Земелах: советские еврейские эго-документы

Корешки

А. Бадрицкий: Корешки

О времена! О нравы!

Л.И. Зайцева: О времена! О нравы!

Мой дедушка, отец моего отца, Зелик Айзикович Баевский (1870&ndash;1941), родился в Могилеве. (Все члены моей большой семьи родились в Могилеве.) Мой дедушка был кузнецом. Его небольшая кузница находилась недалеко от его небольшого дома. У дедушки адрес был такой: ул. Костерня, 2. Дом стоял недалеко от улицы Подвальная. Со стороны Ленинской улицы мимо Театрального бульвара надо было идти вниз. Не доходя до Подвальний, можно было с левой стороны подойти к дому дедушки. Кузница находилась выше дедушкиного дома &ndash; на возвышении &ndash; недалеко от Дома Политпросвета (белого кирпичного дома). В кузнице было жарко, шумно, дымно. Там работал вместе с дедушкой молодой молотобоец. Около кузницы лежали подковы и гвозди. На обед дедушка приходил домой, иногда я обедал вместе с ним. Пища была кошерная, бабушка Ритля хорошо готовила. Дедушка был религиозным человеком, регулярно ходил в синагогу. И бабушка была религиозной, исполняла необходимые обязанности ежедневно. Особенно в праздничные дни: Пасху (Песах), Пурим и другие праздники. Мои дедушка и бабушка были убиты немецко-фашистскими солдатами во время оккупации г. Могилева в 1941 году. Дедушкин дом был небольшой, но первый этаж занимали жильцы, которые платили деньги бабушке. На первом этаже жили две семьи. На верхнем (втором) этаже жили бабушка с дедушкой и еще две семьи, которые платили деньги бабушке за жилье. Со стороны улицы был низкий забор, калитка. Двор был небольшой, всегда во дворе бабушка держала кур. Воду приходилось приносить из колодца, который был на углу Подвальной улицы. Во дворе был сарай и туалет (деревянный домик). Со стороны двора было возвышение &ndash; гора. Наверху горы находилась дедушкина кузница. Зимой по улице Костерня дети катались на санках, на большой скорости скользили вниз. Санки назывались &laquo;тарадэйки&raquo;. В мое время в доме дедушки жил младший брат моего отца (мой дядя). Его звали Моня Баевский. Был он молодым человеком. Был он комсомольским работником, работал в газетах. Помню, что он работал на авторемонтном заводе в заводской газете. Во время войны 1941&ndash;1945 гг. он был офицером Красной Армии. Погиб в 1941 году на Западном фронте. Старшим сыном в семье дедушки был мой папа &ndash; Айзик Баевский (1900&ndash;1933). В Гражданскую войну он служил в Красной Армии. Он работал в Могилевской типографии гравером по металлу: золото, серебро, медь и сталь. В 1931 &ndash; 1932 гг. он был арестован, сидел в ГПУ. Следователь требовал сдать золото. Следователь говорил, что золото нужно для покупки тракторов в Америке. Папа дал золото, его выпустили из ГПУ, но после ГПУ папа вскоре скоропостижно скончался. Говорили, что у него случился разрыв сердца. Это случилось ночью 17 августа 1933 года. Помню, я побежал к доктору Сандлеру (он жил недалеко), постучал в дверь. Доктор Сандлер пришел, но было уже поздно. Папе было только 33 года, а мне - 10 лет. Похоронили папу на еврейском кладбище. Похоронная процессия шла через весь город. В газете &laquo;Коммунар Могилевщины&raquo; было помещено извещение о том, что рабочий типографии А.