100 рублей в год на всем готовом и на эти деньги мать могла содержать свою семью. В 1908 г. я приехал в С.Петербург поступил на лесопильный завод на малой Охте и получал 18 руб. на всем готовом, но здесь мне пришлось столкнуться не только с материальной нуждой и эксплоатацией, но и с безправием, не имея права жительства вне черты еврейской оседлости. Много раз я был выслан в 24 часа, но я задался целью усовершенствоваться в науках и зарабатывать для поддержания матери с [рукописная вставка: ее] детьми и поэтому я приписался слесарем при мастерской, а занимался уроками и самообразованием. И так до войны.&nbsp; В 1915 году я поступил на завод в контору Столярно-Бондарного завода сначала конторщиком, а затем счетоводом и в конце бухгалтером прослужил до 1917 года.
В 1918 году, когда завод закрылся, я поступил на службу в Петро-коммуну на должность пом. бухгалтера и работал до 1919 г.
1-го июля 1919 г. я поступил в ПЧК [Петроградская Чрезвычайная комиссия] на должность Бухгалтера, а с 1-го февраля 1920 года я был назначен в Казначейство [Петроградского губотдела ГПУ] Зав.Казначейством в каковой должности я нахожусь по сие время [согласно послужному списку, до 1925 г.].
Зав. Кассой П.П.ОГПУ в ЛВО [Полномочное представительство Объединенного государственного политического управления в Ленинградском военном округе]
[1925 г.]

Автобиография

С.Л. Раер: Автобиография

[Резолюция:] Назначить плату 50 руб
12.VIII.24
В платную подкомиссию медфака&nbsp;
Гр-ки Типографовой Ш.Я.,
ст. IV курса м.ф.
Ввиду того, что я нахожусь на иждивении брата, С.Я. Типографова, который работает парикмахером в цирюльне, находящейся на Сенном рынке, имеет патент I разряда и имеет, кроме меня, на своем иждивении мать и сестру, я совершенно не в состоянии внести такую колоссальную сумму, в количестве 100 золотых рублей, и даже 50 рублей, как это положено для лиц, находящихся на иждивении мелких кустарей и ремесленников, к которым принадлежит мой брат. Поэтому я убедительно прошу платную подкомиссию освободить меня. Прошу также обратить внимание на мое пролетарское происхождение и на все тяжелые годы в течение моей жизни, начиная с первого дня рождения. Когда я родилась, отец мой служил приказчиком розничной керосиновой лавки конторы Каспийского товарищества, где и продолжал служить до последнего дня своей жизни &ndash; до 1911-го года, когда умер от туберкулеза. Я в год смерти отца была в первом классе среднего учебного заведения, правда, средств у меня не было, но я ежегодно была освобождена от платы за право учения как не имеющая средств. Брат же, будучи маленьким мальчиком, по желанию и настоянию отца учился ремеслу и после смерти отца уже сам зарабатывал, служа парикмахером. Так, перебиваясь с хлеба на воду, мы были на его иждивении, правда, я несколько помогала ему, давая частные уроки, репетируя детей. Так жили мы до 1920-го года, когда брат был мобилизован Красной армией. Не имея средств к существованию, я и сестра поступили на службу в Водный Транспорт, где я прослужила до 20 августа 1920 года, когда была откомандирована в Перм. Гос. Ун. для сдачи минимума для поступления на II курс. В это же время мы имели соответствующие документы от брата и жили на полном обеспечении как семья красноармейца, В 1922-м году брат был демобилизован и возвратился в г. Пермь. Взялся опять за свое ремесло &ndash; начал работать парикмахером.
Я же теперь, находясь на его иждивении, не имею никаких средств к существованию, а брат, на иждивении которого находятся, кроме меня, мать и сестра, не в состоянии внести такую колоссальную сумму, какую назначили мне &ndash; в количестве 100 золотых рублей. И еще раз напоминаю: он не в состоянии даже внести за меня 50 руб, каковую сумму платят лица, находящиеся на иждивении мелких ремесленников.
Я уверена, что платная подкомиссия учтет мое пролетарское происхождение и всю тяжелую жизнь в течение прошлых годов и не оставит мою просьбу. Чтобы убедиться в скромности нашей пролетарской жизни, я бы убедительно попросила платную комиссию обследовать нашу квартиру, (где мы живем 12 лет) и парикмахерскую, где работает брат. 
 О себе еще могу добавить, что принимаю активное участие в Общественно-медицинском кружке, находящемся при клубе пролетарского студенчества.
Прилагаю следующие удостоверения и справки:
1) Удостоверение, выданное 20-й стрелковой дивизией Красной армии
2) Справка о бесплатном обучении в средней школе
3) Справка о том, что брат не эксплуатирует наемных работников, а зарабатывает своим трудом.
4) Справка о квартире и о том, что мать не имеет недвижимого имущества
5) Справка о том, что отец действительно был служащим
Еще раз прошу учесть все и освободить меня от платы, каковую, свыше 10 рублей, не могу внести.
Справка о времени призыва и демобилизации имеется в личной книжке Типографова Самуила Яковлевича, выданной Пермским Губвоенкоматом. Выпиской категории за N59.
Ш.Я. Типографова 12.VIII.24

[Прошение]

Ш.Я. Типографова: В платную подкомиссию медфака

[Записные книжки]

С.М. Фрейденберг: [Записные книжки]