Баевский скончался 17 августа 1933 года. Газета выходила на белорусском языке. Моя мама, Мера Соломоновна Певзнер-Баевская, родилась в Могилеве в 1900 году, умерла в 1959 году в Ленинграде. Еще школьницей она стала работать в книжном магазине у Гуслицера. Всю дальнейшую жизнь была связана с книгами. После революции работала в книжном магазине в Могилеве. В 1930&ndash;1932 гг. мама была депутатом Могилевского городского совета. В горсовете она работала в секции просвещения &ndash; образования. Она была избрана в горсовет от кустарей. Она была депутатом двух созывов. До 1935 года мама работала в книжно-канцелярском магазине на Первомайской улице. Одновременно (чаще по вечерам) она работала в Доме Красной Армии (ДКА). Там она продавала книги и брошюры. Я часто вечерами смотрел в ДКА кинофильмы, присутствовал на концертах. ДКА находился недалеко от типографии. Недалеко была пожарная каланча, наверху всегда был виден дежурный, который там передвигался и наблюдал за пожарной безопасностью в Могилеве. Я, Соломон Исаакович Баевский, родился в Могилеве 24 июля 1923 года. Мы жили на Ленинской улице, то есть напротив музыкальной школы. С утра до вечера я слышал игру на разных музыкальных инструментах. Папа и мама работали, дома у нас была прислуга Варя, а потом была прислуга Степанида. До поступления в школу я год был в группе при музыкальной школе. Там мы весь день играли, пели, слушали рассказы. Я поступил в русскую школу (тогда единственную в городе). Другие школы были белорусские и еврейские. Школа находилась в Лютеранском переулке. Она была школой номер 7. В школе был и урок белорусского языка, но не каждый день. В этой школе я закончил 4 класса, потом мы переехали в Ленинград, я поступил в 5-й класс и закончил школу в 1941 году. В Могилеве я учился и в музыкальной школе &ndash; по классу скрипки. Моим учителем был Басов. В музыкальной школе был хор. В нем я участвовал. В хоре мы выступали в театре, а еще, я помню, мы выступали по радио (мы были в радиостудии). Вспомнил фамилии некоторых учеников моего класса русской школы: Цоер, Гелер, Эстрин... В 1940 году в сентябре Ленинграде открылась Военно-морская специальная средняя школа. Я был принят в 10-й класс. В школе учились только мальчики. В школе было 5 десятых классов, 5 девятых классов, 5 восьмых классов. Окончил я школу в июле 1941 года. Началась война. Сперва я был курсантом военно-морского училища. Летом 1942 года после морской практики на Каспийском море нас всех перевели в Астраханское военно-пехотное училище. Осенью 1942 года я закончил это училище. Нас, 500 молодых лейтенантов, направили на Сталинградский фронт. Я попал в 503 стрелковый полк 91 стрелковой дивизии 51 армии Сталинградского фронта. Был я командиром стрелкового взвода, адъютантом командира полка. Участвовал в атаке, контратаке, полковой разведке. 7 января 1943 года во время боя был ранен в правую руку. Был ранен разрывной пулей в локоть правой руки. Долго меня лечили в госпиталях. Последний госпиталь был в г. Уфа (Башкирия). В июле 1943 года выписался из госпиталя, поступил в Башкирский педагогический институт на исторический факультет. В сентябре 1944 года поступил в Московский Университет им. Ломоносова на второй курс, где начал изучать персидский язык.

О бывшей моей большой семье

С.И. Баевский: О бывшей моей большой семье

Своих далеких предков я не знаю. Хорошо помню дедушку Лейбу. Жил он с тремя сыновьями в двухэтажном доме на бывшей Дебре, потом ул. Котовского 160. Честная трудовая семья. Дедушка и все его сыновья были стекольщиками. В Могилеве их все знали, уважали. Семья была очень дружной, но небогатой, не было много денег, не было золота, серебра. Однако (я не помню точно время) дедушку с двумя сыновьями арестовало НКВД. Требовали золота, серебра. Дедушке говорили: &laquo;Как ты видишь свои уши, так ты увидишь своих сыновей&raquo;. Весь двор и сараи перекопали, арестовали мою маму, закрыли дом на замок, и нас, троих малолетних детей, оставили зимой на улице. Нас подобрали соседи. Мама предлагала обручальные кольца, две серебряные ложки. Но это не взяли. Их, конечно, выпустили, но забрали все наличные деньги, что было не по закону. Дедушке нечем было заплатить подоходный налог за дом.
Дедушка занимался и общественной работой. Он был председателем еврейской общины в районе Дебри. Рядом с нашим домом на берегу речушки Дебри, притока Днепра, была двухэтажная деревянная синагога. На первом этаже вокруг стен были шкафчики и над ними сидения. В центре у стены &ndash; кафедра для хазана, а в центре возвышался стол, где находилась Тора во время молитв. Потолки, мне казалось, были красиво разукрашены. Голубые круги, а в них мифические животные. Каждый молящийся имел свое постоянное место. А в шкафчиках находились молитвенники. В большие праздники были и угощения. Было много бедных многодетных евреев. Община оказывала им помощь на проведение суббот и праздников. Когда синагогу закрыли, то старые верующие евреи собирались в доме дедушки. Как сейчас помню: престарелые евреи (а были среди них и столетние) носили Тору и пели обрядовые праздничные песни.
У дедушки было 3 сына и дочь. Дочь вышла замуж за Сандлера Иосифа. Он был хромой, не очень богатый, но почему-то его раскулачили, и всю семью сослали в колхоз &laquo;Колос&raquo;. У них было пятеро детей. Во время войны они находились в оккупации. Их старшая дочь, Гися, работала на железной дороге и эвакуировалась. А тетя, дядя и дочь Фаина были расстреляны немцами. А трое детей убежали, спрятались за деревьями и оттуда наблюдали за этой страшной картиной. Мужчины выкопали яму, потом всех расстреляли. Дети видели, как дрыгались ножки Фаины, торчащие из ямы. Лиза, их дочь, 1924 г. рождения, побежала к бабушке на Луполово, но бабушка уже была расстреляна. Ее спасла белорусская женщина (имени ее я не знаю, но знаю, что она была праведницей). Она держала Лизу у себя полгода, потом она ей как-то сделала паспорт на имя Новикивой Лизы. С этим паспортом Лиза оказалась в Черниговской области и там жила и работала в колхозе.
Дочь Соню спасали многие. Она оказалась в детском доме, где заведующей была жена директора 9-й средней школы, Куявская. Немцы заметили Соню, но Куявская помогла ей скрыться. Куда деваться? Кругом враги, а ты типичная еврейская девочка. Она ночью побежала в свой колхоз &laquo;Колос&raquo;. Там жила семья Короленко. После войны они работали преподавателями в 6-й средней школе на Луполово. Они ей дали адрес своих родителей в Гомеле. Она добиралась пешком. Иногда ее подвозили. Однажды ее подвозил старик. Она задремала и со сна заговорила на еврейском языке. Он ей сказал: &laquo;Деточка, не спи, а то тебя немцы расстреляют&raquo;. Она добралась до Гомеля и жила у родителей Короленко.
 А мальчик, сын Сандлеров, был белобрысым, не очень похожим на еврея. Он почти всю войну скитался по селам Могилевщины, люди помогали. Но неожиданно его узнал пасечник, приносивший им мед. Он выдал мальчика немцам, и тот погиб почти в самом конце войны.
Из шести человек этой семьи четверо погибло. Это история еврейской семьи в годы оккупации.
А теперь история жизни семьи, которая находилась в эвакуации.
Ехали на лошадях, поездом, очутились в Оренбургской области, в селе Краснохолм, в колхозе имени Петровского, работали от мала до велика.
 У старшего дяди, Ичи, было четверо сыновей и одна дочь. Все сыновья участвовали в В.О.В. Старший сын, Думчин Иосиф, был летчиком и прошел всю войну, второй сын, Яков, погиб на войне, третий &ndash; Пиня, окончив военное училище, работал начальником штаба, также прошел всю войну. Четвертый сын, Илья, после окончания школы в 1940 году был призван в армию и также прошел всю войну. После войны он учился в военном училище, но в годы космополитизма как еврей был исключен.
Средний сын дедушки, Абрам, был освобожден от армии по болезни. У него было два сына, Наум и Илья. Старший закончил военное училище и командовал пехотной ротой. Он погиб в конце 1944 года под Варшавой. Извещение о его гибели получили в день Победы. Какая это была для них травма!
Мой отец, Гедалий, тоже защищал Родину и войну закончил в Болгарии. У него было четверо детей. Я &ndash; старшая (остальные были малолетние) была мобилизована в армию по комсомольскому призыву и службу проходила в 103-м отдельном батальоне ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь). Службу начала в Сталинградской области и закончила в Польше в 1945 году. После войны я работала в школе преподавателем русского языка и литературы. Я персональный пенсионер местного значения. Мой муж, Соловьев Михаил Исаевич, был ветераном В.О.В., старшим лейтенантом, артиллеристом, прошел всю войну. Муж моей сестры Стаси, Лившиц Ефим, добровольно ушел на войну, был танкистом, горел в танке, несколько раз был ранен.
Так что вся наша семья внесла большой вклад в Победу над фашизмом.

Семья Думчиных. Воспоминания Баси Думчиной.

Б.Г. Соловьева: Семья Думчиных. Воспоминания Баси Думчиной.

О времени, в котором мы жили: эпизоды из жизни провинциального советского врача

Арон Шулимович Боруховский: О времени, в котором мы жили