Своих далеких предков я не знаю. Хорошо помню дедушку Лейбу. Жил он с тремя сыновьями в двухэтажном доме на бывшей Дебре, потом ул. Котовского 160. Честная трудовая семья. Дедушка и все его сыновья были стекольщиками. В Могилеве их все знали, уважали. Семья была очень дружной, но небогатой, не было много денег, не было золота, серебра. Однако (я не помню точно время) дедушку с двумя сыновьями арестовало НКВД. Требовали золота, серебра. Дедушке говорили: &laquo;Как ты видишь свои уши, так ты увидишь своих сыновей&raquo;. Весь двор и сараи перекопали, арестовали мою маму, закрыли дом на замок, и нас, троих малолетних детей, оставили зимой на улице. Нас подобрали соседи. Мама предлагала обручальные кольца, две серебряные ложки. Но это не взяли. Их, конечно, выпустили, но забрали все наличные деньги, что было не по закону. Дедушке нечем было заплатить подоходный налог за дом.
Дедушка занимался и общественной работой. Он был председателем еврейской общины в районе Дебри. Рядом с нашим домом на берегу речушки Дебри, притока Днепра, была двухэтажная деревянная синагога. На первом этаже вокруг стен были шкафчики и над ними сидения. В центре у стены &ndash; кафедра для хазана, а в центре возвышался стол, где находилась Тора во время молитв. Потолки, мне казалось, были красиво разукрашены. Голубые круги, а в них мифические животные. Каждый молящийся имел свое постоянное место. А в шкафчиках находились молитвенники. В большие праздники были и угощения. Было много бедных многодетных евреев. Община оказывала им помощь на проведение суббот и праздников. Когда синагогу закрыли, то старые верующие евреи собирались в доме дедушки. Как сейчас помню: престарелые евреи (а были среди них и столетние) носили Тору и пели обрядовые праздничные песни.
У дедушки было 3 сына и дочь. Дочь вышла замуж за Сандлера Иосифа. Он был хромой, не очень богатый, но почему-то его раскулачили, и всю семью сослали в колхоз &laquo;Колос&raquo;. У них было пятеро детей. Во время войны они находились в оккупации. Их старшая дочь, Гися, работала на железной дороге и эвакуировалась. А тетя, дядя и дочь Фаина были расстреляны немцами. А трое детей убежали, спрятались за деревьями и оттуда наблюдали за этой страшной картиной. Мужчины выкопали яму, потом всех расстреляли. Дети видели, как дрыгались ножки Фаины, торчащие из ямы. Лиза, их дочь, 1924 г. рождения, побежала к бабушке на Луполово, но бабушка уже была расстреляна. Ее спасла белорусская женщина (имени ее я не знаю, но знаю, что она была праведницей). Она держала Лизу у себя полгода, потом она ей как-то сделала паспорт на имя Новикивой Лизы. С этим паспортом Лиза оказалась в Черниговской области и там жила и работала в колхозе.
Дочь Соню спасали многие. Она оказалась в детском доме, где заведующей была жена директора 9-й средней школы, Куявская. Немцы заметили Соню, но Куявская помогла ей скрыться. Куда деваться? Кругом враги, а ты типичная еврейская девочка. Она ночью побежала в свой колхоз &laquo;Колос&raquo;. Там жила семья Короленко. После войны они работали преподавателями в 6-й средней школе на Луполово. Они ей дали адрес своих родителей в Гомеле. Она добиралась пешком. Иногда ее подвозили. Однажды ее подвозил старик. Она задремала и со сна заговорила на еврейском языке. Он ей сказал: &laquo;Деточка, не спи, а то тебя немцы расстреляют&raquo;. Она добралась до Гомеля и жила у родителей Короленко.
 А мальчик, сын Сандлеров, был белобрысым, не очень похожим на еврея. Он почти всю войну скитался по селам Могилевщины, люди помогали. Но неожиданно его узнал пасечник, приносивший им мед. Он выдал мальчика немцам, и тот погиб почти в самом конце войны.
Из шести человек этой семьи четверо погибло. Это история еврейской семьи в годы оккупации.
А теперь история жизни семьи, которая находилась в эвакуации.
Ехали на лошадях, поездом, очутились в Оренбургской области, в селе Краснохолм, в колхозе имени Петровского, работали от мала до велика.
 У старшего дяди, Ичи, было четверо сыновей и одна дочь. Все сыновья участвовали в В.О.В. Старший сын, Думчин Иосиф, был летчиком и прошел всю войну, второй сын, Яков, погиб на войне, третий &ndash; Пиня, окончив военное училище, работал начальником штаба, также прошел всю войну. Четвертый сын, Илья, после окончания школы в 1940 году был призван в армию и также прошел всю войну. После войны он учился в военном училище, но в годы космополитизма как еврей был исключен.
Средний сын дедушки, Абрам, был освобожден от армии по болезни. У него было два сына, Наум и Илья. Старший закончил военное училище и командовал пехотной ротой. Он погиб в конце 1944 года под Варшавой. Извещение о его гибели получили в день Победы. Какая это была для них травма!
Мой отец, Гедалий, тоже защищал Родину и войну закончил в Болгарии. У него было четверо детей. Я &ndash; старшая (остальные были малолетние) была мобилизована в армию по комсомольскому призыву и службу проходила в 103-м отдельном батальоне ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь). Службу начала в Сталинградской области и закончила в Польше в 1945 году. После войны я работала в школе преподавателем русского языка и литературы. Я персональный пенсионер местного значения. Мой муж, Соловьев Михаил Исаевич, был ветераном В.О.В., старшим лейтенантом, артиллеристом, прошел всю войну. Муж моей сестры Стаси, Лившиц Ефим, добровольно ушел на войну, был танкистом, горел в танке, несколько раз был ранен.
Так что вся наша семья внесла большой вклад в Победу над фашизмом.

Семья Думчиных. Воспоминания Баси Думчиной.

Б.Г. Соловьева: Семья Думчиных. Воспоминания Баси Думчиной.

Темы